Валерий Карышев. Официальный сайт.

Валерий Карышев

ВОРОВСКОЙ ОБЩАК ПАШИ ЦИРУЛЯ

Глава первая

АДВОКАТСКОЕ РАССЛЕДОВАНИЕ

Москва, январь 1997 года

Сегодня я получил новое дело, точнее, дело на старого моего клиента Леню Сапрыкина. Три года назад я защищал его по делу о наркотиках. Тогда мне удалось вытащить его с нар. Пробыв под следствием около восьми месяцев, Леня благополучно вышел. Затем на суде удалось вскрыть много процессуальных неточностей, и суд решил направить дело на доследование. На доследовании же дело было благополучно прекращено.

Я уже стал забывать про Леню. Но сегодня, получив известие от его жены о новом аресте за наркотики, я тут же направился в Лефортово.

Лене Сапрыкину было тридцать пять лет, и он имел три «ходки» в зону. В криминальной иерархии Леня занимал особое место. Он не принадлежал ни к какой преступной группировке, жил сам по себе, таких, как он, в зоне называют «один на льдине».

Тем не менее у него были очень серьезные связи, точнее, завязки. Он знал почти всех воров, которые живут в столице, многих авторитетов. Со многими он познакомился в колониях, отбывая сроки, а с другими  —  уже на воле, на так называемых криминальных тусовках. Потому Леня и был знаком практически со всей «элитой», при этом Леня держался в тени, не выпячивался. Все же это не спасало, и время от времени его задерживали в связи с хранением наркотиков.

Вот и сегодня  —  та же статья. Но теперь, как я понял из сбивчивого рассказа его жены, он задержан в компании какого-то вора в законе. Этим и объяснялось содержание Лени в столь серьезном следственном изоляторе  —  Лефортово.

Если бы не это, то сидел бы он, как и раньше, в Бутырке или «Матросске», а тут...

В Лефортово я не был почти год. За это время следственный изолятор практически не изменился. Те же стены, выкрашенные желтой краской; единственное, на что я обратил внимание,  —  окна стали зелеными. Рядом с изолятором находился крупный банк. «Наверное,  —  подумал я,  —  спонсоров заимели. Ведь путь банкиров тернист, и очень просто из теплого, уютного кабинета с дорогой мебелью переместиться на нары соседнего «заведения».

Подъезжая к зданию, я заметил, что на заборе установлены видеокамеры, просматривающие все подъезды к изолятору. Поставив машину во дворе, я вошел в проходную, нажал кнопку вызова.

Раздался щелчок замка, дверь открылась. Я вошел, показал удостоверение конвоиру и назвал фамилию следователя, к которому направлялся. Конвоир молча взял мое удостоверение, внимательно вгляделся в фотографию, перевел пристальный взгляд на меня. После этого, сняв телефонную трубку, набрал четырехзначный внутренний номер.

На другом конце послышался мужской голос:

 —  К вам адвокат пришел,  —  и конвоир назвал мою фамилию.

Вероятно, последовало указание пропустить меня  —  конвоир вернул мне удостоверение и спросил:

 —  Куда идти, знаете?

 —  Да,  —  кивнул я.

Дело в том, что помимо следственного изолятора, в Лефортово находился следственный аппарат, точнее, Следственный комитет России.

Я знал, что большинство следователей  —  бывшие сотрудники следственной части КГБ, которая до 1991 года также квартировала в Лефортово.

Но после провала ГКЧП и реформирования КГБ Лефортовский изолятор перешел во владение МВД. Тогда, я слышал, многие сотрудники следственной части КГБ посчитали такой переход унизительным и многие уволились.

Но некоторые остались работать. Остался работать и капитан Кочергин, который вел дело моего подзащитного.

Остановившись у массивной двери, обитой коричневым кожзаменителем, я попытался постучать. Неожиданно дверь приоткрылась. Я вошел в кабинет.

Из-за стола поднялся капитан и приветливо поздоровался со мной. Я назвал себя. Капитан показал мне на стул, приглашая сесть. Я тут же протянул ему свое удостоверение, ордер, полученный в консультации на ведение данного дела, и стал осматриваться вокруг.

Кабинет был просторным. Конечно, кабинеты КГБ пусть даже бывшего, в значительной степени отличались от кабинетов следователей системы внутренних дел.

У последних кабинеты небольшого размера, да и следователи там сидят не по одному, а по трое, а то и по четверо, обставлены кабинеты потрепанной мебелью, столы постоянно завалены бумагами.

В Лефортово все было наоборот. Шкафы сталинских времен, закрытые стеклянными створками с зеленым сукном, как бы говорившим особо любопытным: не суй свой нос куда не следует, все закрыто, аккуратные столы, кресла, стол, на котором ровными стопками лежат уголовные дела. Каждое дело пронумеровано, с закладками, так называемыми «подхалимчиками», красного цвета: можно в любой момент открыть папку на нужной странице и сразу понять, на что тебе предлагают обратить внимание.

Следователю, капитану Кочергину, на вид было сорок пять  —  сорок семь лет. Это был мужчина небольшого роста, с глубокими залысинами, с типичным русским лицом. Почему-то он не понравился мне с первого взгляда.

Не могу сказать, что мы, адвокаты, испытываем большую любовь к следователям. Каждый из нас понимает, что все выполняют свои обязанности  —  они ловят, мы защищаем своих клиентов от обвинений, которые они выдвигают, иногда бездоказательно. Так что ни о какой дружбе речи и быть не может.

Но соблюдаются какие-то определенные правила игры и поведения, существует определенная дистанция.

Иногда же бывают следователи, которые эту дистанцию нарушают и сразу откровенно переводят адвоката в категорию врага  —  если ты адвокат, значит, заодно со своим клиентом, а может быть, даже из одной банды. И такие упреки иногда можно услышать от следователя. Конечно, это очень неприятно и вовсе не радует.

Задав несколько вопросов, капитан повернулся к пишущей машинке и начал печатать разрешение на встречу с моим клиентом. Машинка была допотопная, клавиши отскакивали от бумаги с резким громким звуком.

Капитан долго печатал текст, потом очень внимательно перечитал его. Найдя две или три ошибки, он стал заново перепечатывать страницу. Все это заняло у него около получаса.

Я обратил внимание, что капитан никуда не торопится. «Да,  —  подумал я,  —  это тебе не следователь районной прокуратуры или отделения милиции, где такая текучка, что все выполняется буквально на ходу, потому что пока доведешь одно дело до конца, совершается несколько других преступлений, и тебя бросают на другое, а утром следующего дня  —  следующее преступление, и опять его вешают на тебя. А тут все спокойно, размеренно».

Закончив наконец печатание и выверку небольшого текста, разрешающего мне свидание с клиентом, капитан встал и пошел подписывать бумагу у начальства. При этом он намекнул мне, что нужно выйти в коридор. «Тоже мне,  —  подумал я,  —  какое мне дело до чужих уголовных дел! Ладно, порядок есть порядок и нужно ему подчиняться».

Я вышел в коридор и стал ждать возвращения капитана. Он появился минут через десять, держа в руках подписанную бумагу, на которой также стояла и печать. Он протянул листок мне.

 —  Пожалуйста, можете идти. Знаете, где изолятор находится?  —  обратился он ко мне.

 —  Конечно, знаю,  —  сказал я,  —  на первом этаже.

 —  А что, вы уже тут бывали?

 —  Да, бывал.

 —  И по какому делу, интересно?

 —  Да уж и не помню.  —  Я не хотел затевать совершенно не нужный мне разговор с капитаном.

Спустившись с третьего этажа на первый, я вновь пошел по длинному коридору, опять нажал на ту же кнопку звонка вызова. Массивная металлическая дверь открылась.

Я вошел в небольшую комнату  —  так называемую приемную изолятора. Пройдя несколько метров, оказался у окна, где находилась картотека изолятора, протянул дежурной удостоверение и разрешение и взял листок вызова клиента.

Листок был стандартным, таким же, как и во всех других изоляторах, зеленого цвета, двусторонний. На одной стороне нужно писать фамилию, имя и отчество клиента, к которому ты идешь, указать свою фамилию, кто выдал разрешение, дату и так далее. На другой стороне  —  записи работников следственного изолятора: когда пришел, кто выводил, когда сдал и так далее.

Все эти листочки, как я уже знал из своего опыта, подшивались в так называемое тюремное дело, которое заводилось на каждого заключенного. В этом деле фиксируется все  —  не только жизнь его в камере, но и все визиты адвоката, и очень подробно, а также процессуальные права  —  право на передачи, на свидания и так далее.

Наконец я получил листок обратно, с подписями, разрешающими мне вызвать своего клиента, и снова вернулся в небольшой коридорчик, предбанник, где мне нужно было ожидать своей очереди. Я протянул листок в небольшое окошко, что-то типа окошка кассы на железнодорожном вокзале. Взяв удостоверение и листок, капитан сказал:

 —  Сейчас все кабинеты заняты, так что вам придется подождать.

«Ясное дело,  —  подумалось мне,  —  подождем, делать нечего».

Я вернулся и сел в небольшое кресло. Стал осматривать помещение, в котором находился. Оно было стандартным. Несколько стульев, кресла, диванчики, стол с черным телефоном времен Сталина. Стоп, наверху  —  видеокамера.

В комнате со мной находилось еще несколько человек. Осмотрев их, я понял, что двое из них  —  адвокаты, а один, вероятно, следователь, так как он без конца звонил своим коллегам и узнавал, не звонили ли ему и не приходили ли, не ищут ли его. «Если ты такой беспокойный,  —  подумал я,  —  то езжай в контору и сиди там!»

Обратил внимание, что как только я сел в кресло, видеокамера, просматривающая помещение, сразу развернулась в мою сторону. Так, видимо, меня начали изучать. Как же, новая личность в предбаннике появилась! Наверное, сейчас меня снимают для архива  —  вот, приходил такой-то адвокат, надо и его запечатлеть.

Мое ожидание было относительно недолгим  —  не более тридцати минут. Все тот же капитан из окошка назвал мою фамилию. Я молча поднялся и подошел. Капитан сказал:

 —  Вам разрешается взять с собой только блокнот, ручку и пачку сигарет, если вы курите. «Дипломат» придется оставить в специальном ящике.

Подчинился его указаниям. Закрыв свой портфель, взяв жетончик и ключ от кабинета, прошел через две тяжелые двери, которые капитан открыл с помощью специального зуммера.

Я оказался в просторном коридоре. С правой и с левой сторон были двери в следственные кабинеты. На полу  —  красная ковровая дорожка. Висели приличные люстры. В конце коридора  —  снова видеокамера, фиксирующая передвижение. Конечно, коридоры Лефортовского изолятора очень существенно отличаются от коридоров «Матросской Тишины» и Бутырки. Тут все еще чувствовался налет величия, серьезной и солидной организации, «конторы»!

Наконец я отыскал дверь с нужным мне номером, вставил ключ в скважину и открыл ее. Следственный кабинет также был просторным, около восемнадцати метров. Там стоял стол, два стула, намертво прикрепленные к полу, небольшая ковровая дорожка на полу от двери до окна, люстра под хрусталь на потолке. На стене  —  след от какого-то портрета. На окне  —  помимо решетки, две рамы с какими-то датчиками.

Я огляделся, ища записывающие или прослушивающие устройства, но ничего не заметил. Достал блокнот, открыл его, написал фамилию Лени, имя, отчество, год рождения  —  начал свое адвокатское досье.

Наконец дверь открылась, и конвоир ввел в кабинет Леню. Тот, увидев меня, радостно улыбнулся. Я также улыбнулся ему в ответ. Леня подошел ко мне и протянул мне руку. Мы поздоровались.

Я начал традиционно:

 —  Ну что же, неплохо выглядишь!

 —  Шутите, что ли?  —  недоверчиво спросил Леня.

 —  Нет, ты в самом деле выглядишь неплохо. Когда мы с тобой последний раз виделись?

 —  Около двух лет назад.

 —  С тех пор ты даже помолодел!  —  улыбнулся я.

Действительно, Леня выглядел достаточно хорошо. Я знал, что определенная категория клиентов, которые относят себя к элите преступного мира, знают себе цену, поддерживают свой внешний вид на очень высоком уровне. Леня, вероятно, тоже причислял себя к этой категории. Аккуратно причесанные темные волосы, одет в бежевую водолазку и в бежевые брюки с аккуратными стрелками. Летние ботинки на тонкой подошве были вычищены идеально.

Леня поймал мой взгляд и спросил:

 —  Что-нибудь не так?

 —  Да нет, все нормально. Восхищаюсь твоим внешним видом,  —  ответил я с улыбкой.

 —  А что такое?

 —  Да вот,  —  я бросил взгляд на стрелки на брюках,  —  одного не понимаю: как ты в условиях камеры умудряешься гладить свои брюки? Ведь, насколько мне известно, утюга тебе по инструкции не полагается.

Леня загадочно улыбнулся, оценив мой юмор.

 —  А что, вы и вправду не знаете, как мы гладим?

Я покачал головой:

 —  Нет, не знаю.

 —  Фанычем.

 —  Фанычем?  —  удивился я.

Леня улыбнулся.

 —  Берешь металлическую кружку, нагреваешь ее на плитке и гладишь.  —  Тут же он посмотрел на свои брюки, вероятно, подумав, что я мог заметить какой-либо брак, складочку.

 —  Нет, нет,  —  успокоил я его,  —  у тебя все нормально, по высшей категории! Даже у меня брюки так не отглажены, хоть я и с воли.

 —  Кстати, как на воле?  —  спросил Леня.  —  Мою жену видели?

 —  Да, вчера приезжала. Обрадовала меня, так сказать, что тебя опять «приняли».

 —  Да,  —  махнул рукой Леня,  —  и опять по-глупому!

 —  Слушай, Леня, сколько я тебя знаю, все одно и то же! Назови хоть один раз, когда ты попал не по-глупому! Все говорят одно и то же: по-глупому, случайно, а результат все равно один  —  опять под следствием, опять на нарах!

Леня молча улыбнулся и кивнул, соглашаясь со мной.

 —  Насколько мне известно, ты сегодня не один идешь, а в какой-то компании?

 —  Да,  —  подтвердил Леня.  —  Законник, цыганка и бывшая спортсменка.

Как я понял, все они обвинялись в одном  —  в незаконном хранении и распространении наркотиков.

 —  А вы знаете,  —  неожиданно сказал Леня,  —  с кем я в камере сижу?

 —  С кем же?

 —  Догадайтесь!

Я понял, что Леня хочет ошеломить меня своим сообщением о своем сокамернике.

 —  С бывшим Генеральным прокурором?  —  предположил я, зная, что не так давно бывший и.о. Генерального прокурора был помещен в Лефортовский следственный изолятор.

 —  Нет,  —  отрицательно покачал головой Леня и, наклонившись ко мне, прошептал:  —  С Пашей Цирулем.

 —  С Пашей Цирулем?  —  переспросил я в полный голос.

Леня утвердительно кивнул головой:

 —  Вы его знаете?

 —  Ну, лично его не знаю, но, конечно, очень много о нем слышал.

Это личность очень яркая и известная в элите криминального мира. Вор в законе союзного значения, да еще из тех, кто был крещен чуть ли не раньше, чем сам Япончик! Архиепископ криминального мира, держатель общака славянских группировок  —  вот что мне было известно о Павле Васильевиче Захарове, больше известном под кличкой Цируль.

 —  Ну и как он?  —  спросил я.

 —  Нормально. Я-то с ним раньше знаком был. На зоне вместе отдыхали. А сейчас в какой-то мере повезло.

Я понимающе кивнул. Забегая немного вперед, к будущим нашим беседам, которые проходили позже, хочу сказать, что восемьдесят процентов нашего разговора с ним касались именно Паши Цируля.

Леня рассказывал мне детали его биографии, случаи из его жизни, о сегодняшнем состоянии Паши, говорил о его взглядах на разные вещи.

Я не понимал, зачем он мне это рассказывает, для чего. Может, для того, чтоб высказать свое отношение к нему? Или чтобы поделиться впечатлениями о яркой фигуре криминального мира? Может, были и иные причины, но почти все наши разговоры были именно о Паше.

Вскоре, через несколько посещений, я уже полностью знал биографию Паши, знал, чем он питается, что говорит по тому или иному поводу. Наши беседы стали до такой степени традиционными, что иногда я начинал разговор с вопроса  —  как там Павел Васильевич, что нового? И Леня рассказывал мне последние новости.

Однажды Леня сказал:

 —  Мы тут про вас говорили с Пашей. Он изъявил желание познакомиться.

 —  И как же я могу с ним познакомиться?  —  улыбнулся я.  —  В камеру, что ли, к вам пройду?

 —  Да нет, вы можете стать его адвокатом!

 —  Я? Адвокатом Цируля?  —  ошеломленно переспросил я.  —  Но ведь у него есть адвокат! Да, наверное, и не один, а целая компания!

 —  А кто может запретить вам быть его адвокатом? Закон ведь не ограничивает количество адвокатов. Хоть двадцать адвокатов может иметь человек!

Я кивнул, соглашаясь с Леней.

 —  Конечно, это так. Но я не понимаю, зачем это нужно?

 —  А что делать-то? У вас что, работы много?

 —  Конечно, работа у меня есть. Но такой знаменитый клиент! Конечно, это большая удача, находка для любого адвоката!  —  Я неопределенно пожал плечами.

 —  Так все же, что ему передать?  —  продолжил Леня.

 —  А кто ведет его дело?

 —  Следователь Новоселов.

 —  Погоди, он ведь заместитель начальника отдела!

 —  Да,  —  согласно кивнул Леня.

Следователь Сергей Новоселов был в то время заместителем начальника отдела Следственного комитета МВД России и был известен тем, что вел дела таких известных личностей, как Дато Ташкентский, Раф Скво, Тенгиз Пицундский, Расписной, Бичико, Бархошко, Сибиряк, и других известных воров в законе и крупных авторитетов.

 —  Так что мне ему передать?  —  повторил Леня.

 —  Не знаю, дело в том, что сейчас я должен уехать в командировку.

 —  Далеко?

 —  В Грецию. Меня не будет пару недель. А потом, когда вернусь, поговорим. Наверное, я дам согласие.

 —  Ну, отлично! Значит, пару недель мне вас не ждать?

 —  Да. Через четыре дня я улетаю. Как только вернусь, сразу же навещу тебя.

Греция, Афины, январь 1997 года

Через неделю я был уже в Греции, точнее, в Афинах. Окунуться из зимы в весну было очень приятно, и я с наслаждением совмещал командировку с отдыхом.

Как-то днем, прогуливаясь по солнечным улицам Афин, я вдруг заметил в одном из газетных киосков русскую газету «Омония», издающуюся в Греции для русскоязычного населения и эмигрантов.

Мое внимание привлек крупный заголовок, располагающийся над газетной шапкой: «Загадочная смерть в Лефортовском изоляторе Паши Цируля».

Не знаю почему, но мне стало как-то не по себе. Я подошел к киоску, купил газету. Быстро пробежал глазами небольшую заметку: такого-то числа при странных обстоятельствах умер от сердечной недостаточности известный вор в законе Паша Цируль.

Больше ничего не сообщалось.

Я посмотрел на последнюю страницу, нашел телефон и адрес газеты. Через несколько минут я уже был в помещении редакции. Газета находилась в центре города, на знаменитой площади Омония, в сером здании. Поднявшись на шестой этаж на лифте, я вошел в помещение.

Я хотел получить дополнительную информацию о загадочной смерти Паши Цируля. Для меня это было сенсацией. И не то, что в Греции, за границей, знают вора в законе Пашу Цируля, а то, при каких обстоятельствах он умер.

Разыскав главного редактора, Ариса Пападимоса, я заговорил с ним. Арису было сорок два года. Раньше он учился в нашей стране и хорошо говорил по-русски. Он объяснил мне, что информацию получил по факсу из Москвы, от одной из газет. Я попытался выяснить детали. Но Арис ничего больше сказать не мог.

Звонить в Москву мне было некому, тем более что через пять дней я должен был возвращаться.

Москва, Лефортовское СИЗО,
 январь 1997 года

Почти сразу после возвращения я поспешил в Лефортово, навестить Леню. Каково же было мое удивление, когда Леня предстал передо мной совершенно в другом виде. Он был какой-то потерянный, небритый.

 —  Ты слышал новость?  —  спросил я.

Он кивнул и тут же посмотрел по сторонам, на потолок. После этого наклонился к моему уху и прошептал:

 —  Сразу же после вашего отъезда меня перевели в другую камеру.

 —  И что?

 —  Так вот, последнее время с ним стало твориться что-то странное,  —  продолжал Леня.  —  Я подразумеваю, что его просто убили.

 —  Кто?

Леня пожал плечами:

 —  Погоны, спецслужбы какие-нибудь, кому он дорогу перешел.

 —  Да кому же он ее перешел?  —  не понимал я.  —  Насколько мне известно, после освобождения он жил спокойной, тихой жизнью, ни в какие дела не вмешивался.

 —  Все это, конечно, так,  —  сказал Леня,  —  но вы же знаете, что он был хранителем общаковских денег. А там, говорят, 150 миллионов долларов было. А Паши нет  —  нет и общака, и на него теперь все списать можно.

 —  Погоди,  —  заинтересовался я,  —  ведь это только твоя версия. Но насколько она верна? Ведь еще никто ничего точно не знает!

 —  Конечно, не знает,  —  согласился Леня. Неожиданно он продолжил, еще ближе придвинувшись ко мне:  —  У него были два адвоката, я сейчас назову вам их фамилии, вы найдите их, переговорите. Они должны что-то знать!

Я быстро записал фамилии в блокноте. Номеров телефонов у Лени, конечно же, не было, но для меня, адвоката Московской городской коллегии, найти телефоны большого труда не представляло.

В это же вечер я позвонил одному из названных Леней адвокатов. Это был пожилой мужчина. Он очень настороженно отнесся к моему предложению встретиться.

 —  А по какому вопросу?  —  переспросил он меня.

 —  По поводу одного клиента, коллега.

 —  Какого клиента?

 —  Я не могу назвать его по телефону,  —  ответил я, опасаясь, что наши разговоры могут прослушиваться.

 —  Хорошо,  —  после длительного молчания раздалось в трубке,  —  приезжайте ко мне в консультацию.

В этот же вечер я приехал к нему. К сожалению, никакого разговора у нас не получилось. Конечно, какая-то солидарность у адвокатов существует, но я не знаю, что произошло между этим адвокатом и Павлом Захаровым.

Вероятно, в чем-то они не сошлись. Адвокат был настроен враждебно и сказал, что никакой информации предоставить мне не может. И вообще, на эту тему он разговаривать не будет.

 —  А как же мне быть?  —  спросил я.

 —  Свяжитесь с другим адвокатом.

Мне ничего не оставалось делать, как последовать этому совету.

Второй адвокат оказался более общительным. Он сразу же согласился встретиться со мной. Встреча произошла также в консультации, уже другой.

 —  Послушайте,  —  спросил я,  —  почему же первый адвокат так недружелюбно отнесся ко мне?

 —  А вы разве ничего не слышали?  —  удивился коллега.

 —  Нет, а что случилось?

 —  Он же в последнее время стал прогонять адвокатов. Вот этого старичка он обвинил в том, что тот якобы является агентом КГБ. Представляете?  —  улыбнулся адвокат.

 —  И что?

 —  Просто выгнал его из кабинета.

 —  То есть, вы хотите сказать, что у него начались определенные странности?

 —  Ой, это без всякого сомнения! И очень большие странности!

Мы говорили около часа. Я уже полностью представлял себе картину происходящего в последнее время с Пашей Цирулем. Но мне необходима была и другая информация.

 —  А вы не знаете, кто вел его дело?

 —  Как же? Конечно, знаю  —  Новоселов. Но с ним говорить бесполезно. Он вам ничего не скажет.

 —  А кто мне может что-то сказать?

 —  Знаете,  —  адвокат понизил голос,  —  есть один человек, руоповец, который им занимался. Он работал в Пятом отделе.

 —  В Пятом?  —  переспросил я.

 —  Да.

Я знал, что этот отдел Московского РУОПа занимался ворами в законе и авторитетами.

Адвокат назвал мне фамилию руоповца.

 —  А откуда вы знаете, что он станет говорить со мной?  —  спросил я.

 —  А у него большие неприятности, он сам сейчас под следствием.

 —  Как под следствием?

 —  Может быть, именно поэтому, в отместку своей конторе, он захочет вам что-то рассказать. По крайней мере попытаться можно.

Меня охватил азарт, совершенно необъяснимый. Почему-то мне стало очень интересно все, что было связано с Пашей Цирулем,  —  почему он погиб, при каких обстоятельствах и действительно ли умер своей смертью?

Нет, я не собирался проводить частное расследование, раскапывать материал и давать ему ход, просто для себя было любопытно  —  настолько это была неординарная, выдающаяся личность в криминальном мире. Для меня в его смерти было очень много странного.

В этот же вечер я позвонил в Пятый отдел РУОПа. Телефон я знал хорошо, так как в недалеком прошлом вел одно дело, в котором сотрудники этого отдела оказывали оперативную поддержку следствию. В ходе обыска по одному из моих дел они изъяли некоторые личные вещи моего клиента, которые по решению суда я у них потом получал обратно.

Со многими в этом отделе я был знаком, поэтому, набрав номер, я попросил к телефону оперативника Андрея Грушина.

На другом конце провода поинтересовались:

 —  А кто его спрашивает?

Я назвал свою фамилию.

Небольшая пауза, не более полутора минут, затем ко мне обратились по имени-отчеству, которых я, кстати, не называл:

 —  А вы по какому вопросу  —  по личному или по служебному? Если по служебному, то свяжитесь с таким-то,  —  и прозвучала новая для меня фамилия.

 —  Нет, я по личному,  —  ответил я,  —  не могли бы вы дать мне его домашний телефон? Или пусть он сам позвонит мне,  —  добавил я, чувствуя, что вряд ли мне дадут номер домашнего телефона Андрея.  —  Запишите мой номер.  —  Я назвал номер своего мобильного телефона.  —  Если будет возможность, пусть позвонит срочно,  —  добавил и положил трубку.

В этот же вечер мне перезвонил Андрей Грушин. Он сразу узнал меня.

 —  Андрей, хорошо бы нам встретиться.

 —  Что-то срочное?  —  спросил он.

 —  Да, есть разговор.

 —  Хорошо. Где?

Мы определили место.

Через полтора часа встреча состоялась.

Андрей был мужчиной лет тридцати двух  —  тридцати трех, крупный, высокий  —  почти громила. Увидев, я сразу узнал его, хотя он и изменился. Прежний апломб, уверенность в себе куда-то ушли. Теперь он был немного замкнутым, скромным, постоянно оглядывался по сторонам.

Мы поздоровались, сели за столик одного из небольших кафе. Надо было с чего-то начать.

 —  Я слышал, что у тебя большие неприятности?

 —  Не то слово  —  неприятности!  —  ответил Андрей.  —  Я же в Лефортово сидел,  —  добавил он, прекрасно понимая, что я в курсе его проблем.

 —  Как в Лефортово?  —  удивился я и чуть было не спросил, почему я его там не видел; но вовремя остановился: как я могу кого-то видеть там, кроме своих клиентов.  —  И как там?

 —  Ничего, жизнь и там есть. Вот, недавно вышел. Просидел под следствием несколько месяцев.

 —  Значит, ты с одним из моих клиентов сидел?  —  намекнул я на Пашу Цируля.

 —  А кого ты имеешь в виду?  —  спросил Андрей.  —  Цируля, что ли?

 —  Да, его,  —  кивнул я.

 —  Да, с ним сидел.

 —  Слушай, ведь ты вел его дело?

 —  Ну, как сказать. Брал его, разработку по нему проводил,  —  ответил Андрей нехотя.

Тут я решил перейти к делу:

 —  Дело в том, что меня очень интересует кое-какая информация. Конечно, если она не секретная. Информация о Цируле.

 —  Да какая там секретность!  —  махнул рукой Андрей.  —  Я же теперь в конторе не работаю и вряд ли когда буду работать. Скоро суд будет.

Я прекрасно знал, что таких, как Андрей  —  находившихся под следствием работников РУОПа,  —  было семь или восемь человек. Все они проходили либо по злоупотреблению служебным положением, либо по самоуправству, либо по статьям о вымогательстве.

Обладая неконтролируемой властью, эти люди, к сожалению, сами нарушали закон. Среди них оказался и Андрей.

Конечно, его можно было понять. Может быть, в чем-то он видел несправедливость, отсутствие защиты, которую ему обещали руководители могущественной организации, в которой он некогда работал. Но сегодня все его бросили и он остался один.

Вероятно, какая-то обида на контору у него осталась, поэтому он и начал рассказывать мне очень подробно все, что было связано с его работой с Пашей Цирулем.

Говорили мы около четырех часов. За это время я даже устал от той лавины информации, которую обрушил на меня Андрей.

 —  Слушай,  —  сказал я,  —  есть вот еще один вопрос...

Но Андрей неожиданно прервал свой рассказ и спросил:

 —  А зачем тебе все это нужно?

 —  Да так, для интереса,  —  ответил я.

 —  Для интереса?  —  хитро улыбнулся Андрей.  —  Небось, общак найти хотите?

 —  Какой общак?

 —  Да тот, который пропал у Паши. Тебя же, наверное, братва ко мне прислала именно по этому поводу? Скажи честно, так?

 —  Да что ты! Я для себя хочу все выяснить!

Круг людей, располагающих определенной информацией о Цируле, постепенно расширялся.

Найти корпусного Бутырской тюрьмы Николая Гусакова и встретиться с ним не составило для меня большого труда. Ведь там мне приходилось бывать довольно часто, и меня хорошо там знали.

Но, к сожалению, очень трудно оказалось разговорить его на нужную мне тему.

Сначала он наотрез отказался говорить. При второй же встрече, когда я объяснил ему, что информация эта носит частный характер, что нужна она только для меня лично  —  для моей будущей книги,  —  он немного «раскрылся».

 —  Да, я читал ваши книги,  —  сказал Николай.  —  Они в принципе мне нравятся. Неплохо написано.

 —  Спасибо за комплимент.

Я прекрасно знал, что в последнее время мои книги читали, в основном, либо братва, либо «погоны».

Если первая категория читает, ища в них свое, родное, то вторая  —  в основном с карандашом в руках, делая пометки в своих досье о совпадении того или иного материала с их собственными оперативными наработками.

Глупо и нелепо рассчитывать на факты из моих книг, так как если даже у меня и есть какая-то информация, я никогда не горю желанием подставлять людей, тем более тех, кто находится на воле.

С корпусным Николаем мы общались также около четырех часов. За это время я узнал не только о Бутырском периоде жизни Цируля, но и о нахождении его в другом изоляторе  —  «Матросская Тишина», где его содержали после.

Теперь у меня выстраивалась более-менее ясная картина, хотя, конечно, информация адвоката, руоповца, тюремщика была далеко не полной. И уж тем более  —  не исчерпывающей.

Оставалось встретиться с «первоисточниками»  —  с братвой, с каким-нибудь авторитетом или вором в законе, который знал Пашу Цируля ближе.

Тем более что таких людей было достаточно много.

С ворами в законе мне повезло, их беспроволочный «телеграф» работает идеально, и уже на следующий день мне позвонил мой клиент, славянский вор в законе Петр Казаков, известный в криминальных кругах по кличке Петруха.

У него был какой-то вопрос ко мне. Он долго формулировал, наконец я ответил на него и затем осторожно поинтересовался, не знает ли он тех людей своего круга, которым хорошо известен был Цируль.

 —  Я его сам хорошо знал,  —  тут же отреагировал Петруха.

 —  Нет, ты не так близок был с ним...

 —  Это так. А что нужно-то? Есть какой-то «косяк» в связи с его смертью, что ли?

 —  Я не могу тебе этого сказать по телефону,  —  уклонился я от разговора.

 —  Хорошо, тогда давай встретимся вечерком, сегодня же.

 —  А где?

 —  Ночной клуб на Арбате знаешь?  —  И Петр назвал один из клубов.

 —  Да, знаю.

 —  Давай, подъезжай туда к часу. Там и перетолкуем.

Выбора у меня не было, и в час ночи я подъехал к ярко освещенному входу в ночной клуб на Калининском проспекте.

В это время клуб был полон. В зале, куда я вскоре вошел, было довольно многолюдно. Часть посетителей танцевала недалеко от импровизированной сцены, где выступала какая-то эстрадная певица, другие сидели за столиками. Среди сидящих я без труда отыскал Петра и подошел к нему.

За столиком Петра сидел еще один мужчина, лет сорока пяти  —  пятидесяти. Оба одеты в темные костюмы и дорогие рубашки. Петр был без галстука.

Я отметил, что один из них был костюмом от Армани, другой  —  от Версаче. «Вот тебе и перемены,  —  подумал я,  —  в воровском мире!»

Если раньше, во времена «воровского романтизма», если вспомнить фильм «Холодное лето пятьдесят третьего», воры в законе ходили в телогрейках, в кирзовых сапогах и кепках, то современные авторитеты щеголяют в самых изысканных костюмах.

Подойдя вплотную к столику, я заметил, что из-за соседнего стола сразу поднялись три парня, коротко стриженные, в темных костюмах. Вероятно, личная охрана Петрухи. Но тот сразу подал им знак, показывая  —  садитесь, это свой. Те медленно опустились на свои стулья.

Петя приветливо поздоровался со мной.

 —  Рад видеть тебя,  —  сказал я ему,  —  в красивой, цивильной одежде. А чаще мы встречаемся с тобой в мрачных местах, где ты обычно в спортивном костюме.

Мужчина, сидящий рядом с Петром, недоуменно посмотрел на нас, вероятно, не понимая, о чем я говорю. Петр понял это и объяснил ему:

 —  Я хочу тебе представить,  —  и назвал меня по имени-отчеству,  —  это мой адвокат.

Я кивнул. Мужчина едва заметно ответил мне. Я продолжал чувствовать на себе его взгляд  —  пронзительный, холодный, от которого стало немного не по себе. Казалось, что взгляд этот проникал через кожу.

Я знал, что законники обладают большим энергетическим зарядом и что все они  —  тонкие психологи. Они прекрасно видят человека и тут же определяют, к какой категории его следует отнести, чего можно ожидать от него в дальнейшем. На то они и законники. Вероятно, спутник Петра относился именно к этой категории.

Мужчину звали Гурам. Хотя имя его было грузинским, но на кавказца он походил мало. Время от времени он обращался ко мне  —  спрашивал, что мне заказать, что буду пить.

 —  Не знаю,  —  ответил я.  —  Может, салат, минеральную воду...

Петр сделал почти незаметное движение, и тут же у столика возник официант. Петр заказал мне сок, минеральную воду, салат и еще какие-то заморские кушанья. Себе он выбрал суп из улиток, лангуста и что-то еще. Гурам тоже заказал суп.

Мы сидели молча. Я не решался начинать разговор.

Тем временем Петр и Гурам продолжили беседовать друг с другом. Речь у них шла о нефти и бензине. Вероятно, это и был их бизнес. Время от времени разговор переходил на известных воров и авторитетов, которые также занимались различным бизнесом. Иногда они вспоминали о тех, кого «приняли» за оружие и наркотики.

Я почувствовал, что настало время для моего вопроса о Паше Цируле.

 —  Не хочу отнимать ваше драгоценное время,  —  заметил я небрежно,  —  но ты, Петр, обещал мне ответить на некоторые вопросы.

 —  Да, да,  —  согласно кивнул Петр,  —  конечно, без проблем! Что тебя интересует?

Мужчина снова удивленно взглянул на меня.

 —  Ты знаешь, Гурам, он про Пашу Цируля интересуется,  —  объяснил ему Петр.

Гурам прямо спросил:

 —  А вы что, были адвокатом Цируля?

 —  Ну,  —  я пожал плечами,  —  не то чтобы... Хотел, но не успел. Он погиб до моего вступления в дело.

 —  Да,  —  понимающе кивнул Гурам,  —  все там будем. Но ведь, как говорят, у него и так было около двадцати адвокатов? И некоторых он даже прогонял?

И разговор постепенно полностью перешел на Пашу Цируля. Через полчаса я узнал много новых подробностей о жизни Цируля. Когда я осторожно упомянул про общак, мои собеседники неожиданно замолчали, и в дальнейшем эту тему никто уже не затрагивал. Мне это показалось странным.

Улучив момент, когда Гурам встал из-за стола и пошел разговаривать с девицей, стоящей у стойки,  —  вероятно, делая ей предложение провести ночь,  —  Петр наклонился ко мне и сказал:

 —  Ты про общаковские «бабки» тему не поднимай, ладно?

 —  Почему?  —  удивился я.

 —  Потом тебе объясню. Не стоит об этом сейчас! А если захочешь еще с одним человеком встретиться, который достаточно близко терся с Цирулем,  —  и Петя потер пальцами друг о друга,  —  это можно устроить. У него как раз большие проблемы возникли по поводу общаковских лавэ. Я знаю, что он узнавал об этом. Может, и ему будет интересно поговорить с тобой. Он в Мытищах живет, знаешь?

 —  А что за человек?

 —  Авторитетный человек. Глеб Королев. Слышал такое имя?

 —  Нет, никогда не слышал,  —  я отрицательно покачал головой.

 —  Позвони ему, договорись о встрече.

 —  А он будет со мной разговаривать? Кто я такой?

 —  Ничего, будет! Ты скажи, что от меня.

 —  А может, лучше ты сам позвонишь?  —  предложил я.  —  Скажешь, чтобы он со мной встретился?

 —  Зачем? Позвони напрямую, скажи. Если не поверит  —  перезвонит мне. Такой у нас порядок.

Все ясно  —  у них существует определенная субординация, иерархия, протокольная служба, которой все строго придерживаются. Значит, Петр не может позвонить ему сам, а посылает меня со своими указаниями. Что ж, и на том спасибо.

 —  Ну, что дальше? Давай закроем эту тему,  —  Петр махнул рукой.  —  Отдыхать будем. Сейчас телок снимем. Ты как насчет этого?

 —  Нет, я в этом не участвую. Мне домой ехать надо.

 —  Вот тебе на  —  сразу домой,  —  и Петр обратился ко мне только по отчеству.  —  Зачем тебе домой? Смотри  —  место козырное, время хорошее, девчонки красивые. Давай мы пришлем тебе сейчас кого-нибудь!  —  И быстрым движением руки он показал, чтобы охранник подошел к нам. Долговязый парень в темном костюме быстро приблизился.

Петр что-то прошептал ему на ухо, показав на меня. Тот понимающе улыбнулся и направился к сцене.

 —  Да не нужно мне никого!  —  запротестовал я. Но было уже поздно.

Неожиданно со стороны входа с улицы донесся какой-то шум  —  мелькали стулья, потом послышался звон разбитого стекла. Все посмотрели туда. Боже мой! У входа стоял автобус с зашторенными окнами. Было видно, как люди в пятнистой форме, с автоматами и дубинками, выскакивали из автобуса.

 —  Ну вот и дождались!  —  сказал Петр.  —  ОМОН нагрянул! Сейчас начнут всех дубасить.

Тем временем омоновцы в пятнистой форме, в темных масках-»намордниках», в бронежилетах заполнили помещение ночного клуба. Группами по двое-трое они подходили к столикам.

Два омоновца подошли к соседнему столику, где сидели парни из охраны Петра, и громко предложили:

 —  Оружие, наркотики, колющие и режущие предметы быстро на стол!

Двое других направлялись к нашему столику. Я увидел, как Петр быстрым движением достал из бокового кармана удостоверение.

 —  Что это у тебя?  —  спросил я.

 —  Как что? Удостоверение помощника депутата.

 —  Убери сейчас же!

Я прекрасно знал, каково будет отношение к этим «корочкам» у сотрудников милиции, особенно в связи с последней волной убийств криминальных авторитетов, которые как раз обладали такими «корочками».

 —  Не надо, не «свети»!  —  продолжал я.  —  Сейчас попробуем что-нибудь придумать.

Два омоновца были уже рядом с нами.

 —  Оружие, наркотики, документы...  —  начал один из них.

Я достал адвокатское удостоверение и показал его.

 —  Я адвокат, а это,  —  показал на Петра,  —  мой клиент.

Омоновец взял в руки мое удостоверение и стал внимательно изучать его. По предыдущей практике, когда я предъявлял свое удостоверение работникам ГАИ, это всегда вызывало отрицательную реакцию: адвокат  —  значит, кредитоспособный, богатый, будем штрафовать на полную катушку! Редко когда мое удостоверение выручало в таких ситуациях.

Но в данном случае другого выхода у меня не было.

Теперь я ждал реакции омоновца. Но в этом случае мне повезло. Адвокатское удостоверение произвело на него магический эффект. Он закрыл его и медленно протянул мне; как показалось, даже хотел извиниться передо мной, но промолчал и, отвернувшись, пошел к другому столику.

 —  Что, и все?!  —  как бы не веря, спросил Петр.  —  Даже обыскивать не станут? И на пол класть не будут?

 —  Да, наверное, все,  —  ответил я.

Мы посмотрели в сторону стойки бара. Омоновцы скручивали Гурама, обыскивая его.

Я заволновался:

 —  Послушай, может, ему помощь нужна? Может, мне сходить туда?

 —  Не надо,  —  ответил Петр.  —  Гурам умеет с ними разговаривать. Если что, у него в боковом кармане «котлета» с лавэ лежит, откупится! Тем более, сейчас он чистый.

 —  Так ведь подкинуть могут,  —  предположил я.

 —  А зачем ему будут подкидывать? Он последнее время ведет себя спокойно, и никакого интереса к нему нет. Так что все будет нормально.

Но вечер, конечно же, был испорчен.

 —  Да, лучше нам все-таки уехать отсюда,  —  решил Петр.

Мы минут двадцать посидели, пережидая, пока процедура досмотра и проверки документов закончится. Как я понял, действовал районный РУОП вместе с криминальной милицией: вероятно, была получена информация о распространении наркотиков.

 —  Такие налеты тут время от времени случаются,  —  пояснил Петр, когда мы с ним выходили на улицу.  —  Ну что ж, вот и отдохнули!

 —  Да,  —  улыбнулся я.

Петр направился к черному шестисотому «Мерседесу», стоящему наготове, в котором сидели его охранники. Омоновцы, стоявшие перед автобусом, провожали Петра недружелюбными взглядами. Но Петр улыбнулся им и сказал:

 —  Все в порядке, командиры! Поехал домой!

Я пошел на стоянку, отыскивая свою машину. Пройдя несколько шагов, услышал шум, доносящийся со стороны «Мерседеса». Я обернулся и увидел, что у машины стоят две девчонки, которые, видимо, также вышли из ночного клуба. Кто-то из охранников все же сумел снять девчонок для отдыха. Я улыбнулся и сел в свою машину.

Выходя из ночного клуба, я держал в руке листок бумаги, на котором был записан телефон Глеба. Желание позвонить Глебу и как можно быстрее встретиться с ним было огромным. Помня золотое правило, что незнакомым лучше звонить из телефона-автомата, я пошел искать его. Но как назло, ни один из автоматов не работал. Это становилось характерной чертой нашего города. Правда, в последнее время, после введения телефонных карточек, ситуация стала меняться.

Обойдя несколько автоматов, я достал из кармана свой мобильный телефон. Придется звонить со своего. Я набрал номер телефона Глеба. На другом конце после нескольких гудков послышался хриплый мужской голос:

 —  Слушаю!

 —  Алло, Глеб? Это...

Не успел я представиться, как услышал:

 —  Слушай, перезвони через пять минут, я очень занят.  —  И Глеб тут же положил трубку.

Через пять минут я решил не звонить. Выждал минут двадцать и снова набрал номер.

 —  Алло, Глеб?

 —  Да, я слушаю. Кто это говорит?

 —  Это адвокат.

 —  Какой еще адвокат?

 —  Адвокат Пети Казакова. С ним все в порядке.  —  И я изложил ему свою проблему.  —  Встретиться надо.

 —  Сегодня не могу, а завтра  —  пожалуйста, звони, пересечемся. Где можем встретиться?

 —  Я могу подъехать хоть в Мытищи!

 —  А при чем тут Мытищи?  —  занервничал Глеб.  —  Не надо никуда ехать. Я в Москве каждый день бываю, пересечемся в Москве. Привет!..

Вечером я решил отдохнуть. Включив телевизор, сел в кресло и стал продумывать план беседы с Глебом.

Разговор предстоял нелегкий. Надо было так расположить собеседника к себе, чтобы он дал максимум информации по поводу пропавших общаковских денег. А тема, как я уже понял, была полностью закрыта, так что вряд ли кто решится распространяться об этом. Но попытаться следовало.

В тот же вечер мне позвонил Петруха.

 —  Ну как дела?

 —  Да вот готовлюсь с одним человеком встречаться.

 —  А что за человек?

 —  Глеб из Мытищ. Ты же сам мне телефон дал!

 —  Слушай,  —  медленно проговорил Петр,  —  будь с ним поосторожней.

 —  А в чем дело?

 —  У них там война идет между собой. До стрельбы дошло. Так что поосторожней будь!

 —  Я с ним, наверное, в Москве буду встречаться,  —  добавил я.

Вскоре мы попрощались.

Я думал про себя: «Война между группировками стала обычным делом. Но я-то к этой войне никакого отношения не имею, у меня просто частная встреча. Ничего, все будет нормально!»

Затем позвонил мой коллега. Я минут сорок говорил с ним о будущем уголовном деле, которое нам предстояло вести вместе. Неожиданно раздался звонок в дверь.

Я попросил коллегу подождать немного, отложил трубку и пошел открывать дверь.

Посмотрев в «глазок», увидел стоящего перед дверью милиционера и человека в гражданском. «Наверное, опять кто-то на меня в милицию пожаловался, что музыку громко включаю»,  —  подумал я, но на всякий случай спросил:

 —  Кто там?

 —  Это ваш участковый. Откройте, пожалуйста, дверь, нам нужно с вами поговорить.

«Время уже позднее,  —  подумал,  —  но, в конце концов, это же наш участковый, которого я знаю». И открыл дверь.

В квартиру вошли двое в штатском и участковый.

 —  Вот, приехали с вами поговорить,  —  сказал участковый, словно оправдываясь.

Один из людей в гражданском обратился ко мне:

 —  Простите, у вас есть документы?

 —  Конечно,  —  ответил я, вышел в комнату, взял паспорт и, вернувшись, протянул ему.

 —  Очень хорошо. У нас есть санкция прокурора на обыск в вашей квартире. Кого нам лучше пригласить понятыми?

 —  По какому поводу обыск?  —  ошарашенно спросил я.

 —  Повод самый обычный  —  в связи с сокрытием вещественных доказательств.

 —  Каких еще доказательств?

 —  Так кого нам позвать понятыми?  —  повторил он свой вопрос.

Наш участковый тем временем уже звонил в соседнюю дверь. Оттуда вышли соседка и сосед.

Я понял, что ситуация осложняется.

 —  Позвольте, давайте уточним,  —  и специально повысил голос, чтобы моему коллеге, который ждал на другом конце телефонного провода, было хорошо слышно все происходящее.

Я услышал, как он закричал:

 —  Может, мне приехать?

Я громко продолжал:

 —  Хорошо. Если вы собираетесь проводить следственные действия, тогда назовитесь  —  откуда вы, кто вы.

 —  Конечно,  —  произнес мужчина в штатском,  —  извините, что не представились. Мы  —  из Мытищинской прокуратуры. Вот санкция прокурора Мытищинского района на обыск вашей квартиры,  —  и он протянул мне стандартный бланк постановления на обыск.

 —  А вы сами кто?

 —  Мы  —  оперативные работники криминальной милиции.

 —  А документы у вас есть?

 —  Конечно,  —  и оба протянули мне свои удостоверения.

«Так, криминальная милиция, это  —  уголовный розыск,  —  думал я,  —  хорошая картинка получается!»

 —  А что, собственно, вы хотите искать в моей квартире?

 —  Прежде всего мы хотели узнать, есть ли у вас мобильный телефон?

 —  Да, есть.

 —  Вы можете показать его нам?

 —  Конечно.

Я прошел в комнату. Оперативник двинулся за мной.

«Интересно,  —  думал я,  —  может, он решил, что я сейчас вытащу из-под кресла автомат и начну стрелять? У меня и автомата-то никогда не было».

Подойдя к подоконнику, я взял телефон, лежавший в зарядном устройстве, и протянул его оперативнику.

 —  А какой номер телефона? Разрешение у вас есть?  —  спросил оперативник.

 —  Разрешение есть, сейчас найду.

Разрешения на мобильный телефон давно уже никто не спрашивает, но у меня, естественно, оно сохранилось. Я вытащил его из стопки документов.

 —  Вот, разрешение на мобильный телефон.

 —  Товарищи понятые,  —  произнес оперативник,  —  прошу обратить внимание  —  мобильный телефон господина адвоката,  —  он назвал меня по имени-отчеству,  —  изымается как вещественное доказательство.  —  И положил мой мобильник в полиэтиленовый пакетик.

«Одно нарушение есть,  —  заметил я про себя,  —  оперативник должен был как-то отметить присутствие понятых, а он этого не сделал. Если что  —  можно на этом сыграть. До чего же неудобно! Мытищинская прокуратура, серьезные дела по убийству  —  и вдруг ко мне. Что случилось?»

 —  Других запрещенных предметов нет?  —  спросил оперативник.

 —  Каких запрещенных?  —  переспросил я.

 —  Вы сами знаете: оружие, наркотики, взрывчатые вещества. Вы же адвокат и не хуже нас все знаете.

 —  Да, я знаю, у меня таких предметов нет.

 —  Мы вам верим,  —  сказали оперативники,  —  и не будем проводить обыск, но вам необходимо проехать с нами на беседу.

 —  Куда?  —  удивился я.

 —  В Мытищинскую прокуратуру. С вами побеседуют и отпустят. Поехали?

Теперь у меня осталось немного времени на раздумье. Нужно было определяться, ехать или нет. С одной стороны, конечно, ехать я не обязан  —  не было санкции на мой арест или задержание, а только на обыск. Но, с другой стороны... если я отказываюсь от поездки, то тогда в ответ на это они могут провести обыск по полной программе, что может привести к следующим результатам: могут подбросить какой-либо компрометирующий меня предмет  —  те же самые наркотики либо патрон. Второе  —  все имущество, мебель может быть сильно повреждена, мне назло. Тем более  —  по процедуре обыска это допускается.

Немного подумав, я решил ехать с ними. В конце концов, никакой опасности для меня не было. Скорее всего эта мера связана либо с напоминанием мне, что помимо того, что я адвокат, я еще и обычный гражданин, а следовательно, на меня распространяются все статьи УПК, включая обыски, допросы и прочее, а второе...

Второе  —  скорее всего попытка вывести меня из какого-либо уголовного дела, допросить в качестве свидетеля. В каком плане закон подразумевает это? Скажем, видит следователь или оперативный работник, что адвокат серьезно участвует в каком-либо уголовном деле, тогда он под каким-либо предлогом вызывает его как свидетеля и начинает допрашивать по тому же делу. Тогда на основании закона адвокат уже не имеет права быть защитником в этом деле. Такие уловки правоохранительные органы применяли часто.

Я дал согласие на поездку в прокуратуру.

Вскоре мы промчались на машине по пустынной Москве, выехали на Кольцевую дорогу и оказались в небольшом подмосковном городке, в четырехэтажном кирпичном здании, огороженном металлическим забором.

Несмотря на то, что было уже далеко за полночь, окна первых двух этажей были ярко освещены. Это говорило о том, что там продолжалась работа. Войдя в помещение, мы прошли по коридору и поднялись на второй этаж. Второй этаж, как я заметил, представлял собой нечто типа отстойника для задержанных, так как сразу у входа стояло несколько милиционеров с автоматами.

Вероятно, это были люди, охраняющие выход. В коридоре находилось несколько человек.

«Так,  —  подумал я,  —  значит, я не один, значит, еще несколько человек вызвали по этому делу, судя по тому, что так активно работают ночью».

Мне показали на стул недалеко от какого-то кабинета, а сами оперативники скрылись за дверью.

Прошло минут пятнадцать-двадцать, меня никто не вызывал. Я огляделся. Среди мужчин и молодых людей явно криминальной наружности заметил несколько девушек и пожилого человека. Всего насчитал шестнадцать человек. Также я обратил внимание, что по этому делу скорее всего работала целая следственная бригада, так как людей из коридора вызывали в разные кабинеты.

Наконец дверь кабинета приоткрылась, и оперативник, доставивший меня, выглянул оттуда и подал знак, чтобы я зашел.

Я вошел. За столом в небольшой комнате сидел мужчина лет тридцати двух  —  тридцати трех. Вероятно, это и был следователь. Он был без пиджака, в водолазке. Когда я вошел, следователь что-то писал.

Один из оперативников сидел за столом и внимательно рассматривал какую-то распечатку. Это была распечатка каких-то телефонных разговоров. Я обратил внимание, что на столе лежали мое адвокатское удостоверение, мой мобильник, уже вынутый из пакета, и еще несколько каких-то телефонов.

Я уже догадался, что попал в телефонную распечатку.

Тем временем следователь, бросив на меня беглый взгляд, показал на стул. Я сел. Он вытащил из папки чистый бланк, где сверху было написано «Протокол допроса», и быстро начал его заполнять.

 —  Фамилия, имя, отчество,  —  обратился он ко мне.

Я назвал себя. Затем последовали дополнительные уточнения  —  место работы, адрес и так далее. Наконец был задан главный вопрос:

 —  Итак, вы допрашиваетесь в качестве свидетеля по делу об убийстве,  —  и следователь назвал фамилию  —  Королев  —  и имя потерпевшего.  —  Я хочу вас предупредить об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, в соответствии со статьей 51 Конституции.

«Подкован,  —  заметил я про себя,  —  если статью Конституции мне напомнил!»

Следователь протянул мне заполненный листок, где я должен был подписаться, что ознакомлен со своими правами и предупрежден о соответствующей статье. Я расписался.

 —  Итак, вопрос первый. Вы знакомы с таким-то?  —  И следователь назвал фамилию потерпевшего.

 —  Нет, не знаком.

 —  Телефон номер...  —  следователь назвал номер моего мобильного телефона,  —  принадлежит вам?

 —  Да,  —  кивнул я.

Затем следователь сделал паузу, напечатав на машинке следующий вопрос, и спросил:

 —  Что вы делали в момент убийства потерпевшего?

 —  Простите,  —  прервал я. Мне было известно, что следователи любят такие провокационные вопросы и иногда им везет  —  люди начинают говорить. Но тут перед ним профессиональный защитник.  —  Когда это случилось, я могу узнать? И в момент убийства кого?

Следователь внимательно посмотрел на меня и снова назвал фамилию и имя потерпевшего.

 —  Я с ним не знаком и поэтому не знаю, какое время вы имеете в виду. Назовите мне время, и я отвечу, что делал в этот момент.

Вероятно, следователь понял, что на этот раз его примитивная хитрость не сработала.

 —  Хорошо,  —  продолжил он,  —  тогда объясните следствию, каким образом вы звонили потерпевшему с вашего мобильного телефона в промежутке между двадцатью и двадцатью двумя часами?

Судя по всему, я в это время действительно кому-то звонил, так как на столе лежала распечатка телефонных разговоров, и абзацы были выделены разноцветными маркерами  —  желтым, зеленым, фиолетовым, синим и другими. Вероятно, для каждого подозреваемого был свой цвет.

Я пожал плечами. Конечно, можно было ответить, что набрал неправильный номер телефона или неверно записал чей-то номер, тем самым полностью отсекая себя от дела. Но я посчитал, что говорить так нет смысла.

 —  Я звонил этому человеку для того, чтобы с ним встретиться.

 —  Почему вы хотели с ним встретиться? Откуда вы знаете этого человека и какова цель вашей с ним беседы?

«Ну вот,  —  подумал я,  —  называется, дал правдивые показания! Что мне ответить?» Я решил не отвечать.

 —  Послушайте, это мое личное дело, и я не обязан докладывать вам о целях моей будущей беседы и о теме разговора. Если у вас есть какие-то показания о моей причастности к этому делу, предъявляйте. Если же нет  —  давайте закончим на этом.

Вероятно, это еще больше взбесило следователя. Он встал, оттолкнул листок и повышенным голосом сказал:

 —  Слишком все грамотные стали! Слишком много все знают! Но все же не забывайте, куда вы попали! В прокуратуру! Вы знаете, чем мы занимаемся?  —  И он сбивчиво, раздраженным тоном стал перечислять мне все перспективы моего пребывания у него.  —  Да я вас...

Но тут раздался телефонный звонок.

 —  Алло,  —  бросил следователь в трубку. Вероятно, информация была весьма неприятной для него и, вероятно, какое-то отношение к этому имел я.  —  Да вы что!  —  закричал он в трубку.  —  Я сейчас разберусь с ним! Подумаешь!  —  Выслушав ответ, следователь закричал еще громче:  —  Все, все! Никаких встреч, никаких интервью!

И бросил трубку.

 —  Послушайте,  —  обратился он ко мне, снова отодвинув в сторону злополучный протокол,  —  вы что себе позволяете? Вы думаете, если вас задержали, то вы можете тут шоу устраивать?

 —  Какое шоу?  —  не понял я.

 —  Что, вы не понимаете, о чем я говорю? Вы нас за дураков держите?  —  И обращаясь к оперативникам, которые меня доставили:  —  Представляете, что творится? Сейчас к нам едет программа «Времечко» по поводу задержания адвоката,  —  и он показал на меня.  —  Они хотят взять интервью! Во какая у нас кинозвезда объявилась!

 —  Вы знаете, что никакой программы я не вызывал. Оперативники могут подтвердить это  —  я никому не звонил. Как они об этом узнали  —  для меня такая же загадка. И почему вы решили, что они едут именно из-за меня?

 —  Да потому, что они интересовались именно вами!  —  раздраженно закричал следователь.

Я прекрасно понимал, в чем дело. Это мой коллега вызвал «Времечко» для подстраховки. И правильно сделал. С другой стороны, следователь окончательно взбесился. Он постоянно повторял:

 —  Какие грамотные все стали! Спектакли, шоу решили тут устраивать! Да вы знаете, что я могу с вами сделать! Я могу вас просто по 122-й статье УПК закрыть в камеру на трое суток в качестве подозреваемого по тому преступлению, и все! А потом перед вами извинимся. А дальше  —  вы сами подумайте, как вы будете себя чувствовать в камере!

Действительно, такая перспектива была достаточно реальной. Я это хорошо понимал. Мне нужно было срочно что-то придумать, чтобы сбить его пыл.

 —  Послушайте,  —  сказал я,  —  во-первых, оперативные работники могут подтвердить, что я никому не звонил.

Те кивнули головами: да, так и было.

 —  Во-вторых,  —  продолжил я,  —  я вижу ваше предвзятое отношение ко мне...

Следователь недоуменно взглянул на меня.

 —  ...Поэтому я прошу пригласить сюда заместителя прокурора района Ивана Михайловича Деревянко.

От удивления следователь опустился на стул.

 —  Откуда вы его знаете?  —  осторожно поинтересовался он.

Для меня это было испытанным приемом. На самом деле я действительно знал Ивана Михайловича Деревянко, так как год-полтора назад, занимаясь одним делом, близко работал с ним.

Он курировал следствие, которое закончилось достаточно благополучно для моего клиента. И вообще Иван Михайлович был приветливым, общительным человеком. Вероятно, он намеревался после работы в прокуратуре перейти в адвокатский корпус, поэтому с большим интересом расспрашивал меня о всевозможных тонкостях адвокатской профессии, и мы не раз говорили с ним на эту тему.

Следователь не унимался:

 —  Я вас еще раз спрашиваю: откуда вы знаете Ивана Михайловича Деревянко?

 —  Да мало ли откуда! Может быть, я с ним вместе в институте учился! Может, мы хорошие друзья. Вы лучше у него самого спросите.

Я часто употреблял такой ход, когда следователи начинали откровенно хамить и выказывать антипатию к адвокату. Я специально называл фамилию вышестоящего должностного лица и туманно говорил о степени нашего с ним знакомства.

Прием был беспроигрышным. Это резко остужало пыл следователей, и они терялись. А вдруг адвокат говорит правду?

 —  Позвоните ему и спросите,  —  настаивал я.

 —  Я не стану беспокоить Ивана Михайловича сейчас  —  время позднее. Вот когда он утром придет, я у него в вашем присутствии спрошу об этом,  —  сказал следователь, вероятно, думая, что я блефую и беру его «на пушку».

 —  А что, я тут пробуду до утра?  —  спросил я.  —  Я что, задержан?

 —  Зачем же? Просто мы сейчас прервем допрос, поскольку в связи с полученной информацией мне необходимо проверить некоторые данные, подготовиться.

Это был ответный ход с его стороны. Он специально придумал формальный повод, чтобы продержать меня тут до прихода вышестоящего начальства.

 —  Ну что ж,  —  ответил я,  —  это ваше право.

 —  Так что, пожалуйста, гражд...  —  тут же следователь поправился, назвав меня по имени-отчеству,  —  подождите в коридоре. Я вас вызову.

 —  Когда?  —  поинтересовался я.

 —  Когда все будет готово.

Я вышел в коридор и сел на стул. С одной стороны, я сбил враждебный настрой следователя. С другой же  —  получил перспективу сидеть тут до утра, до прихода Ивана Михайловича. Что ж, пусть будет так.

Сидел молча, закрыв глаза. Неожиданно я услышал шум, доносившийся со стороны входной двери. Посмотрел в ту сторону. Дверь открылась, и в сопровождении двух милиционеров вошла женщина лет двадцати трех  —  двадцати четырех, одетая в темное платье, черное пальто и черный платок.

Глаза ее были красными, заплаканными. Вероятно, это была вдова погибшего. Она сразу направилась в сторону кабинета. Милиционеры, открыв дверь, пропустили ее внутрь.

«Значит, ее тоже будут допрашивать,  —  отметил я про себя.  —  Что ж, так нужно, в конце концов».

Примерно через полтора часа дверь кабинета вновь открылась, и женщина вышла в коридор. Она стала ходить по коридору из конца в конец. Неожиданно она подошла ко мне и спросила:

 —  Простите, у вас не будет закурить?

Я отрицательно покачал головой:

 —  Я не курю. Но подождите минуточку!

Я поднялся и подошел к одному из милиционеров, стоящих у дверей.

 —  Извините,  —  обратился я к нему,  —  можно у вас сигаретку попросить?

Он медленно достал из кармана пачку сигарет и протянул мне. Я взял две сигареты. Одну прикурил, а вторую понес незнакомке. Она поблагодарила меня, взяла сигарету и пошла к дверям, где разрешалось курить.

 —  Простите за мою нескромность,  —  начал я разговор,  —  вероятно, вы  —  вдова погибшего?

 —  Да,  —  кивнула женщина. Неожиданно она продолжила разговор.  —  Представьте себе, меня подозревают в убийстве собственного мужа! Как вам это?

 —  Да что вы, это нормальная практика, не расстраивайтесь. На самом деле, когда убивают человека, то подозреваемыми становятся ближайшие люди, которые находились вокруг него. Ведь никто же из следствия не знает, каковы были ваши отношения с погибшим мужем. Может, вы претендовали на его имущество, может быть, у вас просто были неприязненные отношения...

Я стал расшифровывать всякие версии следственных органов.

 —  А вы-то откуда все это знаете?  —  поинтересовалась девушка.  —  Вы что, милиционер?

 —  Нет, напротив. Я адвокат.

 —  А как же вы сюда попали?

 —  Представьте себе, позвонил вашему супругу по поводу встречи и попал по телефонной распечатке.

 —  Ясно,  —  сказала она.

 —  Кстати, меня зовут...  —  И я назвал свое имя-отчество.

 —  А меня Оля,  —  сказала она в ответ.  —  Я хотела бы вас попросить... Следователь какой-то неприятный, настроен враждебно, всех подозревает...

 —  Да, это так,  —  кивнул я,  —  в том числе и меня, хотя я вашего супруга никогда в глаза не видел.

 —  Боюсь, мне придется воспользоваться вашими услугами, если, конечно, можно.

Я пожал плечами:

 —  Боюсь, не получится, так как я допрошен по этому делу и прохожу пока как свидетель. Поэтому с формальной точки зрения не могу быть вашим адвокатом. Но вы не пугайтесь. У меня много хороших знакомых адвокатов, я порекомендую кого-либо из них.

 —  Было бы очень любезно с вашей стороны,  —  ответила Оля.

Мы подошли к стульям и сели. Потом поговорили на отвлеченные темы. Она записала мой телефон, я  —  ее.

Около девяти утра в прокуратуре стали появляться сотрудники. Вскоре я заметил, как в коридоре появился высокий парень лет двадцати пяти, в твидовом пиджаке и темных брюках, который сразу же вошел в кабинет следователя.

Пробыв там не более двух-трех минут, он вышел и, оглядев присутствующих, неожиданно обратился ко мне, назвав по имени-отчеству. Я утвердительно кивнул, мол, это я.

 —  Пройдемте, пожалуйста, со мной,  —  сказал он.

Мы вышли на лестницу и стали подниматься на третий этаж. Как я знал, там сидели прокурор района и его заместители. Вскоре мы подошли к двери, на которой висела табличка «Заместитель прокурора района Деревянко И. М.». «Значит, пришел на работу и вызвал меня,  —  подумал я,  —  успели доложить». Иван Михайлович был прокурором, курирующим следствие.

Ну, сейчас я наконец-то выскажу все, что я думаю о его подчиненных!

Я открыл дверь. За столом сидел Иван Михайлович, рядом стоял полный мужчина лет пятидесяти пяти в прокурорской форме. Я без труда догадался, что это сам прокурор района.

 —  Входите, входите!  —  сказал Иван Михайлович и, неожиданно обратившись к прокурору, сказал, указывая на меня рукой:

 —  Вот, это и есть главный подозреваемый! Вероятно, явка с повинной. Сейчас он все расскажет нам по убийству,  —  и он вновь назвал фамилию убитого. Прокурор удивленно посмотрел на меня и на Ивана Михайловича, не поняв, что это  —  шутка или правда.

Но Иван Михайлович встал, подошел ко мне и тепло поздоровался за руку.

 —  Да пошутил я,  —  снова обратился он к начальнику.  —  Это известный адвокат. Да вы его должны знать. Его по телевизору частенько показывают и в газетах о нем пишут. А сейчас, представьте себе  —  во хохма!  —  позвонил потерпевшему и попал к нам в разработку. Так что вы, гражданин адвокат, проходите по делу!  —  с иронией подытожил Иван Михайлович.

 —  Да,  —  кивнул я обреченно.

 —  Конечно, я понимаю,  —  продолжал Иван Михайлович,  —  неприятно находиться в наших стенах. Но зачем вы киношников-то вызвали?

 —  Да не вызывал я никого, Иван Михайлович!

 —  Они сидели, ждали до утра, недавно только уехали. Все хотели запечатлеть, как вы выходите из здания прокуратуры! Но мы сказали им, что вы давно ушли.

 —  И правильно сделали. А со мной что теперь будет?

 —  С вами?  —  неожиданно перешел на официальный тон Иван Михайлович.  —  Домой отпустим, извинимся, кофе напоим.

 —  Ладно,  —  сказал прокурор,  —  не буду больше отрывать тебя от дел,  —  и вышел из кабинета.

 —  Да, попал я в переделку!  —  улыбнулся я.

 —  Да, брат, с каждым такое может случиться. Кстати, меня,  —  Иван Михайлович заулыбался и придвинулся ко мне поближе,  —  тоже один раз в ментовку забрали.

 —  Как это?

 —  Да на машине ехал, а документы прокурорские дома забыл, нарушил правила, стал пререкаться. Так они меня в отделение повезли, в городскую прокуратуру звонили, подтверждали, что я и кто я, и только потом, извинившись, отпустили. Представляешь?

 —  Да. Но у вас все же документы есть, и, слава Богу, вы заместитель прокурора района.

 —  Между прочим, скоро я буду прокурором одного из районов Москвы,  —  обрадовал Иван Михайлович.  —  Уже приказ практически подписан. Так что можешь меня поздравить.

Теперь я понял, отчего он такой смелый и почему позволял себе шутить с прокурором. Он уже держал себя на равных со своим бывшим начальником, даже, можно сказать, выше  —  в столицу работать идет.

 —  Что за человек был погибший?  —  спросил я.

 —  Почему погибший? Он жив остался.

 —  Как жив?

 —  Да. Сделали операцию, сейчас в реанимации лежит. Врачи говорят  —  будет жить.

 —  А мы-то тогда зачем тут?

 —  Да что вы! Все, кто тут сидит, никакого отношения к делу не имеют. Это межбандитские разборки. Кто-то из своей же братвы пытался «завалить» его. А ты же знаешь, мы берем всех, кто звонил в последнее время. Вот и попало человек четырнадцать или шестнадцать. Работа у нас такая. Надо было всех опросить  —  а вдруг удача?

 —  Ну и следователь у тебя!  —  улыбнулся я.

 —  Какие есть. Между прочим, как следователь он достаточно неплохой  —  въедливый.

 —  Только нервный очень,  —  добавил я.

 —  Но он же почти двое суток не спал, допрашивая вас.

Неожиданно в дверь постучали.

 —  Войдите!  —  крикнул Иван Михайлович.

Дверь приоткрылась, и на пороге появился следователь, недавно допрашивавший меня, и рядом с ним  —  жена потерпевшего, Оля. В руках следователь держал пакет с моим мобильным телефоном и мое удостоверение.

 —  Разрешите?  —  нерешительно спросил он.

 —  Входи!  —  сказал Иван Михайлович.  —  Проходите.

Иван Михайлович предложил Ольге сесть, показав на стул, и неожиданно обратился к следователю:

 —  Ты что же себе позволяешь?

 —  В каком смысле?  —  не понял следователь.

 —  Некорректное поведение в отношении адвоката!

 —  Иван Михайлович, простите, пожалуйста, но я же не знал, что это ваш хороший знакомый...

 —  При чем тут знакомый? Может, он мне и не хороший знакомый. Может, мы с ним за одну футбольную команду болеем, твое какое дело? Ты запомни главное  —  ты должен допрашивать людей корректно, независимо от того, адвокат это или простой гражданин. Конечно, к адвокатам надо относиться более внимательно. Они ведь выполняют такую же работу, как и мы. Единственное  —  задачи у нас разные. Но все равно, поведение твое должно быть корректным, без грубости, без угроз. Это же не первый случай! Обрати на это внимание!

Я почувствовал, что наступило время высказаться в защиту следователя. Мне даже стало немного жаль его, такой он стоял потерянный и расстроенный.

 —  Ладно, Иван Михайлович, у меня претензий к нему нет. В принципе он работал нормально. Его понять можно. Человек ночь не спал, столько людей допросил.

Следователь недоуменно взглянул на меня.

 —  Ладно,  —  махнул рукой Иван Михайлович,  —  давай возвращай адвокату документы, телефон тоже отдай.

Я молча взял свой мобильный телефон и удостоверение.

 —  Ну что, не буду вас больше задерживать,  —  сказал следователь,  —  а мне нужно будет еще поработать,  —  намекая на то, что ему нужно будет допросить жену потерпевшего.

Я попрощался со всеми и неуверенно протянул руку следователю. Тот схватил ее и стал трясти, тем самым выражая благодарность за то, что я погасил конфликт.

Я вышел из кабинета заместителя прокурора, спустился по лестнице к выходу, поймал такси и поехал домой отсыпаться.

Но история на этом не закончилась. Через несколько дней неожиданно позвонила Ольга, жена потерпевшего.

 —  Вы меня помните?  —  спросила она.

 —  Ольга?  —  переспросил я.

 —  Мы с вами познакомились в прокуратуре, по поводу покушения на моего мужа.

 —  А, да-да, помню. Как у вас дела?

 —  Дела не очень хороши. Слава Богу, меня уже ни в чем не подозревают, но мне необходимо с вами встретиться. Когда это можно сделать? Где вам удобно?

 —  А эта встреча,  —  уточнил я,  —  связана с моей работой?

 —  Да, конечно. Мы хотим пригласить вас в качестве адвоката.

 —  Даже так? Тогда приезжайте ко мне в консультацию,  —  я назвал адрес.  —  Через два часа успеете?

 —  Конечно.

Через два часа я подъехал к консультации. Ольга уже ждала в приемной. С ней было двое парней в кожаных куртках, одетых во все черное, коротко стриженных. Ольга приветливо поздоровалась со мной.

 —  Ну, как дела у Глеба?  —  спросил я.

 —  Да ничего, нормально. Точнее, не очень. Стало полегче, но теперь он сам стал подозреваемым.

 —  В качестве кого?

 —  В убийстве своего товарища. Старшего товарища,  —  поправила себя Ольга.

Я понял ее и вспомнил слова Петра Казакова  —  будь поосторожнее, у них там межбандитская разборка по поводу убийства лидера. Вероятно, это и есть та самая междуусобица.

 —  И что нужно делать?

 —  Его уже начинают допрашивать, мы бы хотели, чтобы вы были его адвокатом.

 —  Неужели у вас нет адвокатов?  —  удивился я.

 —  Конечно, есть, но вы же хорошо знаете заместителя прокурора.

 —  Но ведь это никак не влияет на следствие.

 —  А давайте поедем к нему прямо сейчас!  —  предложила Ольга.

 —  Давайте,  —  согласился я.  —  Только надо оформить все документы.

 —  Конечно, оформим!

После оформления документов я сел в машину, и мы поехали в больницу, где находился Глеб. Это была районная больница, недалеко от места жительства Глеба.

Мы подъехали к типовому шестиэтажному зданию  —  больничному корпусу. Во дворе я заметил стоящий недалеко от входа черный «Мерседес» триста двадцатой модели. Когда мы подъезжали, я заметил, что Ольга, ехавшая с ребятами на черном «БМВ» 750-й модели, поморгала «Мерседесу» фарами. «Мерседес» ответил. Я обратил внимание, что у «Мерседеса» тут же открылись двери и оттуда вышли ребята в черных куртках. Некоторые из них держали в руках портативные японские рации. Вероятно, это была личная охрана Глеба.

Ребята поздоровались с сопровождающими Ольги. Те стали что-то объяснять, кивая в мою сторону. Я понял, что они представляли меня. Мы молча вошли в здание больницы, на лифте поднялись на третий этаж.

Там находилась нужная нам палата. В самом конце обычного коридора на стульях сидели два долговязых парня в белых халатах. Но под халатами я разглядел такие же черные куртки. Да, даже специальная униформа имеется! У одного из сидящих в руках была рация. Вероятно, это была вторая линия охраны.

Наконец мы вошли в палату, просторную комнату метров восемнадцати, светлую. В палате  —  единственная кровать, две тумбочки, цветной японский телевизор с дистанционным управлением, стереомагнитола.

Недалеко  —  кресло, в котором сидела медсестра и читала какой-то журнал. На кровати лежал сам потерпевший  —  Глеб  —  весь перебинтованный.

Справа от кровати стояла капельница с резиновыми трубочками. В данный момент она была отключена. Вероятно, Глебу стало лучше. Слева от кровати, на тумбочке, лежали два мобильных телефона и портативная рация.

Глебу на вид лет тридцать. Он был достаточно крепкого телосложения, высокого роста. Блондин с голубыми глазами. Лицо симпатичное.

Ольга подошла к нему, наклонилась и поцеловала.

 —  Как ты себя чувствуешь, Глебушка?  —  ласково спросила она. Тот кивнул  —  мол, нормально.

Сестра поднялась с кресла и спросила:

 —  Мне можно выйти?

 —  Да, выходи,  —  сказала Ольга.

Я понял, что сестра была нанята специально, чтобы круглые сутки находиться рядом с Глебом.

Как только дверь закрылась, Ольга сразу представила меня Глебу:

 —  Вот это и есть тот адвокат, о котором мы с тобой говорили.

Глеб кивнул мне и протянул левую руку, так как правая была полностью забинтована. Я пожал ее. Нужно было начинать разговор.

 —  А два телефона вам зачем?  —  спросил я.

Глеб тихо сказал:

 —  Один для друзей, другой для врагов.

 —  Так зачем с врагами разговаривать?

 —  Потому он и отключен,  —  видимо, не очень поняв шутку, ответил Глеб.

 —  Ну вот, я и познакомился с человеком, по делу которого и сам проходил,  —  с улыбкой сказал я,  —  и в качестве подозреваемого!

Глеб тоже улыбнулся:

 —  Я в курсе.

 —  Да, видишь, чего мне стоил телефонный звонок тебе. Сразу оказался под следствием!

 —  Кто же знал,  —  ответил Глеб.

 —  Нет, никаких претензий у меня нет,  —  сразу сказал я,  —  слава Богу, все хорошо кончилось.

 —  Для вас,  —  уточнил Глеб,  —  но не для меня. У меня проблемы продолжаются.

 —  А я тебе привет от Петрухи передать хотел.

 —  Мне звонили вчера и Гурам, и Петруха,  —  сказал Глеб.

«Ага,  —  подумал я,  —  значит, он и Гурама знает! Значит, какая-то рекомендация по поводу меня у него имеется!»

 —  Кстати, Петруха просил передать, чтобы вы ему позвонили.

 —  Хорошо, обязательно, чуть позже. А сейчас давай, Глеб, рассказывай, что у тебя приключилось!

Глеб сделал паузу и сказал:

 —  Оль, выйди погуляй немного. Разговор у нас будет серьезный.

Ольга молча встала и вышла из палаты.

Глава вторая

ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО

Москва, 10 декабря 1994 года

Глеб Королев приехал в ресторан, расположенный в центре города, ровно к девяти вечера. Три дня назад они вместе с Егором Ростоцким сняли этот небольшой ресторанчик для торжественного ужина. Поводом для ужина было трехлетие начала работы Глеба Королева и его коллег, точнее, три года деятельности группировки, которую сколотил Костя Черный.

Три года назад Глеб случайно встретил своего старого товарища Костю, который после нескольких бесед предложил Глебу сколотить свою команду для оказания охранных и посреднических услуг.

За это время в их работе особых проблем не возникало.

Костя продолжал держать свой курс без изменения.

Хотя к тому времени и были определенные стрелки, небольшие конфликты, но до крупных разборок дело не доходило. Костя умел, как дипломат, сглаживать острые углы. Иногда он с помощью логического мышления доказывал оппонентам, что они не правы, иногда прибегал к помощи влиятельных знакомых из криминального мира, с которыми старался поддерживать добрые отношения.

Постепенно бригада разрослась, в ее состав входило уже около тридцати человек.

Но беспокойство началось с появлением в бригаде Игната. Игнат имел две судимости. У него уже была своя небольшая бригада, но с такими силами он не мог подняться на криминальный Олимп города, поскольку бригада была малочисленна  —  не более четырнадцати человек.

А Игнату хотелось, чтобы в бригаде было человек тридцать или даже пятьдесят. Но возможности набрать столько у него не было  —  финансов не хватало. Он тыкался в разные группировки, но, зная его непредсказуемый и жесткий характер, многие бригады отказывались работать вместе с ним.

Не знаю, какие мотивы побудили Костю согласиться на сотрудничество с Игнатом, но он со своими людьми пришел в бригаду ровно год назад.

И все конфликты, кровавые и беспредельные, возникли за это время исключительно благодаря деятельности Игната. Более того, Игнат внес в работу группировки свою, тюремную идеологию. Своих людей, а также и других членов бригады Кости он приучал к мысли, что тюрьма и зона  —  это часть их профессии, что рано или поздно они там будут, им нужно к этому себя морально готовить.

Он старался убеждать всех, что и там есть жизнь, но, чтобы чего-то достичь, нужно иметь право на поступок, нужно поднять свой авторитет. Поэтому естественно, что среди неустойчивых людей влияние Игната росло очень быстро.

Костя неоднократно говорил с Игнатом на эту тему. Доходило до того, что Костя пригрозил отчислением из группировки. Но Игнат каждый раз давал слово и какое-то время держал его.

Кроме этого, как понимал Глеб, Игнат был нужен Косте, так как он считал, что рано или поздно могут возникнуть ситуации, в которых необходимо будет участие именно Игната.

Поэтому Костя и терпел Игната и его выходки...

Войдя в ресторан, Глеб заметил, что на входе его поджидают Костя Черный, Игнат, Егор Ростоцкий  —  казначей группировки и еще два пацана. Все были одеты в темные костюмы. На Константине был галстук, белая рубашка, на Игнате темная рубашка, застегнутая на все пуговицы. Костя подошел к Глебу и поздоровался, пожав ему руку.

 —  Хорошо, что не опоздал,  —  сказал он.

 —  Кого ждем?  —  спросил Глеб.

 —  Паша Цируль должен подъехать, еще Коля Ястреб и Болт.

 —  Костя, ты же вроде намечал сугубо семейное мероприятие?  —  удивился Глеб.

 —  Да, это так. Но ты же знаешь о роли Паши Цируля. Только благодаря ему мы возникли, он помог нам укрепиться в московском мире. А что касается Ястреба и Болта, то это люди Цируля, они с ним в этот день встречу назначили, и он пригласил их сюда. А мне отказываться было неудобно, сам понимаешь.

Глеб осмотрелся. Зал был небольшой, метров 40 — 50. Вдоль стены стояли столы, сдвинутые буквой П. Посредине, как понял Глеб, находились места для Константина, для него, для Игната и для гостей  —  Паши Цируля и его спутников.

Почти все члены группировки уже были в сборе. Они стояли возле столов, ожидая, когда Костя встретит важных гостей.

Наконец Глеб увидел, как ко входу ресторанчика подъехали сразу три машины  —  шестисотый «Мерседес» черного цвета, два джипа, тоже черные, все с тонированными стеклами. Из «Мерседеса» вышел мужчина лет пятидесяти-шестидесяти в темном пальто и быстрым движением наклонился и вытер свои ботинки небольшим платком. Это и был Паша Цируль. Из джипов вышли другие люди.

Паша подошел ко входу и поздоровался с Костей. Они обнялись, расцеловались. Костя стал представлять свое окружение. Первым он представил Глеба, затем Игната, потом Егора Ростоцкого. Все поздоровались с Пашей за руку.

Глеб внимательно рассматривал Пашу, авторитетнейшего вора в законе. До этого он никогда не встречал людей такого ранга. Ему всегда казалось, что вор в законе  —  упитанный человек, с блатной романтикой, в кепке, с лихо закрученной папироской, в неряшливой одежде. Но Паша Цируль выглядел совершенно не так. Он скорее был похож на мецената или на деятеля искусств. Темный дорогой костюм безупречно сидел на его худощавой фигуре, белая рубашка и главное  —  громадная черная «бабочка». Ну вылитый народный артист!

Лицо Паши было достаточно интеллигентным. Никаких наколок Глеб не заметил. Ни цепей, ни перстней у него тоже не было. Паша молча разделся, передал пальто одному из своих приближенных. Глеб заметил, что не все люди, приехавшие с Пашей, прошли в зал, некоторые остались на улице возле машин, вероятно, выполняя функции охраны: один с небольшой рацией встал у входа в ресторан, другой занял место около машины. Время от времени они переговаривались между собой по рации.

Наконец все гости прошли в зал. Каждый сел на свое, заранее приготовленное место.

Так получилось, что Глеб сел слева от Константина. С правой же стороны сел Паша Цируль, рядом с ним Коля Ястреб, Игнат и уголовный авторитет по кличке Болт, который почему-то постоянно выходил из-за стола, подходил к выходу и звонил по мобильному телефону, так как в зале, за бетонными стенами, мобильный телефон не работал.

Костя предложил всем наполнить бокалы. Пили в основном сухое вино и шампанское. Костя напомнил, что вот уже три года, как они работают вместе, что благодарен всем за поддержку, за взаимопомощь, за товарищеское отношение друг к другу, а главное, что все они  —  единая семья. Затем все выпили, закусили.

Вторым тостом Кости, естественно, был тост в честь Паши Цируля  —  за справедливейшего, честнейшего, авторитетнейшего человека в мире, как сказал Костя, который не только многому нас научил, но и сумел показать, а главное  —  тут Костя сделал паузу, подыскивая нужное слово,  —  понять жизнь, которую мы выбрали.

 —  Я прошу всех встать,  —  неожиданно сказал Костя.

Все встали, подняли свои бокалы и направили их в сторону Паши Цируля.

Глеб перехватил взгляды многих ребят. Конечно, для них появление Паши Цируля, легендарной личности, было событием сенсационным. Он видел восторженные взгляды молодых ребят, которые смотрели на Пашу.

После тоста начались разговоры. Каждый говорил о своем. Глеб ни с кем не разговаривал, только смотрел, как Костя, наклонившись, говорит о чем-то с Пашей Цирулем.

В зале негромко заиграла музыка. Через пятнадцать-двадцать минут, когда все разобрались со своими салатами и другими закусками, Костя снова встал и постучал негромко вилкой по хрустальному фужеру.

 —  Прошу внимания, братишки!  —  обратился он к сидящим за столом.  —  А сейчас позвольте мне выполнить самую приятную для вас миссию  —  сделать вам подарки, точнее, не подарки, а премии.  —  И он обратился к Ростоцкому, казначею группировки:  —  Егор, давай!

Егор достал из своей сумочки фирменное портмоне и несколько конвертов, на которых были написаны имена. Как понял Глеб, эти конверты предназначались ребятам. Премия была в долларах.

«Молодец, Костя!  —  подумал Глеб  —  Все по-западному делает! Премии каждому дает, причем никто не знает, сколько получил другой».

Константин стал называть имена по порядку расположения конвертов. При упоминании каждого имени ребята вставали и подходили к Косте. Он крепко пожимал им руку, что-то говорил на ухо и протягивал конверт. Ребята в благодарность кланялись ему, принимая конверт и сразу убирая его во внутренний карман.

Как заметил Глеб, никто из присутствующих не посмотрел, какая сумма лежит в конверте. Глеб знал, что существуют неписаные законы, которых каждый старается придерживаться, главным из них был  —  не интересоваться тем, что делает другой член группировки, какое задание ему поручается. Существовал так называемый принцип конспирации, так как было несколько случаев, когда пришлось уволить из группировки троих человек. Одного  —  за чрезмерную болтливость, а двоих  —  за чрезмерное любопытство.

Это и послужило для многих уроком. Вообще, как видел Глеб, Костя был хорошим психологом. Он все делал продуманно, не просто так. Даже сегодняшний приезд Паши Цируля  —  это демонстрация определенной силы, определенного авторитета.

Через некоторое время конверты были розданы, процедура выдачи премий закончилась. Егор взял последний конверт и положил себе в карман. Вероятно, это была его премия. Он был в группировке человеком, занимающим особое, своеобразное место. Во-первых, он был как бы из другого мира  —  никогда не занимался спортом, никогда не бредил уголовной романтикой, как люди Игната. Егор был человеком высокого интеллекта.

Егор закончил Московский финансовый институт. Он был большим докой в финансовых делах. Внешностью он напоминал скорее научного сотрудника. Небольшого роста, худощавый, с короткими черными волосами, с уже намечающейся лысиной, и главное  —  постоянно носил очки в массивной оправе.

Тем не менее в группировке все его уважали, и авторитет его был велик. Во-первых, Егору довелось побывать в одной серьезной передряге, где он, как потом рассказывал Костя, оказался кремнем  —  все выдержал и никого не выдал.

Это было задержание сотрудниками милиции части людей Кости, среди которых оказался и Егор. Тогда их всех привезли в отделение и жестоко избили, некоторых даже пытали. В пресс-хату попал и Егор. Но он никого и ничего не выдал. К тому же крупную сумму денег, которую они везли в машине, он сумел спрятать так, что милиционеры так и не нашли их, хотя и обыскали машину два раза. Этот случай, безусловно, поднял авторитет Егора в группировке.

Многие любили его за то, что он был очень веселым и остроумным человеком. И еще одна черта, за которую Егора очень уважали,  —  большая начитанность и высокая эрудированность. Он часто рассказывал всем занимательные случаи, которые вычитывал в книгах или журналах.

К тому же Егор очень хорошо разбирался в компьютерах. Полгода назад возникла так называемая компьютерная мода, и все члены группировки стали покупать себе компьютеры, развлекаясь различными играми  —  догонялками, пожиралками и стрелялками, как они их называли. Егор почти всем настраивал эти компьютеры, устанавливал нужные программы.

Поэтому Егор знал и адреса всех членов группировки. А ведь такой информацией располагал только Костя  —  членам группировки известны были только номера пейджеров своих товарищей и номера мобильных телефонов, у кого они были.

Но адреса и домашние телефоны друг друга никто не знал. К тому же домашними телефонами давно не пользовались  —  Константин сразу это запретил. Связь осуществлялась через пейджеры, на которые посылались закодированные сообщения, например  —  встреча у объекта номер один; жду на месте номер два или встреча назначена на месте номер три. Время встречи всегда кодировалось на час раньше. Это были формы конспирации, которые придумал Константин.

Торжество по случаю трехлетия группировки продолжалось. Официальная часть с тостами и речами закончилась, и теперь все ели, запивали еду легкими винами, соками и разговаривали друг с другом, разбившись на небольшие группы «по интересам».

Глеб заметил, что о чем-то разговаривают Костя, Цируль и Коля Ястреб.

Вдруг в конце стола поднялся Егор Ростоцкий и направился к Константину. Он подошел к нему вплотную. Все сразу замолчали и посмотрели на него.

 —  Костя, извини, что я помешал вашему разговору,  —  сказал Егор,  —  мне нужно подъехать к одному коммерсанту по поводу заключения будущего контракта, посмотреть кое-какие бухгалтерские документы. Ты не против, если я поеду?

 —  Егор,  —  сказал Костя,  —  куда же ты поедешь? Уже поздно, они не работают.

 —  Да они только что звонили, ждут меня. Чтобы не терять завтра время, я сделаю все сегодня.

 —  Хорошо, поезжай. Может быть, тебе нужна машина с людьми?

 —  Не надо, я на своей поеду.

 —  Но сюда ты больше не вернешься?

 —  А какой смысл? Минимум час-два я там пробуду, потом сразу домой.

 —  Ладно, езжай,  —  сказал Костя.  —  Да, тут мне сегодня должны деньги подвезти. Я бы хотел направить их тебе, но, видать, сегодня уже не успею. А может, человека к тебе пришлю. Ты дома будешь?

 —  Конечно. Если что  —  мой мобильный всегда включен,  —  ответил Егор.

 —  Ладно, успехов тебе!  —  Костя на прощание протянул Егору руку.

Попрощавшись со всеми, Егор направился к выходу. Костя, посмотрев ему вслед, сказал:

 —  Классный парень нам попался! Трудяга, умница, и главное  —  честный, которому все доверить можно, до последней копейки!

Цируль, помолчав, сказал:

 —  В нашем деле честность  —  великое свойство, которым нужно дорожить.

 —  Братишки,  —  неожиданно перебил всех Коля Ястреб,  —  пойдем покурим!  —  он обратился ко всем сидящим за столом.

Цируль медленно поднялся. За ним встали Игнат и еще один паренек. Вместе с Колей Ястребом вышел Болт. Костя остался за столом.

 —  Ну вот, опять пошли свою наркоту курить!  —  неожиданно обратился Костя к Глебу.  —  А этот зачем с ними пошел?  —  Он имел в виду Игната.

Глеб пожал плечами.

 —  Откуда я знаю? Ты же с ним работаешь, ты его курируешь!

 —  Ладно, ладно,  —  похлопал его по плечу Костя.  —  Ты лучше, я знаю. Но так надо, пойми. А Паша  —  тот давно на игле сидит, мне известно. Поэтому он и отошел от серьезных дел. Но тем не менее своего авторитета не теряет... Глеб, давно хотел тебя спросить,  —  неожиданно переменил тему разговора Костя.  —  Как ты, жизнью своей доволен? Не жалеешь, что с нами?

 —  Что ты, Костя, наоборот! Очень хорошо!

 —  Да, главное  —  не хилая жизнь!  —  сказал Костя.  —  Смотри, за три года тачку себе классную купил, квартиру, девчонку хорошую встретил, а главное  —  ты с деньгами. Уже полмира посмотрел. Чем тебе не жизнь!

Действительно, три года назад Глеб не думал, что так быстро и высоко поднимется.

Глебу было чуть больше тридцати лет. Родился он в небольшом подмосковном городке Долгопрудном, в семье обыкновенных служащих. Отец работал в каком-то НИИ, ездил каждый день в Москву, мать была врачом городской больницы. Помимо Глеба, в семье была сестренка.

Рос он в скромных условиях, ходил в обычную школу. Был невысокий, худенький, часто болел. Поэтому в школе ему доставалось. Это и заставило Глеба заняться спортом. Сначала записался в секцию бокса, затем его увлекла борьба. Сначала самбо, а затем он стал активно заниматься карате.

Постепенно Глеб окреп, накачал мускулы. Фигура стала крепкой, сильной. Закончив школу, пытался поступить в институт, но неудачно. Тогда он устроился автослесарем в центр техобслуживания.

Вскоре его призвали в армию. Два года служил в полку обеспечения Рязанского военно-десантного училища. Служба помогла Глебу. Он окреп физически, научился преодолевать трудности, тяготы воинской службы  —  полк обеспечения занимался не только хозяйственными делами, но и участвовал в учениях, которые случались достаточно часто. Кроме того, Глеб овладел боевым самбо, научился метко стрелять, прыгать с парашютом  —  то есть полностью овладел всеми навыками десантника.

После демобилизации Глеб четко решил пойти учиться. Поступил в подмосковный институт физкультуры и стал учиться, продолжая заниматься карате. И уже тогда он встретил на спортивных соревнованиях Костю Черного и после его приглашения стал работать вместе с ним.

Вначале это была небольшая группировка, из десяти человек. Опекали они двоих или троих коммерсантов, которые знали Костю. Затем круг подшефных расширился, и Константин увеличил число бойцов до двадцати, а затем и до тридцати человек.

Глебу нравилось, что Костя никогда не вмешивался в чужие дела, не пытался подсидеть кого-либо из соседних группировок, перехватить их коммерсанта, лакомый кусок. В общем, старались жить по простому принципу  —  нам чужого не надо, но своего мы не отдадим. К тому же Глебу нравилось, что Константин никогда не шел на рискованные шаги или на подлость, что, к сожалению, в последнее время все чаще и чаще становится нормой.

...Вечер продолжался. Через два часа все было окончено, стали расходиться. Первым уехал Паша Цируль с Колей Ястребом и Болтом. Все вышли их провожать. Паша пожимал руку Косте, что-то говорил ему, а на прощание сказал:

 —  Спасибо тебе, Константин, хорошо время провели. Главное  —  с молодежью пообщался. Хорошие у тебя пацаны...  —  Цируль еще раз обвел взглядом ребят, стоящих неподалеку.  —  Ты вот что,  —  продолжил он,  —  когда ко мне в гости приедешь, в мой коттедж?

 —  Да вот, Паша, как-то все некогда.

 —  Давай приезжай, бери с собой пацанов  —  Глеба, Игната. Приезжай, побазарим. Посмотрите, как живу. Я сейчас все у себя переделал.

 —  Спасибо за приглашение, Паша,  —  Костя еще раз пожал ему руку.  —  Спасибо, что пришел, почтил вниманием!

 —  Да ладно, базара нет!  —  сказал Паша.

Он медленно вышел. За ним потянулась его свита  —  охранники с рацией. Сев в машины, они уехали.

Потом стали прощаться Коля Ястреб с Болтом. Они также поблагодарили Костю за гостеприимство, и Коля с какой-то странной улыбкой спросил:

 —  Ты не в обиде, что мы так бесцеремонно к тебе приехали?

 —  Ладно, пацаны, базара нет,  —  ответил Костя.

 —  Ну, бывай тогда, братишка!  —  с той же улыбкой произнес Коля Ястреб и вышел. Неожиданно он обернулся и добавил:  —  Игнат, запиши мой мобильный! Созвонимся.

Игнат стал записывать телефон Коли, протянув ему листок бумаги с записанным на нем номером своего телефона.

 —  Созвонимся, встретимся, побазарим,  —  повторил Коля Ястреб.

Глеб понял, что у них уже появились какие-то общие интересы. Он посмотрел вопросительно на Костю, но тот кивнул, как бы говоря  —  ерунда все это!

Потом Костя подошел к Глебу и сказал:

 —  Послушай, у меня к тебе просьба большая.

 —  Да, что нужно сделать?

 —  Да делать-то особо нечего. Тут вот денежки привезли в пакете,  —  Костя показал на объемистый желтый пакет,  —  сто тысяч баксов. Надо отвезти Егору Ростоцкому, пусть в кассу положит. А я домой поеду. Как ты, не против?

 —  Нет вопросов,  —  кивнул Глеб,  —  конечно, отвезу. А как мне его найти?

 —  Ты его мобильник знаешь?

 —  Да.

 —  Позвони ему, он тебе адресок продиктует. Отдашь ему деньги.  —  И, обратившись к остальным, Костя сказал:  —  Все, ребята, расходимся.

Он пошел прощаться с ребятами. Все постепенно стали покидать зал, садясь каждый в свою машину.

Глеб подошел к своему джипу, открыл дверцу и достал мобильный телефон. Включив его, набрал номер Егора Ростоцкого.

 —  Алло, Егор? Это Глеб. Еще раз здорово!

 —  Привет,  —  раздался на другом конце провода знакомый голос.

 —  Ты что делаешь?

 —  Да ничего, кино смотрю.

 —  Один?

 —  Да. Ребята обещали подъехать наши. А ты что хотел?

 —  Да «бабульки» тебе нужно передать, Косте привезли. А адреса твоего я не знаю.

 —  Да, я в курсе. Записывай адрес.

 —  Да я запомню.

Глеб давно приобрел привычку ничего не записывать, даже записной книжки у него не было. Мало ли, что может случиться  —  могут задержать, и тогда какие-либо записи могут стать не только вещественным доказательством, но и  —  самое главное  —  определенным компроматом, который потом может быть направлен против него же самого.

Поэтому Глеб, следуя совету Кости и его привычкам, отказался от записных книжек, а телефоны, которые были необходимы ему по работе, он зашифровывал, записывая их в определенном порядке  —  не сначала, а с середины или с конца. Только ему был известен способ прочтения таких записей.

Запомнив адрес Егора, Глеб взял пакет, положил в бардачок своей машины и стал медленно выворачивать руль. Ему надо было доехать до станции метро «Проспект Вернадского», рядом с которой жил Ростоцкий.

Несмотря на то, что тот имел свою квартиру, то есть квартиру родителей, где жил до недавнего времени, после того, как стал активно работать с командой Константина, снял квартиру недалеко от своего шефа, оборудовал ее, сделав евроремонт.

В этой квартире часто бывали ребята, поскольку Егор занимался настройкой компьютеров. Ребята часто приезжали к нему за программами. Но никто не знал, где Егор хранил деньги  —  деньги общаковские, принадлежащие всей группировке. Денег было примерно около десяти миллионов долларов, часть из которых Костя, опять же по совету Егора, вложил в различные финансовые и коммерческие структуры, которые давали определенный доход.

Однако в последнее время Костя потребовал, чтобы большая часть общака была снята и лежала в «наличке», наготове. Что он задумал, этого никто не знал. Но Глеб понимал, что просто так Костя ничего не делает.

Глеб взглянул на светящийся циферблат часов на передней панели джипа. Было около одиннадцати часов. «Наверное, минут через десять я буду уже у Егора. У него от силы десять минут, значит, успею пораньше домой приехать»,  —  подумал Глеб.

Вскоре машина остановилась возле шестнадцатиэтажного панельного дома, где жил Егор. Глеб поднялся на девятый этаж, вышел из лифта и взглянул направо. Квартира Егора, как он помнил, находилась с левой стороны. Он увидел металлическую дверь с красивыми позолоченными звонками. Из-за двери доносилась громкая музыка. «Наверное, гуляет»,  —  подумал Глеб и вспомнил слова Егора, что к нему приедут какие-то ребята. Более того, когда Глеб подошел к двери, он увидел, что она открыта.

Он осторожно вошел в квартиру. Как ни странно, но в двухкомнатной квартире свет нигде не горел, за исключением кухни. Глеб сразу почувствовал странный запах. Стоп, да это же газ!

 —  Егор, ты что газ включил?  —  громко произнес Глеб. Но ответа не было. Тогда он быстро прошел на кухню.

Все четыре конфорки были открыты. Это было очень странно. Глеб закрыл газ.

 —  Егор, ты где?  —  позвал он.

Глеб включил свет в большой комнате. У окна стоял большой письменный стол, на котором находились компьютер Егора и разные тетради. На кресле рядом со столом неподвижно сидел Егор. Лицо его было обращено в сторону окна.

 —  Егор, ты что, заснул?  —  окликнул его Глеб. Но Егор не пошевелился.

Глеб заметил, что в комнате все перевернуто, дверцы стола раскрыты, так же, как и дверцы всех тумбочек. На полу валялись журналы, тетради, отдельные листки. Все, что находилось на письменном столе, было сброшено на пол. Вероятно, кто-то что-то искал.

Стоп! Глеб увидел, что руки и ноги Егора прочно привязаны широким скотчем к ручкам и ножкам кресла. Он подошел ближе и увидел, что Егор, похоже, был без сознания. Его голова свесилась на грудь. Глеб схватил его за руку и нащупал пульс. Пульса не было. Тогда Глеб приложил голову к груди. Сердце не билось.

Лицо Егора было синюшного цвета. Глеб увидел единственную белую полоску, тянущуюся вдоль его шеи. Рядом на полу валялся небольшой полиэтиленовый прозрачный пакет.

Теперь Глебу стало ясно, что Егора пытали, надев ему на голову пакет и время от времени сдавливая шею удавкой. Вероятно, от него требовали какую-то информацию. Но какую? Конечно же, эта информация касается денег, общака! Ведь Егор был его хранителем!

Глеб быстро взглянул по сторонам. Ничего особенного он не заметил. Конечно, ему было очень жалко Егора  —  молодой парень, способный, жить бы ему да жить, а тут...

Надо было что-то делать. Звонить из квартиры Егора было опасно. Оставаться тут тоже было нельзя. Тогда Глеб подошел к столу, сгреб с него тетради, исписанные почерком Егора, положил их в валявшийся рядом полиэтиленовый пакет и быстро вышел из квартиры.

Сев в машину, не зажигая габаритные огни своего «Гранд Чероки», он медленно отъехал от дома, стараясь не привлекать внимания. Затем, заехав в переулок, он остановил машину, быстро вытащил из бардачка мобильный телефон и быстро набрал номер Кости. Надо срочно сообщить ему об убийстве Егора!

Было странным то, что Егор сказал, будто к нему должны приехать ребята. Каких ребят он ждал? Кто к нему должен был приехать, как это установить? Может быть, это кто-то из наших? Нет, никто не решился бы на такое дело, все прекрасно понимали, что Константин этого просто так не оставит, и если кто-то решился на убийство, то он немедленно должен исчезнуть.

Но даже и тогда для него нет никаких гарантий, что Костя не разыщет его. Нет, это кто-то чужой. Тогда почему же Егор сказал, что приедут ребята? Кого он имел в виду?

«Ладно,  —  подумал Глеб,  —  сейчас я все узнаю у Константина». Но в телефоне послышалось:

 —  Абонент не отвечает или временно недоступен. Попробуйте позвонить позже.

Глеб еще раз набрал номер. В ответ  —  то же самое. Было очень странным, что Костя выключил телефон. Они же договорились, что Глеб обязательно перезвонит Косте после того, как вернется от Егора.

После очередного набора послышались прерывистые гудки  —  телефон вроде бы был занят. Ну вот, это уже лучше!

Наконец Глеб услышал в ответ голос. Но голос был ему не знаком.

 —  Алло!

 —  Алло! Слушаю вас,  —  ответил Глебу строгий голос.

 —  Константина мне, пожалуйста!

 —  А кто его спрашивает?

Это было очень странным. Что-то тут не так! Константин не может отдать телефон кому-то, да еще кто-то будет спрашивать, кто звонит! Неужели опять не туда попал?

Глеб нажал на кнопку «стоп-разговор». Что-то не так!

«А что думать?  —  подумал Глеб.  —  Костя живет недалеко. Тут от силы минут семь. Съезжу сейчас к нему и все узнаю». Он быстро направил джип в сторону метро «Фрунзенская».

Через несколько минут Глеб уже подъезжал к элитному дому сталинской постройки, расположенному на 3-й Фрунзенской улице. Тут до недавнего времени жили представители партноменклатуры.

Но с наступлением перестройки и нового времени эти квартиры у обедневших наследников бывших партийных и советских чиновников раскупили новые русские. Все квартиры были с высококачественным евроремонтом, начиненные дорогой бытовой техникой, начиная от кондиционеров и заканчивая камерами на- блюдения, фиксирующими всех, кто подходит к двери.

В этот же дом год назад въехал и Константин. Глеб бывал в его квартире неоднократно. Костя жил там в гражданском браке с одной девчонкой. Приобретя четырехкомнатную квартиру, он переделал ее в трехкомнатную, увеличив площадь кухни, в ванной поставил мини-бассейн, сделал огромный коридор.

Более того, Костя сумел уговорить своих соседей, также из категории новых русских, сделать ремонт подъезда. Через некоторое время из обычного подъезда сделали что-то наподобие холла элитной высококлассной гостиницы. Во-первых, первый этаж был полностью отделан мрамором. Светильники были заменены на импортные, а деревянные двери, поставленные еще во времена Сталина, заменены на пластиковые.

Подъезд был оборудован видеокамерами, внизу сидела консьержка. Все это сумел сделать Константин, раскрутив своих коммерсантов, которые жили в этом же доме.

Глеб подъехал почти к самому входу в подъезд. Тут он обратил внимание, что подъезд был ярко освещен фарами нескольких машин, стоящих рядом. Он остановился в нерешительности. Среди других он увидел три или четыре милицейские, две машины «Скорой». У милицейских машин были включены синие проблесковые «маячки».

Глебу стало не по себе. Его наполнило чувство тревоги. Он остановил машину, выключил двигатель, выложил все документы и медленно пошел к подъезду.

Подъезд был оцеплен. На асфальте у подъезда была натянута веревка с флажками. В огороженном ею пространстве лежал человек, накрытый брезентом. Вокруг собралось много людей. Кто-то фотографировал, кто-то снимал на видеокамеру. Тут же Глеб заметил, что подъехала машина «Дорожного патруля», и ребята-репортеры, быстро выскочив из салона, стали снимать происходящее на видеокамеру  —  человека, лежащего на асфальте, а потом какой-то милицейский работник стал что-то им рассказывать.

Что-то тут не то. Сердце снова забилось. Глеб подошел ближе. Бог мой! Он увидел стоящий рядом «Мерседес» черного цвета. Двери «Мерседеса» были распахнуты. Это же машина Кости! Нет, это бред какой-то! Наверное, с Костей что-то случилось. Может, авария? Но какая авария может быть у подъезда?

Глеб подошел. Он заметил, что среди толпящихся людей было много зевак, вернее, жильцов из соседнего дома. Подойдя к одной женщине, Глеб тихо спросил:

 —  А что тут случилось?

 —  Да человека убили,  —  ответила та.

 —  Какого человека?

 —  Который в этом доме живет,  —  женщина махнула рукой в сторону подъезда Константина.  —  Вот его машина стоит.

Нет, быть такого не может! В голове застучали молоточки, видимо, от нервной перегрузки.»Так, после Егора Ростоцкого настала очередь Кости?» Глеб все еще никак не мог поверить в случившееся. Он пробрался еще ближе. Наконец услышал, как милиционер дал команду поднимать, и человека переложили на носилки. Два санитара подняли их и понесли.

Глеб узнал ботинки. Ботинки, которые они с Костей покупали вместе в одном из итальянских бутиков, когда ехали с тренировки. Они купили две совершенно одинаковые пары ботинок.

Что же делать?! Как быть?! Ему хотелось подойти к милиционерам и попросить: расскажите мне все, я помогу вам найти убийцу. Но это было бы нелепо.

К санитарам подбежал майор милиции и громко скомандовал:

 —  Оставьте носилки, сейчас с Петровки приедут! Пусть пока на асфальте полежит. Все равно ему уже ничем не поможешь.

Санитары медленно опустили носилки с телом Константина на асфальт.

Глеб понимал, что нужно поскорее уходить отсюда. Он повернулся и направился в сторону джипа. Быстро сел, завел машину и отъехал в сторону. Невдалеке от дома он остановил машину и задумался, что делать дальше. Нужно звонить, сообщать ребятам о случившейся беде.

«Погоди,  —  подумал он,  —  тут что-то не то. Константин никому не мог дорогу перейти. Убийца, который его убрал, не мог мстить ему за что-то». Ведь принцип Кости был  —  никогда ни во что не вмешиваться, никому не переходить дорогу.

Группировка жила спокойной жизнью и никому не мешала. Разногласия, возникающие изредка, урегулировались мирным путем, и претензий к ним никто не имел. В другие бригады они не влезали. Конечно, было несколько предложений от других бригад, звавших их влиться к ним или решать какие-то совместные проекты, но Костя всячески уклонялся от таких предложений, оставаясь независимым.

Если предположить, что это сделали свои? Да нет, кто может отважиться на убийство Константина! Он бесспорный лидер, незаурядная личность, человек, предусматривающий все до последней мелочи. А может, это случайность?

Киллер перепутал Константина с каким-нибудь коммерсантом, который живет в этом доме? Эта версия могла иметь место. Но, с другой стороны, почему же тогда произошли одно за другим два убийства?

Сначала казначей, который знал, где хранится общак. Вторым человеком в группировке, знавшим о месте хранения, был Константин. Таким образом, все было скрыто. И почему выбран именно тот день, когда прошло общее собрание, когда отмечался юбилей? Все было очень странным.

Глебу не оставалось ничего другого, как направить машину к своему дому. Надо было собраться с мыслями. А утром следовало уже действовать.

Вскоре Глеб был возле своего дома. Он поставил джип на стоянку и уже направился было в сторону дома, как вдруг вспомнил, что у него в бардачке так и лежит пакет с деньгами, который передал ему Константин.

Когда он направился обратно к джипу, то подумал: «А вдруг ко мне придут с обыском? Зачем деньги нести в квартиру? Пускай лежат тут, целее будут. Ведь никто не полезет в машину с такой мощной сигнализацией, стоящую к тому же на охраняемой стоянке».

Чувство беспокойства охватило Глеба: а вдруг и его кто-то ждет сейчас у подъезда?! Что, если кто-то решил одним махом убрать всех наиболее влиятельных людей группировки?

В памяти возникло нагло улыбающееся лицо Игната. Да, следует быть осторожным. Оружия у него с собой не было. Вернее, оно было, но спрятано в квартире.

Глеб в нерешительности остановился и взглянул на часы. Было около полуночи. Да, жалко, что жены нет. Можно было бы проверить, есть кто на улице или нет. Жена уехала с подругой Кости в Ниццу, сейчас она отдыхает на Лазурном берегу. На этой поездке настоял Константин. Он потребовал, чтобы компанию его подруге составила именно жена Глеба.

Глеб медленно направился к подъезду, вглядываясь в каждую стоящую машину, стараясь увидеть что-либо необычное. Но никаких посторонних машин, подозрительных людей он не заметил. Все было тихо и спокойно.

«Но меня могут ждать и в подъезде»,  —  подумал Глеб. Что-то  —  страх или инстинкт самосохранения  —  двигало Глебом, и он решил в подъезд не входить. Он повернулся и пошел обратно к машине. «Что делать? Не ночевать же в машине»,  —  думал Глеб. Он стал соображать, к кому можно поехать. Конечно, у него было много знакомых, но сначала нужно продумать создавшуюся ситуацию. Константин учил его  —  прежде чем принимать решение, продумай все «за» и «против».

Тут Глеб вспомнил знакомую девчонку Люську, с которой познакомился полгода назад и пару раз был в близких отношениях. Она работала в элитном парикмахерском салоне, куда Глеб часто заходил вместе с Константином постричься.

Приметив богатых клиентов, Люська сразу стала проявлять к нему интерес. Глеб ответил ей взаимностью. Вскоре они пару раз поужинали в ресторане, и как-то само собой получилось, что уже на третий день знакомства Глеб оказался в ее квартире, точнее, в ее постели.

Все это случилось в тот период, когда Глеб поссорился со своей женой, и та уехала жить к родителям, а он остался один. И чтобы как-то скрасить холостяцкую жизнь, он и завел интрижку с Люськой.

Глеб взял в руки мобильный телефон и набрал номер девушки.

 —  Люся, привет. Узнала меня?

 —  Конечно, Глебушка, узнала. Случилось что?

 —  Да ничего,  —  беззаботно ответил Глеб.

 —  А что звонишь в двенадцать ночи?

 —  А ты уже спишь?

 —  Предположим, еще нет, но уже собираюсь.

 —  Ты одна или...

 —  А что? Почему я должна отвечать тебе на этот вопрос?  —  стала кокетничать с ним Люся.

 —  Ладно, перестань. Дело серьезное. Если ты одна, я сейчас приеду к тебе.

 —  Приезжай, конечно! Я рада тебя видеть.

Глеб быстро положил телефон в карман, сел в машину и направился в сторону Медведково, где жила Люся.

Проезжая по Большому Каменному мосту, Глеб задумался. Машина развила большую скорость. Неожиданно на середину дороги выскочил гаишник и замахал ему светящимся жезлом, приказывая остановиться.

Глеб затормозил и вышел из машины. Вообще-то он не имел привычки выходить из машины к гаишнику, но сейчас случай был неординарным. Во-первых, в машине лежали большие деньги, а во-вторых, никакой конфликт с гаишником совершенно не нужен, так как время было дорого.

Глеб, изобразив на своем лице улыбку, сказал:

 —  Командир, в чем дело?

 —  Нарушаем, товарищ водитель,  —  гаишник взял под козырек.  —  Скорость превысили. С какой скоростью вы ехали?

 —  Да, вы правы,  —  кивнул Глеб.  —  Возьмите в качестве моего оправдания.  —  И протянул гаишнику стотысячную купюру.

Гаишник молча взял деньги, повернулся и пошел обратно на то место, где стоял до появления машины Глеба. Глеб тут же нажал на педаль газа, и машина стала набирать скорость.

Отъехав немного, он услышал, как запищал пейджер. Глеб достал из бокового кармана черную «Моторолу» и нажал на зеленую кнопку. Экран тут же засветился зеленоватым светом, и на нем появилось сообщение: «Глеб, срочно включи мобильник! Игнат».

Глеб снова достал мобильный телефон и включил его. Но оказалось, что разрядились батарейки. Тогда он достал из бардачка шнур к мобильному телефону и, включив его в прикуриватель, присоединил к аппарату.

Тут же высветилась надпись «Телефон работает». Через секунду раздался звонок.

 —  Алло, Глеб!  —  послышался голос.  —  Это Игнат. Глеб, надо срочно встретиться. Ты где сейчас находишься?

 —  А что случилось?  —  спросил Глеб, делая вид, что ничего не знает.

 —  Мы с ребятами стоим около твоего дома, ждем тебя. Нужно срочно поговорить.

 —  Так что же случилось?  —  повторил Глеб.

 —  Это не телефонный разговор,  —  ответил Игнат.  —  Встретимся  —  потолкуем.

 —  Сейчас уже поздно, давай перенесем встречу на завтра,  —  Глеб специально тянул время.

 —  Нельзя откладывать. Беда с Костей произошла.

 —  Что именно?

 —  Кости больше нет. Давай встречаться. Ты где находишься? Мы подъедем к тебе,  —  настаивал Игнат.

Конечно, Глеб не мог с уверенностью сказать, что именно Игнат был инициатором сегодняшних убийств. Но было странно, почему он сейчас так настойчиво зовет его на встречу.

Не специально ли для того, чтобы одним махом, за один вечер разделаться со своими конкурентами и встать во главе структуры? Очень похоже на то. Встречаться с ними никак нельзя.

 —  Нет, Игнат, я не могу сейчас с тобой встретиться,  —  резко произнес Глеб.  —  Я занят. Да и нахожусь сейчас очень далеко, вне пределов города.

 —  За городом?

 —  Да.

 —  Ты что, в Люберцах?  —  уточнил Игнат.

 —  Почему я должен быть в Люберцах?

 —  Просто тебя видели последнее время с люберецкими. Может, ты там сейчас тусуешься?

 —  Давай встретимся с тобой утром,  —  предложил Глеб.

 —  А где?

 —  Созвонимся, договоримся,  —  и Глеб нажал на кнопку «Стоп-разговор».

Через несколько минут на пейджер вновь пришло сообщение от Игната: «Глеб, вопрос очень серьезный, нужно встретиться именно сейчас». Этот текст повторялся несколько раз, но Глеб уже не реагировал.

Конечно, подозрение, что Игнат замешан в этих убийствах, было очень серьезным, но с другой стороны, не пойман  —  не вор. Никаких прямых доказательств нет.

Нужно продумать дальнейшие действия, чтобы постараться понять, действительно ли Игнат причастен к убийствам. Если подумать, то это выгодно только ему. Он давно претендовал на лидерство в структуре.

К Люськиному дому Глеб подъехал минут через десять. Она жила в однокомнатной квартире, которую купила пару лет назад, работая мужским мастером в салоне. Эта работа позволила ей скопить деньги на покупку квартиры и машины  —  девятой модели «Жигулей». С помощью одного из своих клиентов  —  инструктора автошколы  —  она научилась лихо водить машину.

Люське на вид было двадцать пять  —  двадцать семь лет. Невысокая, с темными волосами и голубыми глазами, она была девушкой привлекательной. Для Глеба было загадкой, почему она не выходит замуж. Но на его вопросы Люська отвечала как бы в шутку, что выбирает, пока не может найти никого. «Все такие, как ты, заняты». Контакты Глеба с Люськой приходились на те периоды, когда Глеб был в разлуке с женой.

Обычно причиной разлук были их ссоры, которые в последнее время стали достаточно частыми. Жена уезжала либо к родителям, либо к подруге. Каждый раз, когда Глеб приезжал к Люське,  —  а это было от силы три-четыре раза,  —  она постоянно спрашивала его  —  ну что, опять с женой развелся? А в середине ночи продолжала разговор:

 —  Зачем тебе нужна такая жизнь? Женился бы лучше на мне, я тебя буду понимать, у нас все хорошо будет.

Но Глеб никогда не поддерживал эту тему.

Позвонив в дверь квартиры, Глеб ждал не более минуты. Дверь открылась. Люська была в красивом импортном халатике. Посмотрев на нее, Глеб понял, что девушка ждала его. Она была накрашена, волосы уложены в красивую прическу. Глеб привлек ее к себе. Она, подчиняясь ему, прижалась губами.

 —  Опять со своей разругался?  —  спросила Люська.

 —  Нет, сегодня дела покруче,  —  ответил Глеб.

 —  Что случилось, Глебушка?

 —  Потом расскажу,  —  махнул рукой Глеб и прошел в квартиру. Ему хотелось сбросить груз волнения, пережитого им в этот день.

 —  Пойду душ приму,  —  сказал он.

 —  Конечно, возьми белое полотенце,  —  сказала Люська.  —  Может, поужинать что приготовить?

 —  Нет, только кофе выпью.

 —  Хорошо, я сварю.

Глеб принимал душ и думал о создавшейся ситуации. Вскоре он вышел на кухню, немного отошедший от неприятных мыслей. «Все,  —  решил для себя,  —  надо немного расслабиться, не думать об этом. Я пришел на свидание к женщине! Что же  —  заниматься любовью и в то же время думать об убийствах? Нет, так нельзя!»

 —  Как твои дела?  —  обратился Глеб к Люське.

 —  Ты о чем?

 —  О парикмахерской. Что девчонки говорят, какие интриги закручиваются?

Это была любимая тема Люськи, и она охотно рассказывала об этом, так как жизнь салона для нее стояла на первом месте. Через несколько минут Глеб уже знал, какие интриги плетет их новая заведующая, как отреагировали группировка номер один и группировка номер два, состоящие из работников парикмахерской, которые никак не могли поделить сферы влияния в салоне.

 —  Слушай, у вас прямо как у нас,  —  улыбнулся Глеб,  —  только до перестрелок дело не доходит.

 —  Погоди, Глебушка, страсти накалились, скоро и до этого дойдет!  —  с серьезным видом сказала Люся.

Глебу стало смешно.

 —  Ну что, пойдем приляжем?  —  улыбнулся он.

 —  Конечно!

Глеб подошел к большой кровати, стоящей в середине комнаты, разделся. Люська выключила верхний свет и спросила:

 —  Как будем  —  со светом или в темноте?

Глеб пожал плечами. Тогда она оставила небольшой ночник и сбросила с себя халат...

После бурной страсти, продолжавшейся минут двадцать, Глеб расслабился. Он лег на спину, закинув руки за голову, и стал думать. Все, что касалось секса, улетучилось в одно мгновение. Вновь перед глазами возник труп Константина на асфальте, привязанный к креслу Егор Ростоцкий и наглая улыбка Игната.

Конечно, он отчетливо понимал: неважно, кто именно причастен к этим убийствам. Важно другое  —  Игнат начнет сейчас войну на уничтожение людей Кости, и прежде всего поэтому завтрашний разговор нужно было построить так, чтобы получить гарантии своей безопасности.

Минут пятнадцать Глеб обдумывал варианты дальнейшего развития событий со стороны Игната, но ничего хорошего не придумал.

Посмотрел на Люську  —  она уже заснула, отвернувшись к стене и подложив ладони под щеку. «В конце концов,  —  подумал Игнат,  —  утро вечера мудренее. Не буду сейчас мучиться. Завтра утром соберу ребят из своей бригады до встречи с Игнатом, мы все и обсудим».

Он повернулся на другой бок и прижался к спине Люськи. Он почувствовал тепло ее тела, и у него снова возникло желание. Он медленно провел рукой вдоль Люськиной ноги...

Глеб проснулся рано, около семи часов. Он встал, сварил кофе и сел за стол, глядя в окно и продолжая размышлять. Пора действовать!

Он придвинул к себе телефонный аппарат и набрал номер оператора пейджинговой компании. Продиктовал текст: внимание, всем собраться через два часа в кафе «У Макса». Для абонента,  —  и перечислил номера пейджеров членов своей бригады.

Продиктовав сообщение, Глеб попросил оператора повторить его два раза, затем положил трубку.

К этому времени проснулась Люська. Она принимала душ. Выйдя на кухню, Люська спросила:

 —  Ты что так рано проснулся?

 —  Дел много,  —  ответил Глеб,  —  надо ехать.

 —  Давай позавтракаем,  —  предложила Люся.  —  Что ты будешь?

 —  А что ты мне можешь предложить, кроме омлета или яичницы?  —  поддел ее Глеб, так как каждый раз она предлагала ему на завтрак одно и то же.

 —  Ну ты же знаешь, я женщина одинокая, себе не готовлю. Весь мой завтрак  —  это пакетик орешков, баночка или две йогурта и кофе.

 —  И две сигареты,  —  добавил Глеб.

 —  Точно.

 —  Когда курить бросишь?

 —  Ой, Глебушка, какая еще радость женщине остается, кроме чашечки кофе и хорошей сигареты?

 —  Как это?  —  удивился Глеб.  —  А норковая шуба? Хорошая квартира? Модная одежда? Разве это все не счастье?

 —  Это все так. Ты о большом, глобальном, а я по мелочам.

Позавтракав и позвонив еще по другим делам, отменив все запланированные встречи, Глеб направился в кафе «У Макса», где был назначен сбор членам его бригады.

Макс был одним из коммерсантов, имеющим свое кафе и небольшую пиццерию, расположенные рядом, на одном из проспектов Москвы.

Обычно там проходили сборы бригады. Об этом месте никто не знал, конечно, кроме покойного Кости. Игнат в это не посвящался. В то же время было несколько общих мест для встреч всей группировки, и Глеб понимал, что после этой встречи ему придется встречаться с людьми Игната.

Ребята, которые входили в группировку Глеба, прибыли в положенное время. Они были подтянутые, опрятно одетые. Глеб посмотрел на их лица. По их выражению он понял, что никто не знает о кошмарных событиях, происшедших вчера.

Он поздоровался со всеми. Сев за стол, сразу сказал:

 —  У нас очень плохие новости.

Все с удивлением посмотрели на него.

 —  Сегодня ночью были убиты казначей Егор Ростоцкий и наш лидер Костя.

Глеб внимательно всматривался в лица ребят. На них отражалось недоумение, ошарашенность, в глазах у некоторых появился страх. Он понимал, что никто ничего не знал. Затем Глеб подробно рассказал о своих ночных приключениях и о двух трупах, увиденных им. Потом он специально сделал паузу, дав возможность высказаться членам группировки. Первым молчание нарушил Макар.

Макар был наиболее близок к Глебу и по существу являлся его доверенным лицом, правой рукой.

 —  Это дело рук Игната!  —  безапелляционно заявил он.

 —  Да,  —  поддержал его Митя, другой парень.  —  Это Игнат их кончил!

Олег и Кирилл, два молодых парня, лет по двадцати, сказали почти вместе:

 —  А вам, ребята, не кажется, что следующими будем мы? Раз Игнат взял курс на истребление, мы ему вообще не нужны. Точнее, мы, может, еще и пригодимся,  —  добавил Кирилл,  —  чтобы влить в свою команду, а вот насчет тебя, Глеб, и тебя, Макар, я считаю, вопрос решенный.

Глеб удивленно взглянул на Кирилла. Тот, перехватив его взгляд, продолжил:

 —  Нет, Глеб, неужели ты думаешь, что я пойду работать к этому беспредельщику? Да ни за что! Я просто так сказал!

 —  Нет, ты сказал правильно,  —  неожиданно перебил его Макар.  —  Конечно, всех он стрелять не будет  —  слишком уж много трупов получится. А вот нам точно конец будет.

 —  Значит, у вас никаких сомнений нет в том, что это Игнат сделал?  —  спросил Глеб.

 —  Никаких,  —  заговорили все.

 —  Так какие будут решения?

 —  А какие тут решения? Валить надо падлу, и все,  —  подвел итог тот же Кирилл.

 —  Стоп!  —  прервал его Макар. Он был самым рассудительным из всей команды.  —  Не надо так говорить, ребята! Мы не имеем доказательств. А делать ему такую серьезную предъяву  —  тоже западло, я считаю, потому что за свои слова отвечать надо, а у нас ничего серьезного в отношении людей Игната нет, только догадки, эмоции.

 —  Ты прав,  —  сказал Кирилл.  —  Что же тогда делать?

 —  А делать надо вот что. Надо сделать так, чтобы время помогло разобраться нам в этой проблеме.

 —  Точно, ребята,  —  поддержал Макара Глеб.  —  Надо немного потянуть время и изучить обстановку. Рано или поздно все будет раскрыто, по крайней мере нами. Нам сейчас война не нужна. Вы знаете, что бывает после смерти лидера?

 —  Вспомните того же Сильвестра, когда после его смерти вся ореховская братва на мелкие бригады расползлась, начались разборки между собой. А с нами что будет? Мы же не ореховские, нас гораздо меньше. Наших коммерсантов тут же соседние структуры к себе приберут и все растащат!

 —  Погоди,  —  перебил Глеба Макар.  —  У меня появилась интересная идея.

 —  Какая?

 —  У нас есть единственный козырь  —  общак. Ты ж сам сказал, что он немалый. Сколько у нас денег?

Глеб немного помолчал.

 —  Где-то около десяти миллионов баксов должно быть.

Он посмотрел на ребят. Никто из них и не подозревал, что такие суммы могут быть в их общаке.

 —  Это что, в «нале», что ли?  —  продолжил Макар.

 —  Часть в «нале», часть в бумагах, на счетах.

 —  Где они, кто знает?

 —  Только два человека знали,  —  сказал Глеб,  —  Егор и Костя.

 —  Погоди!  —  сказал Макар.  —  Я Костю хорошо знаю и предполагаю, что наверняка Костя мог сказать о деньгах своей жене. Где она?

 —  С моей женой в Ницце отдыхает.

 —  Нужно срочно их вызвать. Все равно хоронить Костю будем. Пусть приезжают. И сразу же нужно узнать у нее, где деньги.

 —  А дальше что?  —  спросил Глеб.

 —  А дальше  —  эти деньги нужно отдать на сохранение такому человеку или в такую организацию, у которых взять их смогут только ты и Игнат. Тогда Игнату тебя убирать будет невыгодно.

 —  Что-то я не понял,  —  переспросил Глеб.  —  Что же, мы деньги в банк понесем, напишем завещание, что если Игнат меня убьет, то ему деньги не выдавать? Так, что ли?

 —  Зачем в банк? Нужно придумать, какое место найти.

 —  А что? В этом есть смысл!  —  кивнул Глеб.  —  Ладно, надо собираться да ехать на стрелку с Игнатом. Он мне уже три сообщения прислал.  —  Он достал из кармана пейджер.  —  Значит, так. Черт его знает, чем эта стрелка закончится.

 —  Пойдем все вместе. Только четверо останутся в машине. Кто что с собой имеет?

 —  Ты про стволы?  —  спросил Кирилл.

 —  Конечно.

 —  Ну, я имею,  —  сказал молодой паренек Митька, недавно пришедший в бригаду.

 —  Откуда? Тебе ж никто не давал!  —  удивился Глеб.

 —  Сам купил, за личные деньги.

 —  Активный парень!  —  улыбнулся Глеб и продолжил:  —  Четверо остаются в машине со стволами, на случай чего. А мы идем в кафе. Сейчас я звоню Игнату и назначаю стрелку.

Через несколько минут Глеб уже договорился с Игнатом о встрече. Она должна была состояться через сорок минут. Он прекрасно понимал, что на этой встрече нужно быть очень осторожным и очень внимательным. С другой стороны, ситуация была такова, что единственной гарантией являлись лишь общие деньги, которые, безусловно, очень интересовали Игната.

Поэтому прежде всего на встрече нужно было вычислить два главных момента. Во-первых, владеет ли Игнат деньгами или по крайней мере знает ли, где они хранятся. Во-вторых, если он ничего не знает о деньгах, то нужно пояснить, что только благодаря им он может получить долю в наследстве. Так думал Глеб.

Встреча состоялась в одном штабном ресторанчике, который часто использовался структурой Константина для встреч и переговоров.

Когда Глеб и его люди вошли в ресторан, Игнат со своей бригадой уже расселись по залу. Бригада его тоже составляла где-то около тринадцати человек.

Глеб всматривался в их лица. Он чувствовал, что те настроены враждебно. Вероятно, Игнат провел работу. А может, все заранее подготовил. По всему было видно, что это уже не вчерашние коллеги и соратники, а враги и конкуренты.

Войдя в зал, Глеб холодно поздоровался с Игнатом и с его людьми. Затем все сели. Игнат коротко спросил, знают ли они о том, что Костя и Егор Ростоцкий убиты, и стал говорить о том, чьих рук это дело.

 —  В общем, сегодня, братва, у нас что-то типа общего собрания,  —  продолжал Игнат. Он вышел в центр зала, как бы взяв на себя роль лидера.  —  Нам необходимо продумать, как похоронить нашего всеми уважаемого лидера Константина. Затем нам необходимо выбрать нового лидера, так как ситуация не терпит промедления. Поверьте мне, братва, я по опыту знаю, что после смерти авторитета начинается буза в его команде. Более того, враги, конкуренты, даже те, с кем отношения были нормальными, постараются сделать так, чтобы подмять нас под себя. Поэтому нам нужен боевой лидер, ответственный и сильный, а главное  —  без всякой трусости,  —  добавил Игнат, явно имея в виду себя,  —  который сумеет дать достойный отпор врагам! Нужно выбирать. В общем, давайте так. От вас,  —  Игнат посмотрел на Глеба,  —  нужны три человека. И я дам троих, которые будут заниматься похоронами Кости и Егора... Переходим ко второму вопросу. Какие будут предложения?..

И тут, как бы по запланированному сценарию, встал Федя по кличке Шрам, правая рука Игната, со шрамом от ножа на щеке, который он получил в колонии, и сказал:

 —  Братва, я считаю, что у нас только один лидер. Это Игнат. Только он может повести всех нас вперед и сохранить все то, что мы сейчас имеем. Давайте голосовать!

 —  Погоди,  —  перебил его Макар.  —  Как это вы так ставите вопрос? А как же Глеб? Я прекрасно понимаю ваши чувства. Вы уважаете своего лидера. Но мы тоже любим и уважаем своего лидера, Глеба. Поэтому мы голосовать за Игната не будем. Мы поддерживаем Глеба.

 —  Слушай, братва,  —  сказал Игнат,  —  давайте сделаем так. Как у парламента, у депутатов,  —  тайное голосование. Я понимаю, что в открытую каждый будет голосовать за своего лидера. А тайное голосование  —  тут все будет по-честному. Кто за тайное?

Почти все подняли руки. Но Глеб не волновался. Он прекрасно знал, что это будет лучшая проверка. Люди Игната не имели контактов с его людьми, поэтому никто на сторону Игната не перейдет. А поскольку общее количество было одинаковым...

Голосование состоялось через несколько минут. Человек Игната вначале позвал ребят из машины Глеба. Свернув записки, все бросили их в небольшую миску, которую принесли из кухни. Потом записки были раскрыты. И тут ничего неожиданного не обнаружилось. Соотношение голосов было пятьдесят на пятьдесят.

Люди Игната проголосовали за Игната, а люди Глеба  —  за Глеба. Так что с выборами ничего не получилось. Четверо парней Глеба тут же вышли на улицу.

Игнат понял, что допустил ошибку, предложив тайное голосование.

 —  Нет, ребята, так не пойдет. Двух лидеров быть не может. У нас слишком принципиальные расхождения. Я ничего не могу сказать про него плохого. Он живет своей жизнью, а я  —  своей. Но в данный момент я считаю, что только моя позиция, моя постановка тем, причем конкретных, может привести к нормальной жизни.

 —  Ладно, кончай канитель!  —  оборвал его Макар.  —  Ты все время вокруг одного и того же ходишь  —  я, я, я! Сколько можно? Знаешь, что такое я? Головка от...  —  хотел было продолжить Макар, но почувствовал, что зашел слишком далеко. Глаза Игната уже пылали гневом.  —  Давай сделаем так, братва,  —  предложил Макар.  —  Сначала похороним Костю и Егора, а потом трезво и спокойно решим, как нам жить дальше. Если нужно  —  посоветуемся с людьми опытными.

 —  С какими еще людьми?  —  вылупился Игнат.

 —  Да с тем же Пашей Цирулем, который вчера у нас был.

 —  Да, Паша в таких ситуациях толк знает!  —  кивнул Игнат.  —  Да,  —  он посмотрел в сторону Глеба,  —  насколько мне известно, именно ты последним видел Егора, ты ему деньги повез, которые передал тебе Константин.

 —  Ты что, предъяву мне готовишь?  —  возмутился Глеб.  —  На меня Егора хочешь повесить?!

 —  Что ты, братан! И мысли такой не было! Просто я хочу спросить, где наши деньги? Где наши лавэ?

 —  Деньги? Они в надежном месте,  —  соврал Глеб. Он понял, что денег у Игната нет, и знал, что для него это единственная зацепка.

 —  Погоди,  —  заволновались все,  —  как это в надежном месте? Почему мы про это надежное место не знаем? Почему деньги должны принадлежать тебе? Там ровно пятьдесят процентов наши!

 —  Братва,  —  Глеб вышел на середину зала.  —  Мы все прекрасно знаем, что, когда Костя создавал единую команду, все вы вошли на правах учредителей, пайщиков. Каждый из вас имеет равную долю. Естественно, командиры имеют чуть больше, за что вы голосовали... Так что все будет учтено, никого не обидим...

ОТРЫВОК ДЛЯ БЕСПЛАТНОГО ЧТЕНИЯ