RSS
 

Глава 19. Собственное исследование

 

Глава 19

Собственное исследование

 

 На следующий день я обратился к директору Центра Грабаря с просьбой познакомить меня с владельцем частной коллекции русских художников.

 – Кого же мне вам назвать? – проговорил он, раздумывая. – Право, не знаю… Есть у нас пятерка владельцев крупнейших коллекций, но могу ли я вам их рекомендовать? Понимаете, эти люди считаются достаточно весомыми в нашем обществе. Я сделаю вот как – позвоню одному из них, и если он согласится, то дам вам его телефон. Вы не возражаете против такой схемы?

 – Конечно нет. Я буду вам очень обязан!

 Ближе к вечеру я снова позвонил директору Центра и поинтересовался, как наши дела.

 – Вам повезло, – услышал я. – Есть такой Петр Петрович Болдырев, частный коллекционер. Он входит в пятерку крупнейших антикваров России. И он согласился с вами встретиться, даже заинтересовался. Ему контакт с вашим братом почему-то показался любопытным. Записывайте телефон!

 Буквально через пять минут я уже разговаривал с коллекционером.

 – Приезжайте ко мне за город, – сказал Петр Петрович, – Рублево-Успенское шоссе. Жуковку знаете?

 – Конечно знаю.

 – Записывайте адрес!

 Утром я позавтракал и сразу же поехал в Жуковку.

 Петр Петрович Болдырев занимался коллекционированием уже много лет. На вид ему было около пятидесяти лет. Подтянутая фигура, темные, с сединой, волосы… Встретил он меня по-домашнему – в джинсах и в клетчатой рубашке. Поздоровавшись, пригласил меня в зимний сад.

 Мы немного поговорили на отвлеченные темы, затем Петр Петрович решил показать мне свою коллекцию. Она действительно была обширная. У меня сложилось впечатление, что я увидел только ее часть.

 Вскоре мы разговорились. Я узнал: антикваров можно разделить по пятибалльной школьной системе.

 Так, на пятерочку антикваров единицы на внутреннем рынке, которых можно сосчитать на пальцах двух рук. Четверочка – может, пятьдесят антикваров. А дальше – по нисходящей – до тысячи. Они называют себя антикварами, но пока еще не прошли период селекции, когда время отсеивает шлаки и оставляет на поверхности то, что потом станет блистать.

 Мой собеседник был явно антиквар из первого ряда. Он создатель и президент первого и единственного пока в России Аукционного дома. Дважды в неделю здесь проходят аукционы по всем направлениям антикварного рынка. Через руки экспертов Аукционного дома проходят тысячи предметов старины. Здесь каждый день сталкиваются с вещами первоклассными и теми, которые вызывают сомнение.

 Исторически так сложилось, что Санкт-Петербург считается столицей подделок. Талантов там много, потому что есть отличная академическая школа имени Репина, которая воспитывает первоклассных художников-реалистов. Москва больше специализируется на авангарде, свободных рук и здесь хватает. Многие обвиняют в наплыве подделок экспертов, потому что за ошибки они не несут никакой ответственности.

 – Если на Западе эксперт ошибется пять-шесть раз, то первое, что сделают, – это подадут на него в суд за неправильную экспертизу, второе – он возместит моральный и материальный ущерб, а третье – его отстранят от участия в экспертизе. У нас этого нет. У меня вопрос: а сколько добротных заключений подписал этот эксперт? Ведь об этом никто не говорит. И количество бесспорных решений, безошибочных, очень мало кого интересует. Всех занимает, а где он промахнулся. Делали, делают и будут делать ошибки, они неизбежны. Мы люди, а не автоматы.

 Однако учесть все нюансы и опасности при покупке предметов старины, особенно картин, невозможно. Коллекционирование предметов искусства многие объясняют не разумом, а страстью и верой в прекрасное. Я вам задам вопрос. Вот вы мне скажите, почему «Маки» Мане – шедевр, а маки, которые пишет художник, который сидит на Арбате, такие же красивые, но не шедевр?

 Я тоже не знаю. Объясните мне, почему за Пикассо просят 104 миллиона долларов? Объясните! Это разуму непостижимо, это вера.

 Страсть – ключевое слово для коллекционера. Мошенники всегда учитывают психологический момент. Первый официальный советский миллионер Артем Тарасов привез из Лондона малую венчальную корону дома Романовых. По крайней мере, Тарасов сам в это верил. Он торжественно привез корону в Москву, демонстрировал публике, показывал антикварам. Он надеялся, что государство выделит несколько миллионов долларов и выкупит историческую и культурную ценность. Специалисты корону не признали – поставили под сомнение ее принадлежность к дому русских царей. Я остаюсь абсолютно убежденным, что эта вещь имеет огромную историческую ценность, примирение двух великих русских фамилий – Романовых и Пушкиных. Наследница получила ее от внучки Пушкина, от своей прабабки…

 Чем ближе профессионализм историка, эксперта к этой истории или легенде, созданной вокруг предмета, тем щепетильнее, тем меньше человек могут разобраться, где правда, а где ложь.

 Есть только одно место в стране, где не стоит скандалить. Рынок в Москве называется «вернисаж», потому что на его развалах предметы искусства. В поисках прекрасного сотни антикваров разбредаются по российской глубинке, прочесывая деревни, поселки и города. Все обнаруженные ими ценности выбрасываются на прилавки в Измайлово. Правда, сейчас найти шедевры здесь невозможно. Залежи культурных ценностей перебираются специалистами еще на рассвете. Это самый низкий уровень антикварного рынка – для начинающих коллекционеров или туристов.

 Если вы собираетесь покупать здесь вещи, чтобы вкладывать деньги, то, с моей точки зрения, это бесполезно по нескольким причинам… Вот характерное… Эти рисунки нанесены вновь и состарены, потому что доска – последняя четверть девятнадцатого – вот тут надписи какие-то остались, шпонки сохранились, – а она переписана вновь, и наверняка новый владелец умалчивает о том, что это новодел. Если икона была написана мастером, то цена ее будет, по этому сюжету, где-то около пяти тысяч долларов. Если она новодельная, с такими примитивными копытами, со смешной мордочкой у лошади – я думаю, не более ста долларов она должна стоить.

 Несколько лет зреет идея государственного контроля в сфере оборота антиквариата. Наиболее радикальные голоса выступают за монополизацию и лицензирование экспертизы, чтобы одна компания сначала проверила все картины и промаркировала их, а потом выдавала экспертные заключения. Работы такому центру хватит на многие годы. Борьба за контроль над антикварным рынком обостряется. Но большинство коллекционеров уверено, что только публичность победит мошенников.

 Они даже не злодеи, они придурки. В сегодняшнем мире, таком маленьком, это раньше был Советский Союз, в нем грабили церкви, переправляли на Запад… А сегодня я советую всем коллекционерам опубликовывать и выставлять свои вещи. Если претензии у кого-то будут – у церкви, у старушки, – отдайте, но зато коллекции у вас будут чистые. Если вы думаете о капитализации своей коллекции, то в целом поднимется и цена, и ценность ее.

 От подделок не застрахован никто. Сколько лет существует спрос на старину, столько же функционирует и рынок подделок. За примерами далеко ходить не надо. Недавно выяснилось, что купленные японцами еще в 1987 году за 25 миллионов фунтов стерлингов «Подсолнухи» Винсента Ван Гога написаны Полем Гогеном.

 Картина «Девушка за вирджиналом», долгое время считавшаяся подделкой под Яна Вермейера, признана подлинной и продана на аукционе Сотбис за 30 миллионов долларов.

 Нет традиций, мало профессиональных антикваров, неопытные покупатели и необразованные владельцы доставшихся непонятно каким образом культурных ценностей – все это естественные пережитки развивающегося антикварного рынка.

 Мой собеседник сделал паузу в своем рассказе, и я осторожно его спросил, чем он сам занимается?

 – В основном – историей русского пейзажа XIX века, – сообщил Петр Петрович. – Собираю Саврасова, Поленова, Левитана и многих других. И, конечно, Маковского. Так что определенный опыт у меня имеется.

 Вскоре я закончил осмотр коллекции Петра Петровича, наговорив хозяину кучу комплиментов. Мы уселись за столик.

 – Петр Петрович, меня интересует, были ли подобные случаи фальсификации в истории вашего арт-рынка, и если были, то почему? Например, зачем нужно выдавать француза за англичанина или наоборот?

 – Наверное, сама жизнь спровоцировала такую ситуацию, – заговорил Перт Петрович. – Впервые на английском рынке национальный художник намного дороже зарубежного мастера той же школы и эпохи. Есть такой художник, датско-немецкий, Луи Гурлитт. Это классик позднего бидермайера. Он весьма известен на родине. Но во Франции и в Англии его вряд ли купят, потому что стоит он недорого. А наши покупатели метут все, что с русским именем. Переделали его в Боголюбова, и цена подскочила чуть ли не в пятьдесят раз. Или сделали из некоего Вильгельма Порста русского Федора Васильева, и цена возросла – вы не поверите! – с одной тысячи евро, что давали за Порста, до трехсот тысяч! Как вам это? И эти люди, кто занимается подделками, ведут себя неуважительно к искусству. Был у нас художник Алексей Транковский, непрофессиональный, но самобытный. Так его переделывают в Трутовского, Грандковского или Маковского. И это не просто афера. Я уже говорил, что занимаюсь историей русского пейзажа XIX века. По этой теме было много живописцев Московского общества любителей художеств и Московского товарищества художников. В этих обществах все мастера группировались по известности художников – Поленова, Саврасова, Левитана – и им подражали. Много было членов Санкт-Петербургского общества художников – круга Константина Маковского. Конечно, часть из них, не слишком известных, всплыли на рынке. Но вы можете спросить – а куда же остальные делись? Они ведь были очень плодовитыми. Но теперь Левитин – уже Левитан, а Ярцев или Зарецкий – уже Поленов. Почти любой салонный портрет, имеющий, к несчастью, похожесть с шикарным Маковским, – уже с его подписью. Если раньше подделок было процентов пять-десять, то сейчас – за шестьдесят. И к тому же за счет других хороших художников.

 – Я пессимист и считаю, что за этим стоит социальная ситуация. Все имеют свой кусок, всем это удобно и выгодно, – продолжал Петр Петрович.

 – Так что же делать? Как исправить ситуацию на рынке русского арт-искусства? – спросил я.

 – Ситуация реально изменится только вместе с обществом. Если немного утрировать, то пертурбация этих вещей возможна только после национализации или перераспределения собственности всех Рублевок. Но пока этого не происходит, и коллекционеры не бросают своего занятия. Да и корпорации накупили много фальшивок в свое время. У меня создается впечатление, что многие боятся проверить свои картины – а вдруг они будут фальшивыми? А так ты живешь спокойно…

 – Хорошо, Петр Петрович, а вы допускаете, что в вашей коллекции какие-то картины фальшивые?

 – Нет, категорически нет! Все мои картины проверены. У меня есть свой метод.

 – Но вы же покупаете картины и продаете их…

 – Да, конечно, и даже имею с этого неплохой навар, – улыбнулся Петр Петрович.

 – И у вас не было случая, когда вы покупали картину, а потом выясняли, что она поддельная?

 – Были.

 – И как вы разбирались?

 – Очень мирно и цивилизованно. У меня есть специально обученные люди, которые едут к тому дилеру, который продал мне картину, и спокойно убеждают его вернуть мне деньги, а я возвращаю ему картину. Все проходит без эксцессов. Но в последнее время, так как меня многие знают, мне таких предложений никто не делал.

 – Значит, с ваших слов, получается, что человек, который продает картину, знает, что она фальшивая. А может быть так, что продавец не знает о подделке?

 – Ситуации могут быть разные, – ответил Петр Петрович. – Есть даже такой вариант. Допустим, мошенники организовывают цепочку. Дилер берет картины на западных аукционах, фальсифицирует их, а потом сбывает антиквару за две-три стоимости. А разве трудно при таком наваре обеспечить липовую экспертизу? Антиквар, в свою очередь, предлагает вещь клиенту за хорошие деньги, но ниже реальной цены. Дилер получает свои десять процентов, клиент экономит. Но это не все. Подделки могут скупать и сами организаторы цепочки.

 – Зачем же им поддельные холсты?

 – А они ничего не теряют. Когда у них накопится много таких картин, они выставят антиквара на «счетчик» и потребуют назад полную стоимость. Или вот вам еще один пример. Есть у нас один коллекционер, «черный дилер» с Арбата Дима. Так вот, он скупает все исходники. Знаете, что это такое?

 – Да, я уже немного начинаю разбираться.

 – Это что-то похожее на русские мотивы, которые потом можно переработать, потому они и называются исходниками. Так вот, он все скупает. А зачем он это делает, как вы думаете? Он что, собирает коллекцию фальшивок? – Петр Петрович хитро прищурился.

 Я пожал плечами:

 – Не знаю…

 – Вот вам еще одна загадка! То есть в антикварном мире очень много возможностей заработать деньги. А вы, собственно, кого представляете? – неожиданно спросил Петр Петрович.

 – Брата и сестру Цветковых. Слышали про этот скандал?

 – Конечно, слышал. Даже знаю некоторые подробности. У нас ведь антикварный рынок достаточно узкий…

 – Там такая ситуация… Если в двух словах – они утверждают, что продавали честные картины, потом стали утверждать, что не продавали, а покупатель настаивает, что они продали ему фальшивки…

 – А вы не думали, господин адвокат, – перебил меня Болдырев, – что тут тоже можно выстроить определенную схему с этими продажами и покупками?

 – Какую же? – спросил я.

 – Вот представьте себе: добросовестный продавец, то есть лицо, которое проводит все платежи от покупателя официально, у него есть результаты экспертизы с подтверждением подлинности, продает картину. Предмет сделки, предположим, подлинный Айвазовский или Шишкин. Покупатель, взяв картину, получает чеки, накладные и экспертизу. Так?

 Я кивнул.

 – Затем покупатель заказывает изготовление качественной копии и сдает ее на экспертизу. И получает заключение – фальшивка! Покупатель возвращает качественную копию продавцу, утверждая, что тот его обманул, и прилагает результат независимой экспертизы и платежные документы продавца. Теперь два варианта развития событий. Первый: продавец, не желая терять репутацию, забирает копию, возвращает деньги, извиняется, но при этом прекрасно понимает, что его обманули. Вариант номер два. Продавец, уверенный в своей правоте, отказывается выплачивать деньги и забирать копию. Тут покупатель делает заявление в милицию о мошенничестве и прикладывает идеальную доказательную базу в виде платежных документов, результатов независимой экспертизы и – внимание! – вещественного доказательства: качественной копии картины. Покупатель может подстраховаться – в момент приобретения картины с ним могут находиться его друзья, которые подтвердят факт совершения сделки. Действительно, при таких обстоятельствах возбуждение уголовного дела в отношении продавца гарантировано на сто процентов!

 Последняя версия меня потрясла. Что же получается? – думал я, возвращаясь домой. Допустим, Кремнев поступил именно так: купил подлинные картины Киселева у моей клиентки, затем заказал у хороших художников копии и представил следствию документы о том, что он купил эти картины у Цветковой, и самое главное – хорошо выполненные копии. Оригиналы, конечно, остались у него. Надо сегодня же встретиться со следователем и изложить эту версию! Пусть проверяет.