Пролог

ПРОЛОГ

Так-так  —  стучат колеса. Тук-тук  —  легким покачиванием отвечает им вагон. Где-то рядом лязгает железная решетка и слышен командный голос: «Стоять, руки за спину! Держать дистанцию! Остальные  —  отошли от решетки!»

«Значит, в соседнем стойле кого-то повели в туалет»,  —  автоматически отмечает про себя молодой парень, лежащий на верхних нарах. Он с невольной тоской смотрит на решетки, отделяющие его от свободы. Она да еще часовой, бросающий порой безразличные взгляды в их сторону.

Сосед снизу, несмотря на ужасную духоту, потихоньку кемарит. Еще двое напротив сидят на нижних нарах и тоже угрюмо смотрят на стальные прутья. Они  —  такие же первоходки, как и он. Не то что лежащий снизу. Тот  —  бывалый дядя. Как майку снял, так сразу ясно стало  —  якудза из кинофильма про японскую мафию. Синего на теле больше, чем природного белого. Ему под пятьдесят, а на вид все восемьдесят дать можно. Всю жизнь по тюрьмам. Как сел по малолетству, так и кантуется до сих пор.

Гришке надоело смотреть на грубо сваренную решетку их «загона», и он отвернулся к стене. «Семь лет!  —  От тоски хотелось выть волком.  —  Семь лет!»

Он невольно припомнил тот вечер, с которого, собственно, все и началось.

Глава 1

ГЛАВА 1

Гриша Парфенов всегда слыл везунчиком. Он сам ощущал это во всем. С людьми он сходился быстро и легко. Учителя в школе никогда не дергали его родителей, хотя учился он так себе, средненько. Поведением примерным не блистал, хотя особых подвигов за ним тоже не числилось. Парнем рос крепким, не задирался, но и в обиду себя не давал.

Везеньем он считал то, что часто в жизни случалось как бы по его негласному желанию. Только он подумает: «Хорошо бы...» Бац  —  а оно уже так и есть! Даже приятели стали замечать это со временем. Но после двадцати удача стала потихоньку отворачиваться от него. Гришка сразу это ощутил. Началось все с того, что отец, горестно вздыхая, сказал за ужином, что с коммерческим факультетом его отпрыску, скорее всего, придется расстаться. Или пускай сам зарабатывает, если хочет дальше учиться. Гришка знал, в чем дело. Сестре операцию делать нужно срочно. Денег уйдет уйма, и родители будут едва сводить концы с концами. Гришка понимал, что здоровье Тани для них главнее, и не обижался.

«Хорошо бы найти клевую работу!»  —  мечтательно думал он, и был уверен, что вскоре как манна с неба свалится на него предложение. Но шли дни, а ничего не происходило.

С коммерческого за неуплату его исключили, и оказался Гришка в свои двадцать два на улице. Благо начиналось лето. Летом не так все тоскливо, да и шансов заработать больше. А осенью можно будет восстановиться!

В тот памятный вечер Гришка возвращался домой часов около девяти. Вывернув из-за угла типичной панельной девятиэтажки, он не спеша шел к своему подъезду.

«Опять предок вонять будет,  —  незлобно думал он, бросив исподлобья взгляд на свои окна,  —  что целый день без толку шлялся! Попробовал бы сам! В его сорок семь с ним нигде и разговаривать не стали бы!»

Весь день Гришка потратил на поиски работы. Не то чтобы ее не находилось вообще, нет! Григорий Парфенов просто был довольно честолюбивой личностью и на любое не бросался. И получалось так: куда его брали, туда он не шел, считая, что за такую мелочь и возиться не стоит. А куда ему хотелось, там он неизменно получал вежливый отказ. Отец, поначалу предлагавший свою помощь привередливому отпрыску, вскоре махнул рукой: мол, ищи сам!

Но и положение безработного тяжело ранило молодое самолюбие. Ему казалось, что знакомые девушки уже не сочувственно, а довольно ехидно улыбаются при встрече.

Гришка почти дошел до лавочки у подъезда, когда услышал за спиной:

 —  Парфен!

Бывший студент коммерческого обернулся и увидел своего армейского кореша-земляка Мишку. Григорий покосился в сторону «девятки» с тонированными стеклами, стоявшей между вторым и третьим подъездами. В этой машине еще несколько секунд назад дверцы были закрыты, лишь из салона доносилась тихая музыка.

Теперь около водительской двери стоял его друг и радостно улыбался.

 —  Макар!!!  —  Гришка сорвался с места и кинулся к другу. С полминуты они тискали друг друга в объятиях, но потом все же немного пришли в себя.

 —  Как ты?  —  Извечный вопрос при встрече давно не видевшихся людей. Первым задал его Михаил.

Невольная досада стерла улыбку радости с лица Гришки. Похвастаться перед армейским другом было ему нечем.

 —  Что, проблемы?  —  сразу заметил тот.  —  Парфен, говори, все разрулим!

 —  Да ладно, ерунда,  —  махнул рукой тот, не желая портить настроение от встречи.  —  Ты как здесь оказался?!

 —  Да к телке одной заехал, Леной зовут. В третьем подъезде живет.

Гришка лишь на секунду задумался и весело глянул на Мишку.

 —  Знаю такую. Веселая барышня!

 —  А зачем нам серьезная?  —  в тон ему отозвался товарищ и, лукаво улыбаясь, хлопнул по плечу.

 —  А может, пойдем ко мне?  —  Гришке не хотелось расставаться с приятелем, которого не видел вот уже почти два года, хотя и жили в одном городе.  —  Посидим, вспомним армейку? Расскажешь, как ты сам, а?

 —  Армейку мы можем вспомнить и в другом месте. Сейчас ляльку подхватим  —  и в кабак! Как ты на такое предложение смотришь?

Гришка бы здорово смотрел на такое предложение, но у него полностью отсутствовали финансы. Он замешкался, не зная, что ответить. Михаил мгновенно догадался о муках друга и пришел на выручку.

 —  Да не парься ты, я башляю!  —  без всяких обиняков объявил он.

 —  Если честно, у меня с финансами в последнее время...  —  принялся смущенно оправдываться Григорий.

 —  Об этом потом побазарим,  —  вдруг став совершенно серьезным, сказал Мишка. Правда, таким его лицо стало всего лишь на миг. Затем улыбка радости вернулась на место, и он сказал:

 —  Ну мы стоим?! Падай в тачку!

 —  Твоя?  —  с невольной завистью в голосе спросил Гришка.

 —  Нет, дядина!  —  со смехом отозвался друг.  —  Конечно, моя, чудак!

«Как упоительны в России вечера...»  —  лилось из динамика. Мишка достал из бардачка пачку «Мальборо» и протянул приятелю.

 —  Угощайся,  —  без всякой кичливости предложил Миша.

Григорий взял сигарету, но не успел ее прикурить, потому что задняя дверца открылась.

 —  А вот и я. Приве-е-ет,  —  в голосе Ленки послышалось удивление: мол, Гриша, а ты как тут оказался?!

 —  Привет,  —  слегка усмехнувшись, отозвался Григорий. Повертев в руках сигарету, он все-таки прикурил от Мишкиной зажигалки.

Тот молча кинул ее и пачку обратно в бардачок и завел машину. Включив магнитолу на полную громкость, он погнал машину в сторону Кольцевой.

 —  Есть местечко одно, там тебе точно понравится,  —  наклонившись к уху друга, прокричал он.

Гришка согласно кивнул. Разговаривать в салоне было невозможно, децибелы, извергаемые динамиками, уничтожали любой другой звук.

Кабак показался Гришке верхом роскоши. Ему никогда еще не приводилось гулять в таком месте. Хотя на самом деле заведение было далеко не из элитных. Просто Григорий не бывал даже в таких заведениях.

Официантки со стройненькими ножками и с минимумом одежды на умопомрачительных телах деловито сновали туда-сюда. Мишка махнул рукой, и одна из девушек тотчас подскочила к их столику.

 —  Вы выбрали что-нибудь?  —  деловито спросила она.

 —  Да. Пожалуйста...  —  Михаил быстро продиктовал ей довольно длинный перечень, и девушка быстро все записала на листочек.

Заказ принесли через десять минут.

 —  Ну, давай, брат, за встречу!  —  уверенной рукой разлив водку, провозгласил Михаил и первым поднял свою рюмку. Лене же налили шампанского.

Все дружно выпили. Вскоре принесли и горячее. Парни изрядно проголодались: это ощущалось по тому, как быстро они работали вилками. Лена курила и потягивала шампанское. Когда выпили по второй, а затем и по третьей, начались и армейские воспоминания.

 —  Гриша, прости,  —  не выдержала Лена через несколько минут и повернула свое симпатичное личико к Михаилу:  —  Ты меня сюда армейские байки привез слушать?

Тон девушки был довольно капризным, но Парфенов знал хорошо своего армейского друга.

 —  Так, красавица,  —  строго глядя на девицу, осадил ее Михаил.  —  Не видишь, я с человеком общаюсь? Если тебе скучно, можешь сходить потанцевать  —  я разрешаю! Только не исчезай насовсем.  —  Эти слова остались без ответа, потому что Лена поднялась и молча пошла танцевать.

 —  Фифа еще та,  —  кивнув ей вслед, заметил Григорий.

Михаил усмехнулся, но ничего не сказал. Снова разлив водку по рюмкам, он предложил еще раз дерябнуть за службу. Закусив, он закурил и неожиданно спросил:

 —  Учишься или работаешь?

 —  Ни то и ни другое,  —  с кислой миной ответил Григорий, потянувшись к пачке «Мальборо».

 —  А что так?  —  щелкнул зажигалкой Макаренко.

 —  Учиться денег нет. А работа... Замучился искать я эту самую работу!  —  неожиданно со злостью выпалил Парфенов.

 —  Мальчики, потанцуем?!

Оба парня повернули головы почти одновременно и увидели двух сильно накрашенных девиц.

 —  Отвалите, красавицы,  —  бросил в их сторону Макаренко и отвернулся, считая знакомство оконченным.

 —  Фу, какие мы грубые.  —  Вместе с этой репликой дамы отошли от их столика и направились к другому. Видно, им всерьез захотелось с кем-нибудь потанцевать.

 —  Так с работой, ты говоришь, у тебя проблемы?  —  продолжил прерванную тему Михаил.

 —  Да, выходит так,  —  согласился Гришка.

 —  А чем ты хотел бы заниматься?  —  поинтересовался Мишка, внимательно глядя на собеседника.

Грише больше всего хотелось ответить, чтобы он перестал парить ему мозги и отцепился с этой проклятой работой, но две вещи удерживали его от этого шага: во-первых, работа действительно была нужна, а во-вторых, ему неудобно было так вести себя с Мишкой. С самого начала он почувствовал, что его армейский друг сильно изменился с момента их последней встречи, возмужал, стал более солидным, серьезным.

 —  Ну, не знаю,  —  не зная, как выразить свои мысли, и от этого смущаясь, выдавил из себя Гришка. Но тут его как будто прорвало:  —  Понимаешь, там, где платят нормальные бабки, нужно либо диплом вундеркинда иметь, либо вкалывать как ишак! А там, где не платят, нечего и околачиваться!

 —  Я тебя понимаю, братан,  —  вздохнув, налил еще по одной Макар.  —  У самого такая же проблема была, но я ее решил.

 —  Как?  —  невольно вырвалось у Григория. Он уже понял, что его приятель не стеснен в средствах, и потому крайне заинтересовался его словами.

 —  Давай завтра встретимся и обо всем по-трезвому побазарим. Кажется, у меня кое-что для тебя есть.

 —  Что? Не томи!  —  сразу загорелся надеждой Гришка.

 —  Нет, завтра,  —  вцепившись зубами в баранью лопатку, смешно покачал головой Мишка. Прожевав, он добавил:  —  К тому же Ленка вон с какой-то телкой тащится. Для тебя, поди, старалась.

«Для себя она старалась,  —  мысленно усмехнулся молодой человек.  —  Чтобы мы больше про армейку не увлекались и про нее не забывали!»

Ленка действительно встретила свою подругу Наташу и присоединила ее к компании. Дальше уже гуляли вчетвером. Много пили, смеялись, потом Мишка повез их на квартиру к этой самой Наташе. Пили и у нее, потом девчонки почему-то ходили наполовину раздетые, и Гришке это казалось смешным. Дальнейшее уже вспоминалось с трудом.

Проснулся Григорий в обнимку с этой самой Наташей. Оба они были голые. Парфенов накинул на себя простынку и попытался сесть. Голова немедленно налилась тупой болью. Он застонал и вновь рухнул на подушку.

Хозяйка открыла глаза и, деловито почесав под грудью, совершенно не стесняясь своей наготы, села на постели. Весело глянув на Гришку, она заметила:

 —  Ну и пороть же вы, батенька! Головка бо-бо?

Григорий хотел сказать, что он, в общем-то, редко употребляет алкоголь, но решил, что оправдываться на стоит. Вместо этого он просто признался, что голова действительно раскалывается.

Девушка поднялась с постели и, как была голышом, надев лишь тапочки, прошлепала на кухню. Оттуда она вернулась с бутылкой «Смирновки», в которой водки было на треть.

 —  Не, я не буду!  —  запротестовал Гриша.  —  Я утром не могу!

 —  Пиво еще есть,  —  несколько растерянно глядя на него, предложила Наташка.

 —  Пиво буду,  —  согласно кивнул несчастный.

Девушка так же молча отправилась на кухню и притащила две бутылки «Балтики» и минералку.

Она налила стопку и одним махом опрокинула ее. Только сейчас, не спеша потягивая пиво, Гришка разглядел, что хозяйка квартиры лет на пять постарше его. Она о чем-то болтала, изредка бросая на него хитрые взгляды.

 —  А Михаил с Леной где?  —  спросил он и не узнал свой голос.

 —  Не переживай, он за тобой в час сюда заедет.

 —  А сейчас сколько?!  —  всполошился парень.

 —  Не волнуйся, еще только одиннадцать. Времени-и-и...  —  Наташка распутно глянула на него и, поставив рюмку на столик, скользнула под простынку...

Мишка появился, как и обещал, ровно в час. В отличие от своего приятеля, он уже успел привести себя в порядок, был чистеньким и выбритым. Коротко кивнув Наташе, он отказался от предложенного кофе и, поздоровавшись за руку с Гришкой, распорядился:

 —  Парфен, давай в ванну, умывайся. Через десять минут я тебя внизу в тачке жду. У нас сегодня еще куча дел.

Его азарт передался Грише. Едва за приятелем закрылась дверь, он тут же вскочил с кровати и энергично принялся приводить себя в порядок.

Через десять минут он уже выходил из квартиры, чмокнув на прощание в щечку Наташу и туманно пообещав когда-нибудь заглянуть еще.

Григорий спустился по лестнице почти бегом и подскочил к стального цвета «девятке». Он хотел было сесть рядом с водителем, но место оказалось занятым. Михаил в машине был не один. Рядом с ним сидел крепкий паренек чуть старше их. На его бычьей шее висела толстенная золотая цепь  —  это первое, на что Григорий обратил внимание.

 —  Падай назад,  —  мотнув головой, распорядился незнакомец. Взгляда его Парфенов не видел, потому что глаза парня закрывали темные очки.

Едва Григорий закрыл за собой дверь, как машина сорвалась с места и понеслась по московским улицам. Михаил включил музыку, правда, не так громко, как вчера. Сквозь нее пробивался незатейливый разговор водителя и его приятеля. Гришка молчал, не считая нужным вмешиваться. Говорили о всякой ерунде: о кассетах, знакомых девчонках, о новых кинофильмах. Про его будущую работу не было сказано ни единого слова.

Гришка не был наивным простачком и давно уже догадался, что его армейский кореш, по всей видимости, связан с криминалом. Незнакомый парень рядом с Михаилом только укрепил это предположение.

«Ну, криминал. И что?  —  с вызовом сказал сам себе Парфенов.  —  Зато как живут люди!»

Гришка с трудом себе представлял, что могут предложить ему в качестве работы, и потому философски решил, дабы не перегружать голову: «Поживем  —  увидим!»

Тем временем «девятка» выехала на МКАД и некоторое время двигалась по ней, потом свернула на уже знакомую Гришке улицу.

«В тот же кабак едем, в котором вчера были»,  —  понял Григорий.

Так оно и оказалось. Когда сели за стол и официантка удалилась с полученным заказом, незнакомый парень снял очки и внимательно посмотрел на Гришу. На секунду сердце Парфенова екнуло.

 —  Говорят, ты работу ищешь?  —  поинтересовался незнакомец.

Глаза у парня оказались очень внимательные.

 —  Да, ищу,  —  признался Григорий.

 —  А что ты умеешь делать?  —  Незнакомец оторвал взгляд от своих очков, которые вертел в руке, и испытующе поглядел на Гришу. Михаил не принимал участия в разговоре. Он орудовал вилкой, как будто не замечая их присутствия.

 —  Ну, не знаю,  —  замялся Гришка. До этого он не задавал себе такого вопроса. Чаще ему говорили, что именно нужно сделать, а он уже думал, сможет или нет. В конечном счете он просто пожал плечами.

 —  Ясно,  —  коротко резюмировал парень и, посмотрев вдруг на Макарова, строго сказал:  —  Пореже мечи! У нас все же деловой разговор.

Мишка отложил вилку и торопливо прожевал. Гришка понял, что из них двоих незнакомый парень играет роль главного. Во всяком случае, вел он себя именно так.

 —  Доверять ему можно?  —  серьезно спросил парень с золотой цепью.

Мишка горячо подтвердил, что его армейскому другу можно доверять на сто процентов.

 —  Смотри, головой за него отвечаешь,  —  строго объявил старший и некоторое время молча смотрел на Гришку, словно решая для себя, стоит затевать разговор или нет!

 —  Ладно,  —  наконец выдохнул незнакомец,  —  зовут меня Санек, кличут Чалый. Можешь звать или так, или так. Пятьсот баксов хочешь заработать?

 —  Хочу. А что нужно делать?  —  поспешно отозвался Григорий. Сколько раз потом он клял, проклинал себя за это поспешное «хочу»! Но слово вылетело, а оно, как известно, не воробей...

 —  Ну и отлично!  —  чуть улыбнулся Чалый. Однако взгляд его оставался серьезным и каким-то настороженным.  —  В детали тебя посвятит Миха. Отдыхайте, только не как вчера. Чтобы вечером в норме были!

 —  Заметано!  —  отозвался Макар.

Чалый распрощался с обоими корешами и покинул кабак.

 —  Давай сначала поедим как следует!  —  сразу же предложил Макар, едва они остались вдвоем.  —  Мне с похмелья так жрать охота!

«Тебе всегда жрать было охота!»  —  улыбнулся в мыслях Парфенов, вспоминая друга в армии, но вслух согласился с ним  —  время было уже обеденное, а он с утра ничего не ел. Наташка, кроме водки и пива, ничего ему не предложила. Да и любовные утехи требовали пополнения калорий.

Они заказали грибную солянку, шашлык из баранины и некоторое время молча работали челюстями. Гриня один раз только оторвался от еды и задал давно мучивший его вопрос:

 —  Макар, а кто это был?

 —  Санек?  —  сразу врубился тот.  —  Бригадир наш.

Гришка не стал задавать тупых вопросов, поскольку сразу понял, в какой «бригаде» трудится его друг. Закончив с едой, они вышли на свежий воздух, и, как вчера, Макар предложил Гришке «Мальборо». Парни закурили.

 —  Что делать-то мне нужно будет?  —  наконец решил задать главный вопрос Григорий.

 —  Пошли в тачку,  —  зыркнув по сторонам, махнул рукой приятель.  —  Короче, есть один барбос,  —  сев на свое место и дождавшись, пока устроится Гришка, принялся объяснять суть дела Михаил.  —  Он мешает нашему бизнесу. Пацаны решили его слить... Да ты не пугайся!  —  усмехнулся он, заметив, как напрягся его Гриша.  —  Никто тебя его шмалять не заставляет. На стреме с рацией постоишь, а потом три сотки баксов в карман положишь.

Некоторое время Григорий молчал, а решившись, спросил:

 —  А где же я рацию возьму?

 —  Не переживай, все тебе Чалый даст. Годится?

 —  Годится.

 —  Ну и отлично!  —  с явным облегчением выдохнул Макар.  —  Встречаемся в шесть за твоим домом. Я заеду. Отдохни, чтобы к вечеру был как огурчик.

 —  Не гони, все в норме будет!  —  Гришка сказал это больше для того, чтобы подбодрить себя.

 —  Ну и отлично.  —  Михаил завел мотор, и через секунду «девятка» тронулась с места.  —  Сейчас я тебя отбуксую домой, а вечером  —  как договорились!

 —  Заметано!

Отец и мать накинулись было на Гришку, но он только отмахнулся от них. По сравнению с тем, что ему предстояло вечером, их взбучка за ночное отсутствие была просто комариной суетней. Впрочем, и ругались-то родители больше для проформы  —  Гришка уже давно жил самостоятельной жизнью.

Остаток дня он провел в своей комнате, рассматривая армейские фотографии. Улыбаясь, он вспоминал те или иные радостные и грустные моменты своей службы. У него неожиданно испортилось настроение.

«Чего ты боишься?! Да половина твоих сверстников живет именно так!  —  пытался убедить себя Григорий.  —  Или ты на лоток хочешь пойти, всякой шушерой торговать за сто рублей в день, из которых ты половину там же и прожрешь?!»

Но тревога все равно не отпускала его.

Там-там  —  стучали колеса, и поезд при этом слегка покачивало из стороны в сторону. Джим-джим  —  где-то дальше скрипело в такт покачиваниям.

Двое первоходков тоже улеглись спать, заняв свои нары. Однако уснуть они так и не смогли и так же, как Гришка, глодали свои нелегкие думки. Только дед тихо посапывал на полке. Этап  —  привычная для него штука.

Парфенов тоже никак не мог уснуть. «Зачем я вышел тогда из дома?!»  —  стиснув до боли зубы, думал он.

Мишка приехал, как и обещал  —  ровно в шесть. Его «девятка» резко затормозила около одиноко стоящей фигурки Гриши.

 —  Падай,  —  непринужденно произнес Макаренко, указывая взглядом на сиденье рядом с собой.

Григорий сел. Едва машина тронулась с места, Макар, по своему обыкновению, врубил музыку так громко, что закладывало уши! Минут двадцать длилась эта пытка, затем молчание надоело Макаренко и он вырубил магнитофон.

 —  Как настроение?  —  преувеличенно бодрым голосом спросил Михаил. Гришка сразу заметил это.

«Переживает,  —  решил он,  —  ведь перед своими головой за меня поручился!»

 —  Нормальное,  —  громко отозвался Гришка. Чересчур громко.

И третий раз Гришка заметил, что машина идет по тому же, что и накануне вечером да и сегодня днем, маршруту. Только на сей раз, немного не доезжая «Снежинки», тачка резко свернула налево и оказалась возле небольшого двухэтажного дома, построенного еще во времена Сталина.

«Кафе»  —  гласила вывеска над дверью, в которую устремился Михаил. Григорий не отставал от своего друга.

Заведение напоминало «Снежинку» так же мало, как куцая дворовая псина чемпиона собачьей выставки. Правда, претензии на изящество все же были, но незначительные.

За крайним столиком собралась компания из трех парней. Двоих из них Парфенов не знал. Одеты незнакомые парни, как заметил Гриша, были неброско: один  —  в просторном балахоне с капюшоном и спортивных штанах. На ногах  —  кроссовки. Второй  —  в джинсах и темной майке. На ногах  —  также кроссовки. Третьим был сам Саша Чалый.

 —  А вот и братаны,  —  улыбнулся он Мишке и Григорию, поднимаясь. Двое других тоже встали и пожали руки вновь прибывшим.

 —  Ну что? Прикинем все еще раз?  —  оглядев собравшихся, предложил Чалый.

Все согласились. Гришка благоразумно молчал.

 —  Короче, вот план дома.  —  На столе появился тетрадный листок с нарисованной шариковой ручкой схемой.  —  Наш клиент вырулит отсюда. Обычно с ним катается боец, но сегодня его не будет. Баба, к которой он поедет, живет на третьем. Гудок,  —  обратился он к невысокому парню в балахоне с капюшоном,  —  ты стоишь за второй дверью. Три шага клиент делает по ступенькам  —  и он твой. Работай луч-ше сразу в голову.

 —  А он меня не засечет?  —  засомневался киллер.

 —  Не-а,  —  уверенно ответил Чалый.  —  Там темно. Пацаны еще утром патрон с лампочкой от стены отодрали! Короче, едва Григорий маякнет тебе, работай! Ты,  —  переключился он на Гришку,  —  стоишь вот здесь...

Уже изрядно стемнело. Парфенов, стоявший рядом с аркой, молил бога, чтобы коммерсант передумал ехать к своей любовнице. Он уже жалел, что ввязался в это дело. Еще недавно все ему представлялось игрой, и, только стоя тут, с рацией в руках и стволом в кармане, который Чалый дал на всякий случай, он до конца осознал, что принимает участие в самом настоящем убийстве. Вскоре проедет человек, которому разнесут затылок из пистолета.

Но отступать уже было поздно и оставалось только молить, чтобы вишневый «Мерседес» по какой-то причине не приехал. Но вот послышался звук движущегося авто, и «Мерседес» с сидевшим за рулем мужчиной средних лет в больших квадратных очках вкатил во двор. Проехал он всего в паре метров от Гришки. Парень хорошо разглядел будущую жертву. Едва машина миновала арку, Гришка повернулся к машине спиной и достал рацию.

 —  Клиент прибыл. Один,  —  сказал он заранее условленную фразу.  —  Как понял?

 —  Во дворе кто-нибудь есть?  —  неожиданно услышал он взволнованный голос киллера.

 —  Никого,  —  Гришка растерянно шарил глазами по сторонам.

 —  В случае чего, подстрахуешь!  —  услышал он приказ, и связь отключилась.

Дальнейшее до мельчайших подробностей запечатлелось в Гришкиной памяти. Вишневый «Мерседес» уже остановился, бизнесмен начал выходить из него, как вдруг дверь подъезда резко открылась и оттуда выбежал киллер. Едва увидев его, Гришка бросился к подъезду, на ходу вытаскивая ствол. Раздались два выстрела подряд. Обе пули попали в грудь мужчине, и он, взмахнув руками, упал на спину. Убийца приблизился и еще раз спустил курок. Это был контрольный выстрел в голову.

 —  Валим отсюда!  —  приказал Гудок подоспевшему Гришке и бросился в сторону второй арки, за которой их ожидала машина.

Гришка на секунду задержался, будучи не в силах оторваться от страшного зрелища. Из шока его вывел чей-то негромкий вскрик. Григорий поднял глаза от кровавой лужицы и увидел, что дверь подъезда открыта, а на него в упор смотрит женщина средних лет совершенно круглыми от ужаса глазами. Каким-то шестым чувством Гришка понял: через мгновение женщина начнет вопить. Сорвавшись с места, он бросился бежать.

Сцена заняла пару секунд, но навсегда врезалась в Гришкину память.

Следом за Гудком Парфенов уселся в салон «девятки», и машина резво сорвалась с места.

 —  Ну?  —  напряженно спросил Чалый.

 —  Фу-ух,  —  выдохнул убийца.  —  Порядок! Правда, пришлось во дворе его мочить..

 —  Почему?  —  круто развернулся к парням бригадир.

 —  Там мамаша с детьми на лестнице нарисовалась. Я их еще сверху услышал. Думаю: «Не дай бог сейчас клиент привалит!» И точно, Гриша звонит!  —  Киллер рассказывал произошедшее, возбужденно жестикулируя, а Гришка чувствовал, что его начинает бить озноб, как в лихорадке. Так бывало с ним всегда после сильного скандала или драки.

 —  Я говорю Гришке: «Кто во дворе?» А он: «Никого». Я клиента прямо у машины сделал. А Гришка  —  молоток! Я ему: «Подстрахуешь!» Он без базара ствол навыкат  —  и вперед! Ух, вот так, в общем,  —  закончил свой отчет Гудок и откинулся на сиденье.

 —  Ну и нормалёк, пацаны,  —  повеселев, констатировал Чалый.  —  Сейчас лавэ получите и гуляйте от души. Вруби, что ли, свою шарманку!  —  Это относилось уже к водителю. Макар крутанул ручку, и салон машины наполнился звуками русского шансона.

Уже совсем стемнело, и красавица Москва засветилась вечерними огнями. Глядя на неоновые рекламы, Парфен пытался успокоиться. Но перед внутренним взором все равно стояло мертвое лицо бизнесмена: очки слетели, во лбу зияет кровавая рана, под головой расплылось большое темное пятно. Подъездный фонарь уже включили, и было все хорошо видно.

Разноцветные огни за окном машины, приглушенные его тонированной поверхностью, расплывались в одно огромное пятно. Гришке неожиданно стало душно, и он схватился за ручку на дверце. Стекло послушно поползло вниз.

 —  Ничего.  —  Чей-то локоть толкнул его в бок.  —  По первой меня тоже корежило. Это пройдет. Этот урод людям жить мешал, а нам помог  —  мы на нем бабок срубили!

Гришка нехотя повернул голову. Гудок весело подмигнул ему и хлопнул по плечу:

 —  А ты молоток. Не ссыканул. Приедем, накатим с тобой!

«Девятка» остановилась у ночного клуба. Весело переливалась огнями большая неоновая бабочка.

 —  Держи, братва, капусту.  —  Чалый вынул три конверта и протянул их Гришке, Гудку и Макару.

Там-там-там, тец-тец-тец  —  лихо отбивал ритм ударник. Небольшой ансамбль образцово трудился на протяжении всего вечера. Там-там, тец-тец... Яркая вспышка неонового света выхватила из толпы миловидное девичье личико. Брюнетка лет восемнадцати мило улыбнулась, призывно стрельнув глазами. Гришка невольно начал двигаться в ее сторону. Он уже был изрядно пьян. Неожиданно кто-то дернул его за плечо, и он резко развернулся. Веселый и чуть вызывающий взгляд уперся в лицо друга.

 —  Братан!

 —  Идем, дружище, я тебя со своими корешами познакомлю. Они все здесь.

Гришка внутренне встряхнулся.

 —  Пойдем.

Михаил познакомил его с пятью парнями. К моменту появления Григория все они уже придвинулись к занимаемому Мишкой столику, а еще один с веселыми возгласами встречал идущих навстречу парней.

Начался процесс представлений и рукопожатий. Когда с этим было покончено, Гришка подозвал официантку и заказал бутылку коньяка  —  решил «проставиться» за знакомство.

Пока пили и разговаривали, Парфенов исподтишка наблюдал за новыми знакомыми. Двоим из них было за тридцать лет, остальные  —  моложе. Парни веселились и беззаботно смеялись.

 —  Ты чего такой кислый, Парфен? Чему-то не рад?  —  Тяжелая рука опустилась на Гришкино плечо.

 —  Косой, он сегодня первый раз с Гудком работал. Они барбоса одного убрали,  —  ответил за него Макар, внимательно наблюдая за всем происходящим.

Гришка повернулся к парню по имени Стас, которого друзья называли Косым. Тот был уже изрядно пьян, рюмка плясала в его руке. Услышав от Макара причину плохого настроения нового кореша, Косой впал в задумчиво-философское настроение.

 —  Понимаю тебя, братан,  —  выдавил он из себя.  —  М-да... А если по бабам попробовать?

 —  Годится!  —  Гришку обрадовало такое предложение. Неожиданно он понял, что женское общество  —  это как раз то, что ему сейчас необходимо.

 —  Смотри, Косой с Парфеном отваливают! Про презики не забудьте!  —  слышались со всех сторон подколы и смех.

Покинув общий стол, Парфен с Косым перешли в зал дискотеки.

 —  По сотке с носа  —  и я на всю ночь договорюсь! Идет?!  —  прокричал ему Косой. Глаза его уже похотливо шарили по фигуркам танцующих женщин.  —  Во-о-он, видишь, две цыпы в стороне стоят?

Гришка посмотрел и обнаружил двух привлекательных девушек лет двадцати. Одна  —  брюнетка с мелкой химической завивкой,  —  заметив, что на них обращают внимание, что-то прокричала на ухо подруге, и девушки заулыбались и помахали ладошками.

 —  Ну что, берем бикс?

«А, живем один раз!»  —  пьяно подумал Гришка и согласился. Раньше он никогда не общался с проститутками, и ему было интересно.

 —  Маргарита,  —  представилась брюнетка.

 —  Лиля,  —  назвалась ее подруга.

Григорий представился. Косого дамы, как они сами признались, знали с ног до головы.

 —  Как ты нас выцепил?  —  весело поинтересовалась у него Рита.  —  Мы же сегодня работать не собирались. Так, пришли кости размять.

 —  Кто хочет, тот всегда найдет,  —  глубокомысленно изрек бандит, подзывая жестом официанта.

Девушкам заказали шампанское, парни себе взяли по сто грамм водки. Впрочем, застолье было недолгим, и вскоре Косой предложил всем дружно отправиться в сауну. Однако девушкам не очень хотелось так быстро покидать ночной клуб. Они почувствовали запах денег, и их вполне прельщала возможность погулять на халяву. Но у парней был свой интерес, и вскоре дамы уже махали ладошками, тормозя такси.

 —  Отошел немного, братан?  —  поинтересовался Косой, прикуривая сигарету.

 —  У меня все время перед глазами лицо той бабы,  —  неожиданно поделился Гриша.

 —  Какой бабы?  —  насторожился новый приятель.

 —  Да там, была одна, из подъезда выходила, когда Гудок того мужика...

 —  Постой, так вас с Гудком видели?!

 —  Не-а,  —  пошел на попятную Парфенов, понимая, что сболтнул лишнего.  —  Я ее видел, а она меня нет. Она на труп смотрела. А я в темноте стоял, а потом убежал сразу.

 —  Ну, братан, молись, чтобы она тебя ментам не слила!

 —  Я же говорю, что в темноте был.

 —  Ну ладно, бог с ней. Вон наши кобылки мотор заарканили. Кстати, Ритку подзаведи, она тебе тако-о-ое покажет,  —  весело подмигнул Косой Парфенову.

У Гришки отлегло от сердца. Он понял, что спьяну коснулся опасной для себя темы, и был рад, что разговор прекратился.

«ГАЗ-31010», а проще «Волга», весело мигала габаритами, заманивая в салон, где уже устроились две соблазнительные красотки. Григорий мгновенно забыл про все свои тревоги и отдался празднику жизни.

В сауне Гришка был не раз, но в такой  —  впервые. Они сняли ее на три часа и теперь оттягивались по полной программе. «Попарившись» по разу с проститутками, решили амурные дела оставить на потом и пошли играть в бильярд. Девочки, совершенно не интересующиеся игрой, плескались в бассейне.

 —  Так та баба из подъезда выскочила?  —  как бы между прочим спросил Косой.

 —  Какая?  —  не сразу сообразил Гришка.  —  А, да... Она дверь открывает, на труп смотрит и рот разевает. Я подумал, что она сейчас заорет, и бросился бежать.

 —  Ну и правильно,  —  закончил ловким ударом партию Стас.  —  Пошли накатим еще по одной, попаримся, а потом можно и на хату. У Ритки зависнем. Там клево.

Гришка положил кий, затем они позвали девчонок и прошли в кабинет отдыха. В центре комнаты стоял необъятных размеров стол, который по периметру огибал мягкий уголок, обтянутый кожей. Из динамиков тихо лилась ненавязчивая мелодия.

Здесь Парфен и Косой допили остатки водки, закусили и вызвали такси. Как и предлагал Косой, компания направилась на квартиру, которую снимала Маргарита. Там Гришка попал в такую вакханалию, что сюжеты порнофильмов по сравнению с тем, что вытворяли проститутки, можно было считать детскими забавами.

 —  Я же тебе говорил, что они клевые бабы,  —  уже ранним утром, стоя на перекрестке и зевая, сказал Косой.  —  Тебе куда?

Гришка назвал свой адрес.

 —  Значит, нам по пути,  —  кивнул новый знакомый.

Они «голосовали», пока не остановили «семерку». Водитель покосился на братков и назвал цену. Деньги попросил дать вперед. Получив купюры, он сразу оттаял и рассказал, что его ночью два раза кинули, поэтому он и просит деньги вперед. Гришка высадился первым.

 —  Давай, увидимся,  —  махнул рукой Стас, и «Жигули» понесли пассажира дальше.

Отец даже не стал ничего выговаривать сыну, лишь хмуро сообщил, что еда в холодильнике.

 —  Что-то ты стал слишком часто причащаться!  —  Старший Парфенов заметил, что от отпрыска несет перегаром.

 —  Я не маленький!  —  возмутился Гришка, полез в карман за деньгами и извлек оттуда сто долларов и какую-то мелочь в рублях. Остальное Гришка умудрился прогулять за ночь. Однако сотку он все же протянул отцу.

На вопрос ошарашенного предка, откуда взялись эти деньги, Григорий только бросил через плечо, что заработал. После этого он деловито прошлепал в свою комнату и рухнул на кровать, мгновенно провалившись в беспробудный сон.

Глава 2

ГЛАВА 2

Разбудил Гришку звонок. Он настойчивой трелью ворвался в его сонный мозг, заставляя вырываться из сладких объятий сна.

«Менты!»  —  вспомнив вчерашнее, подскочил на кровати Гришка. Проведя ладонью по лицу, он попытался сообразить, приснилось ему это или нет. Но тут в прихожей опять раздалась трель, и Парфен понял, что все же звонят по-настоящему.

«Вот черт!  —  Сердце сразу ушло в пятки.  —  Что делать?! Может, не открывать?!»

Тревожную суету мыслей прервал чуть хриплый бас:

 —  Парфен!

 —  Вот блин,  —  засмущался своих страхов Гришка и пошел отпирать  —  он узнал голос друга.

Мишка потоптался в прихожей, от предложенного кофе отказался и попросил просто попить. Гришка налил ему квасу.

 —  Погнали в клуб, через час разбор полетов начнется. Познакомишься с Костей и Геной.

 —  А кто это такие?  —  поинтересовался Гришка, открывая кран в ванной.

 —  О, брат! Это такие люди, до которых нам расти и расти. Скажу тебе проще: они в нашей бригаде рулят. Костя в прошлом спортсмен, мастер спорта по дзюдо и самбо. Ладно, в машине тебе обо всем расскажу. Времени нет!

Гришка быстро привел себя в порядок, и они спустились вниз.

 —  Как вчера с Косым оттянулись?  —  поинтересовался Михаил, когда сели в машину.

 —  Люкс!  —  коротко охарактеризовал отдых с проститутками Гришка и сразу же напомнил:  —  Ты мне обещал про старших рассказать.

 —  Значит, так. Костя  —  свой во всех кругах, у него везде есть связи. Через него идет основная информация, заказы, в общем, все необходимое для работы. Гена пробивает дела среди блатных. Он пятерик отпахал, с людьми нужными познакомился. Ну, а в остальном ты сам со временем разберешься. Главное, что команда у нас дружная, пацаны все классные.

Гришка ничего не ответил по поводу последнего заявления. Машина шла по привычному маршруту. «Девятка» повернула за угол дома, в котором находилось то кафе, где перед убийством коммерсанта совещалась группа во главе с Чалым.

За домом оказалась небольшая стоянка, куда Макар и определил свою машину. Затем миновали стальную дверь и оказались в просторном холле. Слышались звуки игры в бильярд.

 —  Значит, пока не приехали,  —  облегченно вздохнул Мишка, из чего Гришка понял, что дисциплина в бригаде поддерживается на высоте.

 —  Пошли, покатаем шары,  —  предложил Макар.

В большой комнате стояло четыре стола. Поздоровавшись за руку с находившимися там парнями, Гришка и Мишка взяли по кию. Однако партию в «американку» доиграть они не успели. Услышав звук подъезжающего автомобиля, Макар глянул в окно и сказал:

 —  Костя приехал. Сейчас и Гена подкатит.

Гриша посмотрел в том же направлении и увидел, как на стоянку закатывает зеленая «Вольво».

 —  А вот и Гена,  —  услышал он голос друга.

Из-за угла выплыла синяя «Мазда» и также подкатила к стоянке. Из машин вышли двое мужчин и пожали друг другу руки. За ними шла охрана  —  двое огромных, накачанных парней. Вскоре еще раз гулко стукнула стальная дверь, и оба руководителя зашли в зал.

 —  Хватит катать, орлы,  —  командным голосом распорядился коренастый мужчина лет тридцати пяти.

Он был лысоват  —  это все, что успел пока заметить Гришка. Второй был значительно выше и не такой плечистый. Он окинул взглядом собравшихся парней, на секунду остановил глаза на Григории и быстро зыркнул на Мишку, после этого, ничего не сказав, прошел за коренастым.

Парни дружно отложили кии и гурьбой ввалились в большую комнату. Гришка не удержался от улыбки, когда оказался внутри. Еще школьником он как-то был на отцовском заводе и в обеденный перерыв забрел в комнату, в которой проводят совещания. Эта комната была обставлена точно так же: длинный стол, а вокруг него штук пятнадцать стульев. Только убранство здесь было побогаче и за столом сидели не пятидесятилетние мужики, а двадцатилетние парни.

Все расселись, и гомон постепенно утих. Гришка сел рядом с Михаилом и внимательно смотрел за всем происходящим.

 —  Вчера пацаны наши поработали,  —  первым начал Костя,  —  важное дело сделали. Кровососа одного убрали, который людям жить мешал. Сработали быстро и аккуратно, молодцы.

Костя обвел собравшихся взглядом, задержал его на секунду на Гришке, как тому показалось, после чего продолжил:

 —  С колбасниками что? Был у них кто-нибудь? Сеня, тебе, кажется, поручалось это дело!

 —  Был я у них,  —  поднялся коренастый лопоухий парень. Как уже знал Парфен, Сенька был в прошлом борцом. На ковре ему сломали уши, поэтому они так и топорщились.

 —  Директор на юга укатил, а без него никто не решает,  —  чуть смущенно закончил он.

 —  Сень, а ты бы сел и поплакался у них какой-нибудь бабенке в передник,  —  жестко усмехнулся молчавший до сих пор Гена.  —  Ты что, в натуре, как трехлетний ребенок: «Мама с титькой ушла!» Короче, валишь сейчас же туда, вылавливаешь зама или кого-нибудь еще и даешь три дня, нет, день сроку...

«Производственное» совещание продолжалось с полчаса. Когда все было обговорено, Гена предложил всем выйти в коридор. Гришка поднялся, как и остальные, но неожиданно услышал:

 —  Парфен, задержись.

Гришка повернулся. И Костя, и Геннадий смотрели прямо на него. На их лицах совершенно не отражалось никаких эмоций.

Когда они остались втроем, Костя предложил:

 —  Двигайся поближе, знакомиться будем.

Гриша сел рядышком с Геной.

 —  Ну, рассказывай о себе. Кто ты и что из себя представляешь?  —  серьезно глядя на парня, предложил тот.

Костя также не сводил с его лица заинтересованного взгляда.

 —  Ну, служил в армии, в пехоте. Был стрелком-радистом БМП. Дембельнулся два года назад. Решил учиться, потом бросил. Вот встретил Михаила, и он посоветовал прийти к вам...

 —  А Миху ты откуда знаешь?  —  внимательно глядя на смутившегося паренька, спросил Костя.

 —  Мы в одном взводе с ним служили. Он командиром отделения был.

 —  Ясненько,  —  подвел итог краткому изложению анкетных данных Константин и посмотрел на своего друга. Гена молчал, задумчиво крутя в пальцах карандаш.

 —  А что же ты вчера так прокололся?  —  неожиданно вскинул взгляд своих синих глаз Геннадий.

 —  Как прокололся?  —  оторопел Гришка. Под ложечкой сразу неприятно засосало.

 —  Тетка тебя видела, а ты ее не убрал,  —  спокойно пояснил свою мысль Гена, наблюдая за реакцией парня.

«Косой, сволочь, уже настучал!»  —  зло подумал о своем вчерашнем товарище по гулянке Григорий. Вслух же ответил, стараясь выглядеть спокойным:

 —  Не видела она ни меня, ни Гудка. Он уже убежал, а я в темноте стоял. Она только дверь открыла и на труп сразу уставилась, а я  —  деру.

 —  Ну, коли так, то бог с ней,  —  миролюбиво закончил Геннадий.  —  Короче, ты решил влиться в нашу бригаду?

Прозвучало это как вопрос, и поэтому Парфенов утвердительно кивнул головой.

 —  Но у нас не спортивная секция,  —  взял слово Костя.  —  Просто так сюда не записывают. Нужно испытательный срок пройти. Пока за тебя Чалый с Макаром поручились, но нужно, чтобы и остальные тебя своим братом признали. Согласен?

Гришка опять кивнул.

 —  Ну и хорошо,  —  Геннадий неожиданно поднялся и протянул ему руку.  —  Гена, в народе кличут еще Хворост,  —  он криво усмехнулся.  —  Но для тебя пока  —  просто Гена.

Парфенов пожал протянутую руку и представился:

 —  Григорий.

Костя тоже пожал руку парню.

 —  Константин, можно просто Костя. Тебя кореша Парфеном кликали?

Гришка подтвердил, что во дворе и в армии друзья звали его именно так.

 —  Значит, прилепилось. Не имеешь ничего против?

 —  Нет,  —  усмехнулся Григорий.

 —  Ну вот и познакомились,  —  усаживаясь в кресло, подытожил Хворост.  —  Топай сейчас к братве, они тебе скажут, что дальше делать и как.

Григорий покинул комнату, и старшие остались вдвоем.

Едва Гришка закрыл дверь, остальные буквально накинулись на него.

 —  Тебя только и ждем. Поехали за город, мероприятие небольшое намечается.

 —  А что за мероприятие?

 —  Там узнаешь!

Гришка хотел сесть в тачку к Михаилу, но тот сказал, что уезжает в другое место по делам. Парфенов тогда уселся в другую машину вместе с Косым и Сенькой. Впереди, рядом с водителем, сел Чалый, и «девятка» сорвалась с места.

Три машины кортежем пронеслись по улицам Москвы, миновали Солнцево и по Рязанскому шоссе покатили дальше.

 —  Мы куда едем?  —  поинтересовался Гришка, но ему никто не ответил. Неожиданно в его душу начало закрадываться беспокойство.

 —  Останавливай!  —  неожиданно распорядился Чалый, и машина тут же вильнула вправо, на узкую лесную дорогу. Проехав метров триста, «девятка» остановилась.

 —  Выходим,  —  скомандовал Чалый, первым открывая свою дверцу.

 —  Давай, Парфен,  —  подтолкнул его локтем в бок Сенька.

Гришка вылез на траву и только хотел спросить, зачем, собственно, они сюда приехали, как в глазу вспыхнуло ярче солнца. Второй удар пришелся ему в лоб, от которого он полетел на землю. Третий... Вскоре Гришка перестал считать удары, градом обрушившиеся на него. Он только мог закрывать голову руками, даже не пытаясь сопротивляться.

 —  Хватит, пацаны!  —  раздался голос бригадира.

Гришка разжал руки и попытался встать. Его избитое тело ныло, из разбитого носа капала кровь, глаз заплыл.

Парни стояли полукругом и смотрели на него.

 —  За что?!!  —  с Гришкой едва не приключилась истерика  —  настолько нелепо и неожиданно было все произошедшее на небольшой лесной поляне. Понимая, что никто не ответит, он развернулся и пошел прямо на Сеньку, ожидая, что тот посторонится.

 —  Постой,  —  негромко сказал Чалый и шагнул следом за ним.

Сенька загородил Парфену дорогу, явно не собираясь пропускать.

 —  Что, еще хотите добавить?!  —  вскрикнул Гришка, поворачиваясь к Чалому. Он уже был на грани срыва.

 —  Прости, брат,  —  серьезно глядя на него, произнес Чалый, затем пожал опешившему вконец парню руку.

Остальные все как один стали подходить к нему и просить прощения. Гришка только ошалело глядел на них одним здоровым глазом.

Чалый объяснил:

 —  Тебе Гена или Костя говорили, что тебя ждет испытание?

 —  Да.

 —  Вот только что ты его прошел. Теперь ты  —  полноправный боец нашей бригады. Давай, парни, по коням. Погнали, в футбол врежемся с черкизовскими!

Уже в машине успокоившийся Гришка спросил про смысл такого испытания.

 —  Это скорее не испытание, а обязательный урок на будущее,  —  очень серьезно пояснил Санек.  —  Бывает, люди зарываются, начинают чувствовать себя очень великими, забывают о друзьях. Или, что еще хуже, начинают плевать на них. Так вот, это урок про то, что каким бы ты крутым ни был, коллектив все равно сильнее. А мы  —  коллектив. Один за всех, все за одного. И всегда помни об этом.

Машины мчались в обратном направлении. В душе у Гришки творилось непонятное: с одной стороны, еще не улеглась злость от того, что его отколошматили за здорово живешь, с другой стороны, он испытывал гордость, что стал полноправным членом криминальной бригады.

Машины припарковались у полуразрушенного заброшенного стадиона, над входом в который не сохранилось даже таблички.

Однако сваренные из стальных труб ворота были на месте и поле было вполне даже приличным.

 —  Сейчас черкизовские должны подрулить,  —  глянул на часы Чалый.  —  Давай пока разомнемся.

Откуда-то появился мяч, и парни позабыли про все. Минут через пять к стадиону подъехали еще машины, и поле наполнилось людьми. Договорились играть как положено  —  два тайма по сорок пять минут. Проигравшие выставляют два ящика пива.

Последующие полтора часа Парфен ни о чем не думал, кроме игры. В далеком школьном прошлом он немного занимался футболом и сейчас старался изо всех сил. Впрочем, старались все. Ребята играли азартно, и дело было не в двух ящиках пива  —  и для той, и для другой команды это были плевые деньги.

Наконец матч закончился со счетом пятнадцать  —  десять. Победила команда, в которой играл Гришка. Двое из проигравшей команды оседлали свои тачки, и через пять минут две упаковки «Хольстена» стояли на траве.

Выигравшие не жадничали  —  пива хватило всем. Затем бандиты пожали друг другу руки и поспешили к своим машинам.

 —  А не сгонять ли нам в сауну? Парфен, как ты на это смотришь? Кстати, у меня к тебе базар потом будет,  —  предупредил его Чалый.

 —  Нормально,  —  подумав, отозвался Гришка.

Он уже не злился на ребят. Испытание  —  так испытание. Тем более что все через это проходили. А в сауну ему действительно очень хотелось, поскольку после мордобоя и последующего футбола он перемазался и основательно пропотел.

Против предложения завалиться в сауну не возражал никто. Сидевший за рулем парень отлично знал маршрут, так что не потребовалось никаких указаний, и вскоре машина остановилась у стальных ворот.

Сауна оказалась той же самой, в которой до этого они оттягивались с Косым. Ребята гурьбой завалились туда. Взяли еще пива, кто-то по дороге умудрился купить раков. В течение последующих двух часов Парфен отдыхал душой и телом. Ему казалось, что лучше себя он никогда не чувствовал.

«А я еще на фортуну грешил,  —  блаженно щурясь от пара, думал он. Мысли лениво перекатывались в голове.  —  А она опять мне улыбнулась. Все-таки везунчик ты, Григорий, как ни крути. Из босяков сразу в дамки!»

Постепенно парни начали разъезжаться. Гришка сам подошел к бригадиру и спросил:

 —  Ты о чем-то хотел со мной поговорить?

 —  Да, нас в пять Костя ждет. Помнишь, он утром на стрелке говорил про Улыбку?

Гришка наморщил лоб и сразу же вспомнил, о чем идет речь. Утром на «планерке» Костя говорил про конкурента  —  главу другой бригады  —  Василия Смирнова, авторитета по кличке Улыбка.

 —  Давай сейчас обсохнем, а в тачке по дороге я тебе все объясню,  —  предложил Чалый, и Гришке ничего не оставалось, как согласиться с ним.

Они прикончили по последней банке пива и покинули сауну.

 —  Сегодня ты стал нашим братом,  —  выруливая со стоянки и напряженно глядя на дорогу, начал объяснять Чалый.  —  Но, понимаешь, каждый из нас уже много сделал для команды. Ты человек новый, и для того, чтобы чувствовать себя наравне с другими, должен внести свой вклад в общее дело. Согласен?

Парфенов кивнул головой. На душе вновь стало тревожно. Он уже начал понимать, куда клонит Чалый. Под ложечкой противно заныло.

 —  Да и деньжат приличных заработать не помешает, я думаю. Те, что вчера я тебе дал, уже закончились, наверно?

Гришка кивнул. Деньги действительно растаяли как дым. От трехсот баксов осталось сто рублей с мелочью.

Саня резко сменил тему разговора, и оставшийся путь до «офиса» они болтали на общие темы. Гришка осторожно расспросил про старших и узнал, что Гена сидел пять лет за вымогательство. Костя никогда не сидел, но пользовался в их кругах не меньшим авторитетом.

«Девятку» поставили на заднем дворе. Гришка с Чалым отправились в офис. Костя еще раз пожал руку парням и жестом предложил садиться. За столом, кроме него и Чалого, сидел еще один парень. Возрастом он был года на три постарше Гришки. Его вихрастый чуб упрямо торчал вперед, серые глаза серьезно смотрели на вновь прибывших. Парень сразу вызвал расположение к себе у Гришки, хотя они не перекинулись ни единым словом.

 —  Знакомьтесь,  —  предложил Костя, усаживаясь на свое председательское место.

 —  Вадим,  —  представился незнакомец, одновременно протягивая руку.

 —  Григорий,  —  отрекомендовался Парфенов, отвечая на рукопожатие.

 —  Санька тебя ввел в курс дела?

 —  Более-менее,  —  сдержанно ответил Парфен.

 —  Да, кстати, тебя можно поздравить,  —  спохватился Костя и полез в стол.  —  Вот тебе подъемные,  —  он дал Парфену конверт.  —  Тут две штуки баксов. Вот еще ключи от тачки  —  гоняй! Вот мобильник.

Гришка ошалело принял первое, второе и третье. От Кости не укрылось выражение его лица, и он незаметно для парня усмехнулся.

 —  Короче, дело в следующем. Улыбка нас совсем зажал, гад. Надо его убрать. Возьмешься? Смотри, дело ответственное!  —  старший испытывающе смотрел на Парфенова.

Гришка сам не понимал, что в эту минуту творилось у него в голове. За несколько секунд целый фейерверк чувств вспыхнул и погас в его душе. Это был и страх от сознания того, что придется убить человека, такой страх, что возникало желание тут же без оглядки бежать куда подальше из этого дома. В то же время он чувствовал бесконечную гордость от сознания того, что у него теперь будет собственная тачка и куча денег. Неожиданно для себя Гришка испытал и еще одно чувство  —  боязнь подвести, упасть в глазах Кости и Чалого. Все это сумасшествие длилось всего несколько секунд, и, совершенно не думая, неожиданно для себя чуть хриплым голосом Гришка выпалил:

 —  Нет, не подведу, будьте уверены.

 —  Ну и молоток! Ствол тебе вчера Санька дал?

 —  Я его вернул.

 —  Возьми другой.

В Гришкиной руке оказался «макаров».

 —  Умеешь обращаться?

 —  В армии приходилось.  —  Гришка хотел сказать, что «ПМ» был его табельным оружием, но постеснялся, что это посчитают хвастовством, и промолчал.

 —  Ну и отлично,  —  встал Костя, давая понять, что аудиенция окончена.  —  Работать будешь с Вадимом. Снимите себе квартиру и осядьте там. Домой не показываться!  —  строго наказал он парням.  —  Завтра в десять утра вас жду здесь. Подумаем, как лучше сработать. Уберете Ваську  —  по десять косых «зелени» на рыло!

«Десять тысяч!»  —  Гришка не мог представить себе такую сумму. Она казалась ему чудовищно огромной.

 —  Позвонить домой можно будет?  —  осторожно спросил он.

 —  Позвони, но лучше скажи, что куда-нибудь уезжаешь на время,  —  посоветовал ему Костя, серьезно глядя прямо в глаза.

 —  Так я и хочу сделать,  —  отозвался Парфенов.

 —  Ну, до завтра,  —  Костя торопился проводить парней. Время свое он ценил.

Санек простился с ними на пороге и остался в «офисе». Вадик и Парфен вышли на улицу.

 —  Умеешь водить?  —  улыбнулся одними уголками губ новый знакомый.

 —  А то!  —  отозвался Гришка. Он хотел добавить, что у отца есть старенькая «тройка», но опять решил промолчать.

 —  Ну, тогда выгоняй,  —  указал рукой Вадим в сторону синей «девятки».

Гришка смутился, подумав, что на радостях даже забыл спросить, какая машина  —  его.

Глянув на вверенное ему чудо, Парфен невольно отметил, что левое крыло слегка помято, но это нисколько не уменьшило его радости.

Машина завелась с пол-оборота. Выкатив свою ласточку со стоянки, он остановил машину рядом с Вадимом, с улыбкой следившим за его действиями.

 —  Ну что, погнали квартиру искать?  —  усаживаясь на сиденье рядом с водителем, предложил он.

 —  Погнали!  —  радостно отозвался Гришка. Душа у него пела. О том, что вскоре ему предстоит совершить убийство, он не хотел пока даже думать.

Тачка несла их к центру Москвы. Асфальт дороги летел под колеса синей машины. Гришка чувствовал себя на седьмом небе.

 —  На перекрестке поверни направо,  —  негромко попросил Вадим.

Парфенов сбавил скорость и свернул туда, куда ему было сказано.

 —  Вон видишь вывеску «Народная недвижимость»? Останови у нее.

Когда машина остановилась, Вадим бросил короткое: «Я сейчас»,  —  и торопливо покинул салон. Рысцой подбежал к двери, ведущей в полуподвал, и рывком открыл ее.

Не было его минут пять. Вернулся он не один, а с симпатичной девушкой. Та, усаживаясь, только кивнула головой в знак приветствия и больше на Гришку не обращала ровным счетом никакого внимания. Впрочем, ехали они недолго.

 —  На Пионерской поверни направо,  —  распорядилась барышня.  —  Теперь останови.

«Девятка» остановилась, и Гришка покосился на деловитую мадам. Та тоже косо глянула на Парфенова и повернулась к Вадиму.

 —  Пусть он в машине сидит. Нечего фонарем хозяйку пугать.

 —  Гринь, поскучай пока один,  —  обратился к нему напарник.  —  Мы быстро.

Парфен кивнул в знак согласия. Девушка достала телефон и набрала номер.

 —  Зоя Александровна? Мы у вашего дома... Да-да!..

Покосившись еще раз на Гришку, девушка вышла из машины и, дождавшись Вадима, заспешила с ним к стоящей напротив девятиэтажке.

Гришка от нечего делать нажал кнопку настройки и включил радио. Поискав, оставил «Эхо Москвы». Затем достал свой сотовый и набрал домашний номер. Трубку взяла мать.

 —  Мама,  —  в горле отчего-то начало першить,  —  я работу нашел, калым по строительству. Мне на недельку из Москвы уехать нужно, не волнуйся. Я еще позвоню.

Выпалив все это скороговоркой, Парфен сразу отключил связь, не дав матери вставить ни слова. На душе вдруг разом стало гадко.

«Убьешь, предположим, ты этого Улыбку?  —  задал он сам себе вопрос.  —  А дальше что? Всю жизнь в бандитах ходить будешь?! Сколько человек ты еще замочить успеешь, пока тебя не поймают или не убьют при задержании менты?»

Едва Гришка стал думать об этом, на душе стало еще хуже. Он понимал, что вляпался по самые уши и выбраться будет нелегко. И самое страшное было в том, что выбираться-то хотелось все меньше и меньше.

Открыв бардачок, Гришка достал пачку «Мальборо» и не спеша прикурил сигарету. Опустив стекло водительской дверцы, выпустил в летний воздух улицы первую струйку сизого дыма.

Пощелкав еще раз кнопками настройки, остановил свой выбор на «Русском радио». Из динамика полилась музыка разбитного шансона.

Парфенов посмотрел на часы и с неудовольствием отметил, что Вадима нет уже почти двадцать минут.

Однако только он вспомнил о новом кореше, как тот вместе с девушкой-риэлтором вышел из-за угла дома.

 —  Давай Гулю обратно отвезем, затем заскочим в магазин и поедем обживаться!  —  Настроение у Вадима заметно улучшилось.

Гришка не ответил на это предложение, лишь молча завел двигатель. «Девятка» резво побежала по улице. Высадив у ее фирмы пассажирку, Гришка следующую остановку сделал у супермаркета. Набив всякой всячиной два больших полиэтиленовых пакета, парни полетели обживать снятую Вадимом квартиру.

 —  Молодец Гулька. Такую двушку подогнала  —  прелесть. И относительно недорого. Парфен, с тебя двести баксов.

Вскоре они остановились у подъезда той самой девятиэтажки. Бабульки на лавочке тут же принялись обсуждать появление незнакомой машины. Молодые люди разом хлопнули дверцами. Вадим отдал Гришке один пакет, и они отправились в свои пенаты.

Квартира располагалась на восьмом этаже. Гришка первый раз в своей жизни снимал квартиру и потому не мог оценить, хорошая она или плохая. Для него это было просто чужое жилье.

 —  Телек  —  супер! Даже видик есть!  —  восторгался Вадим.  —  Грузи все в холодильник!

Содержимое принесенных молодыми людьми пакетов на восемьдесят процентов состояло из разнообразной еды и питья. Не забыли они и про выпивку  —  вечером стоило отметить новоселье.

 —  Давай передохнем немного и жратвой займемся,  —  предложил Вадим. Он плюхнулся на диван и нажал кнопку пульта, включая телевизор. Гришка достал из пакета пиво и устроился в кресле...

Позже, уже под вечер, он позвонил Ритке, оставившей ему свой телефон. Через час она вместе с подружкой уже была на квартире. Однако до утра проституток оставлять не стали. Около двенадцати девчонок выпроводили, и молодые люди остались вдвоем.

Покончив с необходимой уборкой, уселись за стол в кухне.

 —  Ну, вроде неплохо отметили,  —  сказал Вадим, задумчиво вертя в руках полбутылки «Смирновки».

 —  Да,  —  ухмыльнулся Гришка, заметив, с каким задумчивым выражением рассматривает его напарник початую бутылку.

 —  Давай просто вдвоем посидим, поболтаем?  —  качнув пузырем, вопросительно глянул на него Вадим.  —  Кстати, можешь меня Свиридом называть. Меня так в бригаде кличут.

 —  А давно ты в команде?  —  поинтересовался Парфенов.

 —  Третий год,  —  разливая водку по рюмкам, невольно вздохнул тот.

От Гришки не укрылся этот вздох, но комментировать его он не стал.

 —  А как все началось, ты знаешь?  —  неожиданно даже для самого себя спросил он.

 —  Началось все семь лет назад. У Кости была своя команда  —  ребята в основном из бывших спортсменов. Рядом со штабом рынок заметил? Как проезжали  —  слева? Вот оттуда все и пошло. Держали его тогда «хачики», армяне. Да и не важно это. Был у них за старшего такой Ашот... Да, армянин, кажется. Костя с ним рамсить начал, войну открыл, короче. Чего только не было в то время! Вот когда кровушки лилось! Я сам только конец уже застал, мне пацаны рассказывали. У Чалого как-нибудь под пузырек спроси, он тебе такого нарассказывает!

Свирид прервался, прикуривая сигарету. Гришка тем временем снова наполнил рюмки.

Парни выпили, закусили, и Вадим продолжил:

 —  В общем, дела-то шли не очень. Черножопых пол-Москвы подпряглось за Ашотика. Вот тогда Костя и объединился с Генкой Хворостом. Он уже два года как откинулся. Ребят у него немного было, но он сам в авторитете ходил. Не то чтобы очень крутой, но все же! Костя же никогда не блатовал. Да и не сиделый он, так что на поддержку воров ему не приходилось рассчитывать. Вот Гена  —  это другое дело. Короче,  —  налив по новой, закончил свой рассказ Свирид,  —  теперь уже Ашотику хреново пришлось.

 —  А где он сейчас?

 —  Кто?

 —  Ашотик этот самый.

 —  Он уже давно,  —  криво усмехнулся Вадим,  —  червей кормит. Выходит он из подъезда своего дома однажды, а тут «девятка» несется. Его и еще двоих из «калаша» срубили  —  даже пикнуть не успели, гады!

Гришка уже устал от разговоров, да и спать хотелось сильно. Откровенно позевав, он заявил, что отправляется на боковую.

 —  Согласен,  —  поддержал его Вадим.  —  Давай остаток разольем  —  и по люлькам. Выспаться не помешает.

Они допили остатки водки и пошли спать. Вадим устроился в спальне. Гришка улегся в зале. Но несмотря на то, что он был под хмельком, уснуть ему сразу не удалось. Тревожные мысли, что мучили его накануне в машине, опять овладели его умом.

«Сколько человек придется убить? Одного, двух, пять, десять?  —  Сердце бешено колотилось.  —  Остановись, пока ты не убил ни одного! Потом поздно будет! Черт, плевать мне на них!  —  зло сказал сам себе Парфенов.  —  Мне бабки нужны!»  —  «А милиция? Если тебя поймают  —  то все! Кранты!»  —  продолжал жечь душу внутренний голос. «Других не ловят, почему должны меня поймать! А если поймают  —  братаны помогут!»  —  заявив так мысленно сам себе, Гришка перевернулся на другой бок и принялся считать воображаемых слонов. Но сон так и не приходил.

Уснул он только под утро.

Глава 3

ГЛАВА 3

Проснулся Гришка от того, что кто-то его тряс за плечо. Разлепив сонные веки, он увидел Вадима и не сразу понял, кто это и что он делает в его квартире? Когда огляделся по сторонам, осознание реальности наконец вернулось на свое место.

 —  О-ох,  —  потянувшись от души, Гришка окончательно проснулся. Глянув на часы, понял, что времени всего  —  полдевятого. Он непонимающе уставился на Свирида.

 —  Вадик, какого черта ты меня в такую рань разбудил?

 —  Гена звонил на мобилу. Срочно нас ждут.

 —  О-ох!  —  Зевнув еще раз, Парфен рывком поднялся с постели и направился в ванную комнату. Пока он приводил себя в порядок, его товарищ вскипятил чайник.

Быстро закинув в желудок пару бутербродов и запив все это изрядным количеством кофе, парни покинули квартиру.

До штаб-квартиры они добрались за пятнадцать минут. Кроме Гены Хвороста здесь были уже Костя и Стас Кривой.

 —  Короче, парни, новая установка,  —  с места в карьер начал Костя. Гена пока молчал.  —  Улыбку валим срочно. Пока вы вчера себе хату обживали, у нас с ним стрела была. Он нам предъяву кинул. Хорошо, Гена разрулил и три дня нам выбил. Короче, пацаны, в эти три дня надо гада мочкануть. Подключаются все.

 —  В первую очередь,  —  взял слово Хворост,  —  вычислить весь его маршрут. Весь досконально! Где «точкуется» чаще всего, хата, любовница  —  все, что может пригодиться. Стас, ты со вчерашнего вечера что-нибудь пробил?

Косой прочистил горло и невеселым голосом ответил:

 —  Да, этот урод квартиру новую снял. Никто не знает где.

 —  Сегодня же просеките его хату,  —  постучав пальцем по столу и очень серьезно глядя на парней, распорядился Гена.  —  Работаете тремя бригадами: Косой с Вадимом, Крыл с Парфеном, Макар с Гончим. Вечером  —  доклад.

Гена с Костей подробно изложили план, какая пара и где должна пасти Улыбку.

 —  Вам,  —  обратился Костя к лупоглазому парню по прозвищу Крыл и Гришке,  —  почти под носом у них торчать придется, так что смотрите. Вы оба в бригаде недавно, ни Улыбка, ни его пацаны вас не знают. Но здорово не светитесь  —  вычислят моментом. Меняйтесь периодически. Связь с Чалым, Косым и нами держите постоянно. Что не так  —  сразу звоните!

Гришка с Крылом понимающе закивали.

 —  Давайте!  —  посмотрев на часы, распорядился Костя.

 —  И вот еще что!  —  вдогонку посоветовал Гена.  —  Стволы наготове держите. Васька Улыбка  —  волчара матерый! Чуть что почует  —  мигом завалит!

Получив указание, названные пары уселись в машины и, еще раз скоординировав свои действия, умчались выполнять задание.

Гришка со своим новым напарником полдня простоял в подворотне старого дома на Пречистенке. Пообедав парой гамбургеров, они отзвонились Чалому. Тот посоветовал перезвонить Косому. От того они получили распоряжение гнать в Солнцево. Изрядно поколесив в этом районе, они не обнаружили описанного им «Мерседеса» Улыбки и вновь позвонили Стасу.

 —  Дуйте к нашему офису,  —  дал указание тот.  —  Нашли падлу!

Гришка доел очередной гамбургер и не спеша открутил пробку с двухлитровой пластмассовой бутылки «Кока-колы». Сделав несколько больших глотков, передал ее напарнику. Тот как раз покончил со своим скромным обедом и явно желал запить.

Все сегодняшние поиски и наблюдения здорово напоминали детскую игру в разведчиков. Но Гришка понимал, насколько все это серьезно.

У Парфена перед глазами вновь всплыла та же картина: почти у самых его ног лежит труп бизнесмена с простреленной головой, а в дверях подъезда стоит женщина с перекошенным в немом крике ртом. Ее полные ужаса глаза навсегда запечатлелись в памяти Григория. Едва он вспомнил все это, как мурашки холодной волной пробежали по спине.

«Интересно, привыкают ли когда-нибудь люди к виду смерти?»  —  с тоской подумал он.

Парфен погнал «девятку» к штаб-квартире. Когда добрались, он заметил, что машины остальных ребят уже на стоянке.

 —  Давай, быстрее подключайтесь,  —  с порога заторопил их Костя. Хвороста пока не было видно.

Оказалось, что с полчаса назад Мишке Макару с его напарником первым удалось обнаружить объект. Улыбка с телохранителем, оглядываясь по сторонам, быстро покинули офис и сели в серый «Вольво».

 —  До этого он на «мерсе» гонял,  —  объяснил Косой. От возбуждения он не переставал крутить в ладонях карандаш.  —  А теперь, падла, на другую тачку перепрыгнул. Короче, проводил его Макар до новой хаты. Затем мы подхватили и вели уже прямо до их базы.

Суммировав полученную информацию, Костя отправил Гришку и Вадима к базе сменить пасущих Улыбку ребят. Остаток дня прошел в наблюдении, пока вечером вновь все не собрались в штабе.

За день выяснилось, что Улыбка катается с телохранителями  —  или с одним, или с двумя сразу. За день он посетил две квартиры.

 —  Делаем две бригады по три человека. Одна пасет по первому адресу,  —  объяснял расстановку сил Хворост,  —  вторая, соответственно, по второму.

Гришке вменялось в обязанность находиться за рулем, чему он был несказанно рад. Стрелять должны были Мишка с Вадимом, а Парфен  —  страхующий.

 —  Вы с Чалым,  —  обратился к Стасу Костя,  —  пасете Улыбку. Чтобы ни на секунду не скрылся от вашего внимания, и сразу же пацанам звоните!

До самого позднего вечера Гришка с ребятами катали шары в фойе, ожидая звонка от бригадира и Косого. Позвонили они в одиннадцатом часу, сказав, что Улыбка укатил к себе в офис и, по всей видимости, не думает оттуда уезжать.

 —  Ладно, пока отбой!  —  распорядился Костя.  —  Наверное, просек гад, что его пасут!

 —  Телефоны у всех под рукой!  —  напомнил Гена Хворост.

Гришка молча рулил по ночной улице. Вечерние огни расплескались миллионом брызг по всему городу. Размытые по лобовому стеклу, они сливались в красивую радугу.

Невольно все тревоги, которые вместили в себя вчерашний и сегодняшний дни, ушли на задний план. Гришка выкинул все мысли из головы и просто любовался ночной столицей. Проезжая по знакомым улицам, он вдруг осознал, что за суетой повседневности просто не замечал великолепия города. Сейчас он широко открытыми глазами смотрел по сторонам, словно открывая для себя вновь знакомые с детства кварталы.

 —  О чем думаешь?  —  услышал он голос Свирида.

 —  Да вот...  —  несколько засмущался Парфен. Ему неловко было признаться в поэтических чувствах.  —  На дорогу смотрю. Красиво!  —  неожиданно для себя добавил он.

 —  Да,  —  просто согласился с ним товарищ.  —  Красиво. Я поэтому ночь больше люблю. Днем народ носится, толкается. Не город, а муравейник какой-то! Ночью  —  другое дело!

Тем временем они подъехали к своему дому, и Гришка сбавил скорость, сворачивая во двор. Поставив машину на сигнализацию, он следом за Свиридом отправился в квартиру. Дома они наскоро поужинали и отправились спать.

Разбудил их звонок в дверь. Григорий глянул на часы. Половина пятого утра! Из спальни вылетел Свирид и с немым вопросом в глазах уставился на товарища. Кто, кроме ментов, мог приканать в такое время?!

 —  Парфен, Свирид!  —  голос за дверью успокоил парней. Он был им хорошо знаком и принадлежал Стасу.

Гришка отпер дверь и впустил раннего гостя.

 —  Одевайтесь живо, я внизу жду. Все в тачке расскажу!  —  Стас даже не стал заходить в квартиру и торопливо бросился вниз по лестнице.

Его настроение сразу передалось ребятам. Они быстро собрались и выбежали следом.

 —  Падайте скорее!  —  приказал Чалый. Он сидел за рулем.  —  Короче, этот урод с охранником выехал из офиса. Скорее всего, на хату поедет. Макар уже там в подъезде пасет. Что у вас с сотовыми? Мы звонили, но никто трубку не брал!  —  говорил Стас.

 —  Да вроде все в порядке,  —  пожал плечами Свирид и достал аппарат. Гришка тоже достал трубку.

 —  Ладно,  —  отмахнулся Чалый.  —  Потом! Сейчас главное не опоздать! Живо прыгайте в свою тачку и дуйте на Пречистенку. Макар уже должен быть там. Разберетесь по обстоятельствам! Все!

Гришка с Вадимом пулей бросились к своей машине и плюхнулись в салон. Машина завелась с пол-оборота и с визгом рванула вперед.

«Девятка» неслась по улицам, пугая длинными сигналами редких пешеходов. Гришка домчал до места в рекордно короткое время.

До нужной арки оставалось метров триста, когда парни вдруг услышали позади звук сирены.

 —  Вот черт, козлы вонючие!  —  выругался Вадим и, посчитав, видимо, это недостаточным, прибавил следом длинную тираду из отборного мата.  —  Только их не хватало!

Гришка сразу же сбавил скорость, но с «лунохода» последовал приказ остановиться.

 —  Останавливайся,  —  посоветовал напарник, и Парфенов притормозил у обочины.

 —  ПГ, не ГАИ,  —  несколько удивленным голосом констатировал Вадим.  —  Какого ляда им от нас нужно? В чем дело, командир?  —  весело спросил он подошедшего старшего сержанта.

 —  Куда так спешим, ребята?  —  старший сержант внимательно посмотрел на водителя и пассажира.

 —  К девушкам опаздываем,  —  весело отозвался Свирид, нагловато глядя на мента.

 —  Документы ваши,  —  сурово глянул на него старшой.

 —  Пожалуйста.  —  Свирид покопался в бардачке и достал свои права. Гришка протянул свои.

 —  Паспорта есть?  —  бегло проглядев водительские документы парней, поинтересовался милиционер.

 —  С собой нет. Но если хотите, могу по памяти вам все данные выдать.  —  Свирид старался держать тот же разбитной фиглярский тон: мол, гуляют ребята, чего прицепился?

Старшой застыл, не зная, что ему делать дальше. Вадим нашелся и тут:

 —  Старшой, я сам на службе старшим был. Слушай,  —  быстро затараторил он.  —  Может, мы вас пивком угостим, а? Резво ехали, виноваты, а?

 —  Ладно,  —  возвращая права парням, старший отошел от машины.  —  Езжайте к своим девушкам, только не так быстро.

При этом сержант скептически усмехнулся. «Луноход» отчалил и меньше чем через минуту исчез из поля зрения.

Гришка хотел уже завести двигатель, как Свирид остановил его прикосновением руки:

 —  Погоди!

Напускная бесшабашность стерлась с его физиономии вместе с уходом работника милиции. Невидящим взглядом Вадим уставился в пространство перед собой и беззвучно зашевелил губами. Так продолжалось всего несколько секунд, затем от быстро достал свой сотовый и набрал номер.

 —  Костя, нас менты пропасли,  —  напарник Гришки быстро обрисовывал обстановку.  —  Что делать?

Ответ несколько ошарашил его, судя по внешнему виду. Но, дослушав приказ старшего до конца, он выдавил из себя:

 —  Понял,  —  после чего отключил связь и вновь задумался.

 —  Что случилось?  —  Его тревога передалась и Парфенову.

 —  Заводи,  —  немного помедлив, отозвался Вадим.  —  Поехали на место. Только не гони.

 —  Да что тут гнать  —  триста метров осталось!  —  быстро глянул в его сторону Гришка и задал вопрос:  —  Что насчет ментов сказали?

 —  Костя говорит, что это была случайность.

 —  А может, действительно случайность?

 —  А почему он от бабок отказался?  —  медленно повернул голову в сторону товарища Свирид. Взгляд его был угрюмый.

 —  Ну, шут его знает. Может, он такой принципиальный!  —  чуть смущенно отозвался Гришка

 —  Не смеши меня!  —  нервно усмехнулся Вадим.

Между тем машина вкатила под арку.

 —  Езжай, не останавливайся, он позади! Проезжай наш и тормози у следующего подъезда!  —  приказал Свирид.

В зеркале заднего вида Парфен увидел, как через ту же арку во двор не спеша въехал серый «Вольво». У Гришки невольно создалось ощущение, что машина Улыбки движется очень медленно.

Дальнейшее в Гришкином воспоминании слилось в единое целое.

Глядя в зеркало, он видел, как двери «Вольво» разом открылись. На асфальт выскочили два объемных парня и завертели головами по сторонам. Первой, конечно, в поле их зрения попала «девятка». Один что-то сказал второму, и тот намертво приковался взглядом к машине. Второй секьюрити открыл заднюю дверцу, и из чрева иномарки, как краб на песчаный пляж, неуклюже, боком, выбрался толстый мужик. Одет, как сразу отметил про себя Гришка, он был в белую рубашку с коротким рукавом и темные брюки. Больше разглядеть через задний обзор было сложно.

 —  Готовься,  —  напряженным голосом бросил Вадим и достал свой ствол.

Неожиданно Парфена охватило лихорадочное возбуждение. Вместе с этим пришло незнакомое чувство раздвоенности, словно все происходило не с ним, а он наблюдал сцену со стороны.

Парфен достал свой ствол, снял с предохранителя и дослал патрон в патронник. Свирид сделал то же самое. Едва за последним телохранителем закрылась дверь, Свирид скомандовал:

 —  Открой свою дверь!

Гришка быстро распахнул дверцу, напарник сделал то же самое. Не прошло и нескольких секунд, как дверь подъезда распахнулась и оттуда вылетел телохранитель, громко крича:

 —  Василий Федорович, давайте в машину! Я его завалил!

 —  Мишку убили, гады, выходим!  —  на одном дыхании выпалил Свирид и рванул вперед.

Парфен видел, как рука напарника с «ТТ» вытянулась по направлению к толстому мужику с редкими рыжими волосами на голове. Он пятился от двери и не глядел в сторону «девятки».

Цок-цок  —  пистолет чуть дергался в руке напарника, но выстрелов не происходило.

 —  Парфен, давай, ствол заклинило!

Гришка обнаружил, что он сам стоит рядом с водительской дверцей. Его взгляд оторвался от напарника и переметнулся в сторону Улыбки. И тут в какую-то долю секунды Парфен уловил еще одно движение. Телохранитель пахана поднял свой ствол, и тот дернулся два раза в его руке. Вадима швырнуло к лавке. Все это заняло один миг, даже какую-то долю его, но, как бывает в таких случаях, время резиново растянулось в вечность в Гришкином сознании. Он видел, как рука со стволом разворачивается в его направлении, и тут растяжка словно оборвалась, словно лопнул, не выдержав, невидимый жгут.

Гришка резко вытянул руку с оружием вперед и, даже не целясь, два раза нажал на курок. Телохранителя крутануло на месте, и он упал лицом вниз. Взгляд парня тут же метнулся к Улыбке, круглые от ужаса глаза авторитета, не отрываясь, смотрели на него, рука что-то судорожно пыталась извлечь из кармана. Парфен, не думая, еще два раза нажал на курок. Пистолет, как на стрельбище, дернулся в его руке. Улыбка упал после первого выстрела. Упал он на спину.

Гришка, не выпуская из рук оружия, бросился к Вадиму. Тот хрипло дышал, даже не пытаясь приподняться.

 —  Братан, посмотри,  —  хрипел он.  —  Клиента... проверь!

Гришка метнулся к лежащему на спине Улыбке. Его открытые глаза немигающим взором сердито смотрели на проплывающие по небу облака. На груди виднелось всего лишь небольшое красное пятнышко. Вторая пуля ушла мимо. Но и первой вполне хватило Василию Федоровичу, уголовному авторитету, Улыбке, у которого за плечами было почти двадцать лет зоны. Пуля Парфена попала точно в сердце.

Гришка бросился обратно к товарищу. Когда он поднял его, тот застонал и закрыл глаза.

 —  Терпи, Вадя, терпи,  —  бормотал Гришка, таща его к задней дверце.

Устроив раненого, он хотел было сбегать в подъезд посмотреть, что же с его другом Мишкой, но новый звук заставил его оцепенеть. Первый раз в жизни Гришка узнал, как от страха волосы на голове могут встать дыбом. И было отчего. От звука милицейской сирены его словно прошибло током. Тут же взгляд Парфена приковался к въезжающему через арку тому самому «луноходу», что совсем недавно тормозил их на дороге.

Вагон сильно качнуло, и Гришка почувствовал, что состав сбавил ход. Еще раз толкнуло вперед, и поезд начал тормозить. Где-то лязгнули решетки, и раздался властный голос:

 —  Приготовились, на выход! Приготовились!

Голос приближался. Бывалый зэк с его приближением заворочался, пробуждаясь. Первоходки, как и предполагал Гришка, не спали и сразу же вскочили на ноги. Он тоже спустился вниз.

 —  Сейчас воздухом дышать пойдем,  —  со знанием дела заметил «дед». Прозвище у ветерана советских тюрем было Сазан.

Действительно, вскоре их вытащили из клетки по одному, и на запястьях Парфена, уже привыкшего к этой процедуре за последнее время, защелкнулись наручники.

Свежий ночной воздух задурманил голову. Отчего-то Парфену показалось, что пахнет сиренью, хотя та давно отцвела.

 —  Давай двигай,  —  конвойный заломил ему руки вверх, и Гришке пришлось согнуться.

 —  Бегом, бегом!  —  торопили его, толкая вперед.

Рядом надрывались овчарки, натягивая поводки, как струны.

 —  Сидеть!  —  рявкнули в ухо, и Гришка почувствовал, как его толкнули в плечо. Он присел на корточки. Зэков усадили длинной вереницей, через наручники каждого был пропущен трос. Теперь никто не мог и помыслить о побеге  —  бежать пришлось бы дружной колонной. Так раньше на галерах приковывали кандалами рабов к одной длинной жердине.

Но Гришка все равно был рад, что оказался на перроне маленького незнакомого городка. Свежий воздух целительным бальзамом вливался в его легкие. Гришка огляделся вокруг, насколько мог повернуть голову.

Небольшое двухэтажное здание вокзала в лучах электрического света казалось желтым. «Липово»  —  было написано синей краской на белом фоне. Парфенов никогда раньше и не подозревал о существовании этого городка. Теперь он запомнил его на всю жизнь.

На одной-единственной лавочке у здания сидело существо в грязных лохмотьях. Различить пол и возраст с такого расстояния было просто невозможно. Больше никого, кроме зэков и конвоя, на платформе не было.

Когда всех загнали обратно по клеткам, сокамерники Григория что-то принялись горячо обсуждать. Гришка лег на свои нары и отвернулся к стенке. Некоторое время слышались бубнящие голоса одного из первоходков и сиплого Сазана. Прислушавшись, Гришка понял, что спор идет о том, сколько им еще чалить до зоны.

Он продолжил прерванные воспоминания. Перед глазами вновь отчетливо встали события того раннего утра.

Глава 4

ГЛАВА 4

...Во двор с воем сирены вкатил «луноход». Парня будто током ударило, и Парфен одним рывком бросился к водительскому месту, чуть не зацепившись при этом штаниной за рычаг передач. Мотор завелся сразу, и Гришка погнал «девятку» вперед, благо разворачиваться не нужно было.

Еще разрабатывая план устранения Улыбки, Косой подробно начертил схему дворов обоих домов со всеми въездами и выездами. Он заставил всех вызубрить эту схему наизусть. Теперь Гришка был благодарен ему за это! Он знал, что, повернув направо, сможет покинуть двор через вторую арку.

Только план  —  планом, а жизнь есть жизнь! Григорий уже зарулил под арку, когда сердце зашлось от отчаяния  —  навстречу ему заворачивала белая «копейка».

«Что делать?! Останавливаться нельзя!»  —  искрой промелькнула мысль в голове парня, и он нажал сигнал, не сбрасывая скорости.

Левое зеркало отлетело. Парфенов жал вплотную к стене. Перед тем как выскочить из двора, он успел заметить изумленную физиономию пенсионера, сидевшего за рулем встречного авто.

Едва Гришка вновь глянул вперед, как руки сами крутанули руль. Прямо перед ним каким-то образом оказалась женщина с коляской. Она застыла на месте, чуть присев от страха, и тонко завизжала. «Девятка» подпрыгнула на бордюре, заставив прижаться к стене двух курсантов. Парфен дал по газам. Пролетев метров пятнадцать по пешеходной дорожке, он свернул на следующем выезде на проезжую часть и круто свернул вправо.

 —  Водитель синей «девятки»,  —  услышал он строгий приказ.

Голос громкоговорителя только подстегнул Григория. Вдавив педаль акселератора, он летел по центру Пионерской, отчаянно сигналя. Бросив быстрый взгляд, он обнаружил преследовавшую его милицейскую машину метрах в ста позади.

«Девятка» еще раз вильнула, избегая столкновения с «Фордом», и вылетела на проспект. Со всех сторон Гришка слышал тревожные гудки. Невольно ему пришлось сбросить скорость  —  настолько плотным оказался поток машин.

 —  За... светофором... налево,  —  услышал он тихий, хриплый голос позади себя.

Парфен быстро обернулся. Вадим навалился грудью на переднее сиденье. Пот тонкой струйкой стекал со лба. Лицо парня было пепельно-бледным. Сразу стало ясно, что любое движение отдается ему неимоверной болью.

 —  Там... поворот будет... у светофора... первый  —  тупик, второй... на свалку... через нее... уходи,  —  выдавил Вадим из себя и в изнеможении откинулся на заднем сиденье.

Звук сирены уже, казалось, давил на плечи  —  так близко подобралась милицейская машина. Неожиданно характерное завывание раздалось где-то с другой стороны, и водитель преступной «девятки» с ужасом обнаружил желто-синий «Форд» в правом крайнем ряду.

Закусив до крови губу, Гришка опять вдавил сигнал и выжал газ. Он понял, что терять ему уже нечего. Машину занесло на повороте, и парень только молил, чтобы ничего не перепутать. Улочка оказалась пустой, и Парфен выжал все, на что был способен мотор его машины.

Первый поворот налево он пропустил, а на втором вновь завернул. Машину занесло и стукнуло боком о стену дома. С заднего сиденья послышался стон, и Гришка сквозь сжатые зубы пробормотал:

 —  Терпи, братан. Оторвемся от ментов, тогда и отвезу тебя в больницу.

 —  Не... на... до в больницу,  —  донесся до его слуха еле слышный хрип.

Парфенов решил не спорить с раненым и все внимание сосредоточил на дороге. Действительно, асфальт кончился и началась грунтовка. Напрягая память, Гришка вспомнил, что давным-давно, в детстве, он был на этой свалке. Тогда их интересовали пластины аккумуляторов. Вернее, свинец, из которого они были сделаны. Свинец нужен был для переплавки в битки. Гришка уже и не помнил толком, что они отливали из расплавленного в консервной банке свинца. Но главное, он смутно помнил, что если повернуть направо, а затем налево, то будут посадки. Так он и сделал.

Неожиданно Гришка поймал себя на мысли, что не слышит воя сирены. Сначала в суматохе погони он не осознал этого, а когда понял  —  обрадовался несказанно.

 —  Останови...  —  послышался хрип с заднего сиденья.  —  Они... в обход... хотят тебя в клещи взять. Г-хм... г-хм-м,  —  из груди раненого вырвался кашель.  —  Помоги подняться...

Гришка остановился и повернулся к напарнику. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: дела у Свирида совсем плохи. Хриплое частое дыхание вырывалось из его груди, мутный взгляд смотрел куда-то поверх Гришкиной головы.

 —  Помоги... привстать.

 —  Лежи. Объясни мне, куда ехать.  —  Гришка покачал головой, с сожалением глядя на кореша.

 —  Подними...

Гришка как мог бережно приподнял Вадима, и тот ткнул пальцем в сторону здоровенной кучи мусора.

 —  Там... проехать можно.  —  После этого остаток сил покинул его, и он впал в забытье.

Где-то вдалеке вновь послышалась сирена, живо напомнившая Парфену, что медлить нельзя ни секунды. Быстро вернувшись на водительское место, он включил скорость. Почувствовав, что ладонь в чем-то мокром и липком, быстро глянул на нее. Это была кровь его товарища.

«Его же срочно перевязать нужно, он же кровью истечет!»  —  молнией пронеслась в голове запоздалая мысль.

Машину нещадно трясло, хоть Гришка и старался ехать как можно аккуратнее. Наконец он выбрался на дорогу, сплошь поросшую травой. Под колеса постоянно попадала разная дрянь, и Парфен больше всего на свете боялся проколоть баллон. Про запаску и вспоминать было смешно!

Наконец он обогнул здоровенную кучу и выбрался на хорошо накатанную грунтовку, прибавил скорость и через пять минут оказался в пригородном поселке. Заметив аптеку, остановил машину и бегом бросился к двери.

 —  Бинт, вату, йод!  —  коротко приказал он опешившей от его бурного натиска пожилой продавщице  —  кругленькой женщине со смешными огромными очками на носу.

Та, поддавшись импульсу, засуетилась и принесла все требуемое. Сграбастав все с прилавка, Гришка кинул сторублевку и выбежал из аптеки.

 —  Потерпи еще немного, братан, сейчас я тебя перевяжу,  —  усаживаясь за руль, попытался он подбодрить товарища.

Однако, казалось, Свирид не слышал его. Веки парня были опущены и слегка подрагивали. Только правая рука все еще лежала на ране, и сквозь пальцы сочилась кровь. На майке она расплылась обширным пятном, из-за чего нельзя было разобрать, куда ранен Вадим.

«Девятка», поднимая пыль, вновь понеслась вперед. Заметив впереди двух пацанов на велосипедах, Парфен заранее вжал до упора ладонью сигнал. Малолетки испуганно прижались к обочине, пропуская сумасшедшего, несущегося как на пожар.

Через несколько минут дорога из поселка уперлась в трассу, и Парфен, осмотревшись по сторонам, вырулил на нее. Проехав пару километров, он сбавил скорость. За обочиной с обеих сторон плотной стеной поднимался сосновый лес. Парфен старался не пропустить поворот.

Наконец он отыскал то, что ему было нужно, и, уже не торопясь, свернул на проселочную дорогу. Про ментов он как-то забыл на время. Все его мысли сейчас занимал Свирид.

Скрывшись среди деревьев, Парфен вырулил на поляну, почти такую же, на которой он совсем недавно принимал свое «крещение» в братву.

 —  Сейчас, братан.  —  Остановив машину, Григорий перелез к другу.  —  Сейчас я тебя перевяжу.

Свирид чуть приоткрыл глаза, но ничего не сказал. Гришка аккуратно стянул с него майку. Дело оказалось еще хуже, чем он предполагал. Телохранитель покойного авторитета Василия Улыбки, по всей видимости, знал свое дело. Одна пуля попала в нижнюю часть груди, вторая прошла рядом с правой ключицей.

Гришка как мог перевязал раненого и уложил на сиденье. Отогнав машину поглубже в лес, решил, что пришло время все спокойно обдумать. Только сейчас Гришка обратил внимание, что у него мелко дрожат руки. Едва напряжение немного спало, страх за дальнейшую судьбу клещами сдавил сердце.

«Что делать, что делать, что же делать, черт возьми?!!»  —  настойчивой морзянкой стучало в голове, не давая сосредоточиться.

Достав трясущейся рукой сигарету, Парфен чиркал и чиркал зажигалкой. Второпях у него никак не получалось ее зажечь. Наконец он прикурил и глубоко затянулся.

«Свирида нужно отвезти в больницу,  —  глубоко и часто затягиваясь, пытался выработать он план действий.  —  Затем надо позвонить... Точно! Как же я сразу не догадался, что нужно нашим позвонить! В московскую больницу нельзя,  —  выкинув окурок, обхватил голову руками парень.  —  Они ментам позвонят! А куда?»

Везти товарища было больше некуда. Гришка понимал, что в таком состоянии тот долго не протянет. Вадим издал негромкий стон, словно догадываясь, что его новый друг и напарник думает как раз о нем в эту самую минуту.

На колено Парфену неожиданно прыгнул беззаботный кузнечик. Гришка раздраженно стряхнул его.

 —  Братан,  —  услышал он слабый голос.

Свирид открыл глаза. Взор его немного прояснился, и теперь подельник спокойно смотрел на Гришку.

 —  Мне... в больницу... надо, иначе  —  каюк,  —  прохрипел раненый.

 —  Сейчас я позвоню...  —  начал было Гришка, но Свирид перебил его сразу же:

 —  И не думай никуда звонить. Потом, быть может, объяснишь! Лучше вот что сделай...

Сергей Филиппович Мальков в хорошем настроении не спеша катил в сторону Рязани. Прекрасная погода и чудный летний пейзаж полностью соответствовали его настроению. Сорокалетний бизнесмен недавно поменял старенькую «Ауди» на новый «Форд».

Он был очень доволен жизнью. На даче его ждала жена, дети остались с тещей. В багажнике лежала спортивная сумка с продуктами и целой канистрой прекрасного молдавского вина. Также в сумке находились две трехлитровые банки с маринованным мясом.

Причина, по которой Сергей Филиппович решил устроить небольшой пикник у себя на даче, была вполне уважительной: он только что выиграл в суде дело и тут же продал отсуженную у двоюродной сестры однокомнатную квартиру, которая находилась почти в центре Москвы.

«Интересно, Валюшины приехали уже?»  —  улыбаясь приятным мыслям, лениво подумал он. Неожиданно его внимание привлекли клубы черного дыма, поднимающегося над разлапистыми соснами.

«Вот пацаны! Опять старые шины жгут!»  —  автоматически отметил он и хотел уже забыть про негодников, как неожиданно в лесу гулко ухнуло и новый клуб дыма черным грибом заюлился в небо. Сергей Филиппович даже затормозил от неожиданности.

 —  Вот черт!  —  негодуя, выругался он и уже хотел продолжить движение, как увидел, что на дороге появился молодой человек, быстро двигавшийся в его сторону.

Майка и лицо его были перепачканы кровью. Взгляд угрюмый и решительный.

«Не хватало еще помогать кому-то!  —  подумал Мальков.  —  Скажу, что ГАИ вызову! Он мне весь салон перепачкает! И вообще, пошли все подальше, меня люди ждут! Так я ему сейчас и скажу!»

Парень тем временем приблизился и, не говоря ни слова, распахнул дверь со стороны водителя. Сергей Филиппович уже было открыл рот, чтобы деликатно послать незнакомца подальше, как неожиданно в висок ему уперся ствол пистолета. Все заготовленные ранее фразы прилипли к языку и никак не хотели вылетать наружу.

 —  А-а-а.  —  Это все, что смог извлечь из своего горла деляга, косясь круглыми от ужаса глазами на черный пистолет.

 —  Двигайся,  —  коротко распорядился парень.

Едва Сергей Филиппович перекочевал на соседнее сиденье, он быстро юркнул в машину.

«Плакали деньги. Почти два года судиться  —  и все для того, чтобы подарить новенькую машину бандиту с большой дороги!» Отчаянию Сергея Филипповича не было предела. Однако пистолет в руке наглеца и уверенный взгляд заставляли повиноваться.

Молодой человек завел машину и погнал ее в лес по проселочной дороге, прямо к тому месту, откуда поднимался черный дым.

«Сожгут!  —  От ужаса немели руки и ноги. Зубы несчастного, и так трусоватого по своей натуре, начали мелко постукивать.  —  Маньяки! Убьют и сожгут труп в машине!»

Однако «Форд» остановился, не доезжая до горящей машины.

 —  Идем, помогать будешь,  —  махнул стволом в сторону леса парень. Он вытер кулаком под носом и первым вышел из машины.  —  Живей давай!

 —  А-га, а-га,  —  мелко-мелко закивал головой Сергей Филиппович, еще тесней вжимаясь в сиденье.

 —  Поможешь мне сейчас человека донести до машины. Отвезем его в больницу  —  и ты свободен. Вали, куда хочешь!  —  поняв, что водитель на грани обморока, объяснил тому паренек.

 —  А-га, а-га,  —  опять испуганно закивал бизнесмен, торопливо выбираясь из машины.

«Главное, не спровоцировать его. И потом: в лесу в случае чего убежать легче! Хрен с ней, с машиной. Живым бы остаться!!! Только бы живым остаться! А на даче  —  Валюшины и жена! Кричать без толку, никто не услышит! Нет, кричать нельзя ни в коем случае!»  —  мысли, как тараканы при включенном свете, бестолково метались в его голове. Ноги плохо слушались и противно подгибались в коленях.

«Никакого человека тут нет! Заведет подальше и пристрелит! Бежать, бежать! А как бежать, если ноги словно протезы! Да и куда от пули убежишь?! Деревья вон какие редкие! А пистолет уверенно как держит. Матерый! Не смотри, что молодой! Скольких он здесь уже пришил?! Ой, мамочка моя родная! Неужели  —  все?!»

Неожиданно для себя Мальков услышал стон и быстро поднял взгляд от земли. Увидев человека, сидевшего на небольшой полянке, он вдруг успокоился. Человек был ранен. Значит, действительно нужна его помощь, значит, убивать его сейчас не будут!

 —  Помогай!  —  осторожно поднимая приятеля, распорядился парень с пистолетом в руке.

Сергей Филиппович подхватил раненого с другой стороны, и они заспешили к машине. Опустив неумело забинтованного молодого человека на заднее сиденье, мужчина услышал новую команду:

 —  Садись рядом с ним и поддерживай. Поведу я.  —  Незнакомец говорил короткими рублеными фразами, четко отдавая распоряжения.

Сергей Филиппович сел на заднее сиденье. Парень уселся за руль, и «Форд» торпедой рванул вперед. На повороте его занесло, но парень справился с управлением, и машина понеслась по направлению к Солнцеву.

Не доезжая пригорода, отчаянный незнакомец вновь резко повернул, но на этот раз вправо. Взвизгнули покрышки, и машину по инерции здорово занесло.

«Бам!»  —  «Форд» стукнуло задним бампером о стальной парапет.

«Машина! Пятнадцать тысяч долларов!»  —  бизнесмен был вновь на грани обморока.

 —  Держи друга,  —  стараясь выровнять тачку, прыгающую на ухабах грунтовки, напомнил сидевший за рулем.  —  Не дай бог, он до больницы не доживет!

«Чтоб вы все передохли!!»  —  с ужасной, ноющей тоской в сердце подумал Сергей Филиппович, но вслух говорить этого не стал.

 —  Знаешь, где тут ближайшая больница?!  —  обратился к хозяину иномарки паренек с пистолетом.

Тот лихорадочно стал припоминать, где же тут есть больница. Но на память ничего не приходило.

 —  Н-н-ны,  —  не в силах говорить, он только беспомощно развел руками.

Сидевший за рулем никак не прокомментировал его ответ. Резко затормозив напротив небольшого рынка, он выкрикнул свой вопрос пожилой женщине, торгующей семечками. Та с помощью слов и энергичной жестикуляции вполне доходчиво объяснила, как им добраться до местной больницы.

«Форд» вновь запылил по дороге. Бабулька объяснила как нельзя лучше, и уже меньше чем через пять минут иномарка стояла на стоянке рядом со «Скорой помощью».

Парень, насупившись, глянул на несчастного Сергея Филипповича и скомандовал, зашипев прямо в лицо:

 —  Бери и неси!

Молодой человек внимательно следил за тем, как Сергей Филиппович вынес, кряхтя, Свирида из машины.

 —  Давай в приемную,  —  распорядился молодой человек. Раненый тем временем неожиданно пришел в себя. Мутный, бессмысленный взгляд его скользнул по лицу испуганного донельзя бизнесмена. Вадим вновь закрыл глаза.

 —  Терпи, терпи, брат,  —  старался поддержать его идущий рядом друг.

Пистолет свой парень убрал за ремень брюк за спиной, прикрыв от посторонних взглядов майкой. Он уже не опасался, что тучный мужчина с круглыми глазами на перекошенном от страха лице не будет исполнять его команды. Да и не нужен он был ему больше  —  все, что мог, он уже сделал.

На ступеньках им попались двое бородатых мужчин в зеленых врачебных халатах. Как ни спешили медбратья, они остановились и проводили живописную троицу пристальными взглядами вплоть до самых дверей в приемное.

Дежурная, едва взглянула на пускавшего кровавые пузыри Свирида, бросила ручку и пулей выскочила из-за стола.

 —  Давайте его сразу сюда!  —  показала она на стоявшую у стены каталку.  —  Василий Осипович!  —  крикнула она вдоль коридора и, не получив никакого ответа, бросилась к своему телефону.

Пока девушка крутила диск, взгляд ее непрерывно кочевал с одного мужчины на другого, словно она опасалась, что те внезапно растают. Впрочем, если такие опасения были, то они являлись весьма даже не беспочвенными. Сергей Филиппович действительно горел одним-единственным желанием  —  оказаться отсюда как можно дальше! Бизнесмен, не решаясь спросить, не отрываясь смотрел на безжалостного конвоира.

 —  Дергай,  —  поняв, что тревожит душу толстяка, процедил сероглазый парень.  —  Не дай бог ментам стуканешь,  —  на всякий случай добавил он.  —  Прибью!

 —  Ага-ага!  —  радостно закивал головой мужчина и бегом бросился к выходу.

 —  Вы куда?!  —  выстрелом в спину прозвучал вопрос хорошенькой дежурной. Но вопрос отлетел рикошетом, даже не заставив вздрогнуть улепетывающего.

Толкнув дверь, московский бизнесмен со всех ног бросился к своей тачке.

«Ключи!»  —  электрическим током пробила мужчину мысль, заставив на секунду оцепенеть.

Действительно, ключей в замке зажигания не оказалось  —  он увидел это даже сквозь стекло, но на всякий случай нажал на ручку водительской двери, и та открылась. Неожиданно захохотав громким идиотским смехом, бизнесмен плюхнулся на водительское сиденье.

Тут он почувствовал, что сел на какой-то предмет. Пошарив рукой, Сергей Филиппович достал связку ключей. Некоторое время бедолага тупо смотрел на них, затем завел свой «Форд» и рванул со стоянки. На повороте его занесло, и теперь уже правой частью задка он стукнулся о столб.

 —  Черт!  —  жалобно выругался злосчастный бизнесмен и, не выдержав, заплакал.

Отпустив мужика, Гришка лихорадочно соображал, что же делать ему самому. Он понимал, что, обнаружив пулевое ранение, врачи тут же вызовут милицию.

Красивая девушка в белом халате, так и не дозвонившись, убежала наверх. Перед этим она серьезно посмотрела на молодого человека своими умопомрачительными зелеными глазами:

 —  Только вы не сбегите, как этот,  —  она презрительно кивнула головой в сторону входной двери, имея в виду так поспешно ретировавшегося владельца «Форда».

Невольно Парфен посмотрел в том направлении, куда убежала девушка. Несмотря на совершенно неподходящий для этого момент, Гришка поймал себя на мысли, что думает, какая хорошенькая медсестра. Отвлек его едва слышный голос:

 —  Парфен... Парфен...

 —  Что, братан?!  —  наклонившись к раненому, спросил Гришка.

 —  Уходи,  —  одними губами произнес Свирид.

 —  А ты?

 —  Мне все равно каюк. Я не выживу.

 —  Выживешь!  —  в бодром голосе Парфенова отчетливо прозвучали фальшивые нотки. Он сам не был до конца уверен, что врачи сумеют спасти его приятеля  —  слишком много тот потерял крови.

 —  Уходи, врачи ментов вызовут,  —  чуть тверже произнес Вадим.  —  Не будь дураком... Кхе-кхе... Вали из города, иначе тебя пришьют... Слушай сюда!

Свирид было попытался приподняться, но Гришка благоразумно удержал его от ненужного рывка.

 —  Наклонись ниже,  —  попросил его товарищ.

Григорий наклонился.

 —  К нашим не суйся,  —  зашептал он еле слышно ему в ухо.  —  Тебя пришьют. Нас подставили... Кто-то из своих... За Улыбку тебя блатные не простят... Уезжай... Давай!

Два чувства яростно боролись в Гришкиной душе. Чувство самосохранения толкало его к двери. Внутренний голос не говорил, а прямо-таки вопил: «Беги! Беги, не будь дураком! Еще немного  —  и будет поздно!» Но вид беспомощного тела на каталке удерживал его.

 —  Уходи!  —  зашипел на него вновь открывший глаза Свирид.  —  Зачем двоим пропадать? Вспомни, что я тебе в лесу говорил!.. И спасибо тебе, Гриша, за все!

Сказанная другом фраза последней каплей упала на чашу весов, и Гришка, уже не раздумывая, бросился к двери. Доверившись могучему инстинкту самосохранения, он не размышлял больше ни о чем, кроме собственного спасения.

Выскочив из двери, Гришка автоматически отметил, что пузатого мужика, машину которого он так удачно «арендовал» вкупе с ее хозяином, уже и след простыл.

От его внимания не ускользнуло, что те два санитара, видевшие, как бизнесмен затаскивал в приемную Вадика, все еще крутятся около машины «Скорой помощи». Они тихо переговаривались, бросая на молодого человека настороженные, несколько испуганные взгляды.

Парфенов с показным спокойствием прошел мимо и, только свернув за угол, бросился по дороге. Некоторое время он совершенно бесцельно петлял по улицам, просто стараясь найти такое место, где бы не было людей. Но почему-то неизменно оказывался предметом пристального внимания, как ему казалось. Решив утереть вспотевшее лицо полой майки, он уткнулся взглядом в бурое пятно и все понял. Парфен совершенно забыл, что весь перепачкан кровью кореша.

Зыркнув по сторонам, Гришка обнаружил несколько стоявших почти вплотную друг к другу стальных гаражей и побежал к ним. Спрятавшись, он снял майку и ужаснулся  —  она была вся в бурых пятнах!

 —  Черт!  —  не сдержавшись, выругался он и от досады два раза стукнул головой о сталь гаража. Тот отозвался рассерженным металлическим гулом.

Немного успокоившись, молодой человек захотел закурить и захлопал по карманам. Вытащив зажигалку, парень вспомнил, что сигареты он забыл в бардачке «девятки», которую по совету Свирида спалил на поляне.

Неожиданно Гришка ощутил необыкновенную слабость. Не в силах держаться больше на ногах, он опустился на старое автомобильное колесо. Сидел он долго, обхватив руками голову. Только сейчас, когда Гришка остался один, весь ужас от случившегося утром навалился на него. Первый раз в жизни он ощутил такую безысходность, что хотелось просто удавиться. Григорий долго смотрел вперед, а из глаз его одна за одной падали большие крупные слезы. В голове крутились недавние слова напарника, которые ставили жирную точку в приговоре...

Когда отданная ему Костей «девятка» заполыхала ярким факелом, Свирид долго смотрел на огонь, а затем тихо сказал:

 —  Парфен, всю мазу на нас повесить хотят. Костя с Генкой понимают, что за Улыбку им предъявят. Кого-то ворам скормить нужно будет, и эти «кто-то», скорее всего, мы с тобой. Слушай внимательно. В бригаду больше не суйся... Кхе-кхе, м-мм!..  —  от боли в груди Вадим стиснул зубы так, что они скрипнули.

На время он замолчал, затем продолжил:

 —  Я вряд ли выкарабкаюсь, а ты запомни, если хочешь остаться в живых,  —  вали без оглядки подальше от Москвы, спрячься в такой дыре, которая и названия не имеет! Потому что нас теперь достать хотят и менты, и воры, и... и свои! Поэтому я тебе и не дал звонить пацанам!

Справа что-то зашуршало, и Гришка вскочил на ноги. Небольшая собачка, грязная до невозможности, выронила изо рта схваченный было мосол и шарахнулась в противоположную сторону. В момент отскочив на пару метров, она застыла и с заметной тревогой принялась наблюдать за человеком. Вид животного отчего-то вернул Парфена к жизни.

«Делать-то все равно что-то нужно!» Подумав так, Гришка обнаружил, что в руках держит свою майку и старательно ее комкает. «Базар!»  —  осенило его.

Он вспомнил, что по дороге в больницу краем глаза видел какой-то местный базарчик. Восстановив в голове маршрут, Гриша принялся судорожно рыться в карманах. В наличности оказалось двести долларов и почти полторы тысячи в рублях. Для того, что он задумал,  —  больше чем достаточно.

Парфен бросил окровавленную майку и обследовал брюки. На них тоже имелись пятна, но не столь заметные. Пистолет, который теперь нечем было прикрыть, Гришка с удовольствием сунул под колесо. Он рад был избавиться от него. Григорий поймал себя на мысли, что не пожалел бы ничего за то, чтобы никогда в жизни  —  ни до, ни после  —  не прикасаться к этой чуть шероховатой рукоятке.

На базаре он постарался купить все необходимое за максимально короткое время. Полностью переодевшись на лестничном пролете девятого этажа ближайшего дома, парень пошел к автобусной остановке. И даже теперь ему казалось, что люди как-то по-особому смотрят на него. Неожиданно сердце опять ушло в пятки, когда мимо проехала желто-синяя милицейская «девятка». Спешила она как раз в сторону Солнцевской больницы. «Как там Вадим?!»  —  тоскливо подумал Гришка.

Парфенов сам не понимал, как успел так быстро сдружиться со своим напарником. Он обычно легко сходился с людьми, но никогда еще так не переживал ни за кого. Мысли об умирающем товарище, с которым они всего два дня назад отмечали новоселье, веселились с девчонками и пили водку, не давали ему покоя. Подошел нужный автобус, но Парфенов пропустил его. Молодой человек понимал, что с ним творится что-то неладное. Ощущение было такое, что над ним занесли острый клинок, который должен вот-вот обрушиться на его голову. Сердце бешено колотилось в груди, и Григорий ничего не мог с этим поделать.

Он выкурил несколько сигарет подряд, но от этого легче не стало.

«Ты  —  убийца. Ты отнял у человека жизнь! Теперь убьют тебя!»  —  настойчиво, как электродрелью, сверлила мозг противная мысль. Самое поганое было в том, что на этот раз он не мог возразить себе самому абсолютно ничего!

 —  Ей, паря!  —  отвлек его от размышлений сиплый голос с нижних нар.

 —  Чего тебе?  —  голова Парфена свесилась через край.

Сазан лежал на своей шконке на спине, и его бесцветные, ничего не выражающие глаза смотрели вверх, на Парфена.

 —  Дуй ко мне, базар есть.

Гришка спустился и присел на нары «деда».

 —  О чем базар?

 —  Слушок ходит, что ты блатного порешил?  —  поинтересовался Сазан. Он прищурился, ожидая ответа.

 —  А тебе-то что?  —  сразу ощерился Парфен. За то время, которое прошло с момента, когда за ним закрылась камера СИЗО в «Матросской тишине», он усвоил уже не один урок тюремной жизни и четко знал, что лишнего говорить никому не стоит и доверять можно только одному человеку  —  самому себе.

 —  Да не горячись ты,  —  проворчал «дед».  —  Я Ваську хорошо знал!

По тому, как старый зек протянул это самое «хорошо», Парфен сделал вывод, что с Улыбкой у его сокамерника были не лучшие отношения.

 —  Должок за ним передо мной был, так ты его вместо меня получил,  —  прокашлявшись, доверительным тоном сообщил Сазан.

Гришка понимал, что спрашивать про «должок» нельзя  —  любопытство в тюремной этике не поощрялось.

 —  Короче, я тебя что подтянул,  —  Сазан не относился к категории лирических личностей и сразу перешел к делу:  —  Малявочку на тебя прислали. Мол, за Улыбку на тебе косяк. На зону пригонят  —  секи в оба, понял? Этот пес как-никак в авторитетах ходил!

 —  Понял,  —  отозвался Парфен и встал, считая разговор законченным.

 —  Погоди,  —  вновь тормознул его бывалый уголовник, пожевал губами и неожиданно предложил:  —  В шашки срубимся? Кон  —  сигаретка!

 —  Нет,  —  отрицательно мотнул головой парень и, не удержавшись, спросил:  —  А откуда шашки?

Дед хрипло рассмеялся.

 —  Посидел бы с мое, и ты бы знал!  —  Выдержав паузу, все же просветил он парня:  —  Из хлеба скатал! Так сгоняем?

Парфен твердо отказался и залез к себе наверх. Глядя в темный угол, он тяжело вздохнул. Все, о чем только что предупредил его Сазан, Гришка хорошо знал. Неожиданно он подумал о другом: как бы сложилась его судьба, не вернись он тогда в Солнцевскую больницу...

Что заставило тогда его так поступить, Парфен не мог толком объяснить до сих пор. На душе творилось такое, что не понять. Вспоминая прошедшее, теперь он понимал полную бессмысленность своего поступка.

Может быть, гнетущее чувство от совершенного утром убийства?

Когда Гришка остался один и страх быть немедленно схваченным милицией прошел, в сознании встал весь трагизм случившегося. Он  —  убийца! Кроме этого, он знал, что убили его друга Мишку. Да и второй человек, наиболее близкий ему в последнее время, быть может, умирает сейчас совсем неподалеку. Гришка испытывал страшные угрызения совести и бешеное желание хоть чем-то помочь ему. Было еще одно, что толкало Парфена в больницу,  —  мучительное чувство одиночества! Не существовало больше на земле в данный момент человека, кроме Свирида, кто бы мог его понять и поддержать в эту минуту! Гришка находился на грани полного нервного срыва и подсознательно чувствовал это. «Может, ему кровь нужна будет, а я удрал!» Причина была надуманной, ерунда, как будто больше кровь взять негде. Но Парфен уже не осознавал, что думает, не способен был трезво оценивать. Тем не менее он не рискнул идти сразу, а подождал, пока стемнеет. Благо ждать пришлось недолго. Самый черный в его жизни день все же закончился.

Уже затемно Парфен поднялся с колеса за гаражом и пошел к больнице. Со стороны казалось, что идет пьяный  —  он покачивался, то и дело спотыкался.

Парфен толкнул дверь в приемное отделение. Как и в прошлый раз, в длинном коридоре не было ни души, только красивая медсестра сидела на своем рабочем месте.

 —  Ты зачем вернулся?  —  вскинув вопросительный взгляд, ровным голосом поинтересовалась девушка.

В ее вопросе не прозвучало и тени укора, но Парфен все равно почувствовал себя неловко.

 —  Как он?  —  чтобы скрыть смущение, спросил Григорий.

 —  Идет операция.  —  Она глянула на свои часики.  —  Вот уже скоро три часа.

 —  Как вы думаете...

 —  Ничего пока сказать не могу,  —  догадавшись, о чем хочет спросить ее Гришка, перебила русоволосая красавица.  —  Много крови потерял ваш друг или кто он там вам.

Гришка медленно подошел к внушительному ряду спаренных деревянных убогих кресел с опускающимся сиденьем. Рухнув на крайнее из них, он обхватил руками голову и застыл.

 —  А вам лучше уходить отсюда. Про вас милиция спрашивала,  —  все так же безразлично глянув на Парфена, сообщила девушка-медсестра.  —  Они, наверное, еще придут.

 —  Никуда я не пойду,  —  неожиданно твердо и даже немного злобно заявил Гриша медсестре.

Девушка испуганно посмотрела на парня и повторила терпеливо, как малолетнему ребенку:

 —  Они вас посадят.

 —  Ну и пусть.

В эту секунду, как он вспоминал потом, ему действительно вдруг стало все равно, что с ним будет дальше. Он бесконечно устал умирать и бояться каждую секунду этого длинного, как нескончаемая полярная ночь, дня.

Медсестра отложила свою ручку и решительно вышла из-за стола.

 —  Пошли,  —  предложила она.

Гришка даже не стал спрашивать, куда и зачем его зовут, а просто молча пошел за ней. Они шли по длинному коридору: работница в белом коротеньком халате и следом понурый молодой человек.

Дежурная отперла крайнюю дверь. Гришка зашел следом за ней в небольшую вытянутую комнату, сплошь заставленную всевозможными стеллажами. Стоявшая в углу деревянная кушетка, обтянутая коричневым дерматином, несказанно обрадовала Парфена. Он опустился на нее и шумно выдохнул.

Прислонившись спиной к стене, Григорий ждал, что ему скажет хозяйка положения, и невольно любовался девушкой. Она была очень мила. Русые, длиной до плеч волосы обрамляли правильный овал лица. Большие, необычного зеленоватого оттенка глаза смотрели на парня. Милые ямочки на щеках придавали еще больше привлекательности ее личику. С фигурой у нее был тоже полный порядок  —  все как надо! Единственный дефект, сразу бросающийся в глаза,  —  уже белый от времени косой шрам на подбородке. Парфен отметил про себя, что этот шрам совершенно не портит девушку.

 —  Ложись и спи, сюда никто не зайдет.  —  Незнакомка явно не относилась к категории болтушек.

Ключ в двери повернулся два раза, и запертый снаружи молодой человек вновь ощутил чувство страха. «Вдруг она специально меня сюда заманила?! Сейчас ментам звякнет или солнчакам. Улыбка, как говорил Стас, из солнцевской братвы!»  —  липким студнем вновь вполз в душу страх. Но Гришка тут же отверг эти мысли. Не мог он поверить в подлость такой девушки. «Эх, что же я не встретил ее раньше!»  —  с горьким сожалением подумал он.

Парфен прилег на кушетку и закрыл глаза.

«Утром нужно родителям позвонить,  —  стал он обдумывать дальнейшие свои действия.  —  Но ехать туда нельзя  —  менты точно сцапают! Нужно на квартиру пробраться  —  там бабки лежат, и мои, и свиридовские. Если... если все нормально будет, ему после операции лавэ понадобится. Отдам ей,  —  подумал он об укрывшей его медсестре.  —  Девушка, похоже, не закрысит! А мне валить нужно!» Стресс потихоньку проходил, и парень начал обретать способность рассуждать здраво. Ноги не помещались на коротком ложе, и Гришка перевернулся на бок, согнув их в коленях. Неожиданно ему вспомнился такой же теплый летний день...

... Гришка бежал по лугу, весело размахивая руками. Надрываясь, стрекотали кузнечики. Чуть ближе к деревне им вторили лягушки в небольшом пруду на околице. Отец сидел с удочкой, сосредоточенно глядя на поплавок. Он лишь иногда бросал короткий взгляд на резвящегося отпрыска и вновь сосредоточивал все внимание на снасти. Гришке до рыбной ловли дела было мало  —  ему до смерти надоело смотреть на замерший поплавок отцовской удочки, и он принялся гоняться наперегонки с лохматым щенком их дворовой суки Чернышки. Бобик, этот нескончаемый поток энергии, носился вокруг шестилетнего мальчугана. То кругами, то убегая далеко вперед и резко тормозя всеми лапками, так же пулей возвращался к нему.

Вдруг внимание мальчугана привлекла далекая женская фигура, идущая к ним.

 —  Мама! Мама!  —  закричал он и бросился к ней навстречу. Бесшабашный песик тут же уловил желание своего такого же юного хозяина и бросился со всех ног вперед.

Гришка бежал, а мать улыбалась, раскрыв для объятий свои руки...

Воспоминания детства вызвали горестный тяжелый вздох.

По коридору гулко раздались шаги. Гришка застыл, мгновенно превратившись в слух. Шаги были тяжелые, мужские, и приближались они к двери в занимаемую им комнату. Гришка вскочил, стараясь не шуметь. Взгляд заметался, ища место, где можно спрятаться. Ручку сильно дернули, еще раз  —  и шаги стали удаляться прочь от двери, дальше по коридору. Успокоившись, Парфен улегся на место и вновь закрыл глаза. «Как теперь жить? Сколько прятаться  —  всю жизнь?  —  от тоски вновь защемило сердце.  —  Может... может, лучше все одним махом?! Пойти к ментам  —  и будь что будет. Смертную казнь сейчас отменили... Два убийства, оба преднамеренные  —  на пожизненное тянет!  —  Вздохнув, Парфен вновь крутанулся на топчане.  —  А что делать  —  скрываться до старости и каждую секунду дрожать, что или менты, или уголовники найдут?! Если дружки Улыбки доберутся первыми, то тогда уже и думать не о чем будет  —  дорога на тот свет гарантирована! О гос-по-ди!! Хоть удавись, одно другого не легче! Бежать!! Утром  —  бежать!! Зачем я, дурак, повелся на эту херню! Баксы, тачка!! Урод  —  два метра земли на кладбище тебя ждут!! Крутым захотел стать  —  вот и забейся теперь, как таракан, в щель и сиди  —  не высовывайся!! Урод!!!»

Некоторое время Гришка занимался самобичеванием, находясь опять почти на грани истерики. Он вспомнил недобрым словом и покойника-друга Мишку, благодаря протекции которого попал в бригаду.

Постепенно успокоился и подумал о другом.

«Что-то она так долго не приходит? Не до утра же мне закрытым сидеть! Как там Свирид? Только бы выжил! Только бы выжил!» Переживания за приятеля отвлекли его на время от собственных бед.

Гришка лежал, закрыв глаза. Усталость от неимоверного стресса взяла свое, и потихоньку парень начал засыпать. Ему казалось, что он уснул всего на миг и проснулся сразу, как только в двери повернулся ключ. Сев рывком, Парфен моментально напрягся. Увидев медсестру, одну, он успокоился и расслабился.

 —  Есть хочешь?  —  неожиданно спросила девушка. Тон ее оставался все таким же бесцветно-равнодушным.

«Наверное, она так же с пациентами разговаривает,  —  подумал Парфен и сам себе тут же заметил:  —  А кто ты для нее? Своего рода пациент».

Вопрос девушки пробудил Гришку к жизни. Он осознал, что действительно страшно голоден  —  в самом деле, ведь он со вчерашнего вечера ничего не ел.

 —  Тут магазин есть поблизости?  —  он полез в карман за деньгами.

Девушка молча взяла протянутую им тысячную купюру.

 —  Выпить купи, пожалуйста,  —  попросил он ее вдогонку.

 —  Выпить я тебе и так налью,  —  с порога отозвалась девушка и вновь закрыла дверь на два оборота ключа.

Отсутствовала она недолго, и Парфен вскоре услышал ее легкие шаги в коридоре.

Действительно, ключ повернулся, и русоволосая медсестра поставила на стол полиэтиленовый пакет. Молча положила на стол сдачу. Закрыла дверь на ключ с внутренней стороны и принялась выкладывать купленное. На парня она не смотрела. Гришка же, напротив, глаз не отрывал от девушки.

 —  Как Вадим?  —  задал он давно мучивший его вопрос.  —  Надежда есть?

 —  Надежда всегда есть,  —  несколько уклончиво ответила она, не глядя на парня. Что-то в ее ответе заставило насторожиться Парфена. Интуитивно он почувствовал, что она что-то недоговаривает.

 —  Говори правду, что с братаном?!  —  вскочив на ноги, вытаращился на нее Григорий.

 —  Крови он много потерял, тяжелый,  —  вздохнув, ответила девушка. Губы у нее при этом смешно пошевелились, шрам на подбородке дернулся вверх.

На столе появилась нарезанная колбаса, сыр. Хозяйка достала из шкафа тарелки, ушла сполоснуть их. Вернувшись, насухо вытерла и поставила одну Парфену, вторую  —  себе.

Появилась банка, содержимое которой перекочевало на небольшую сковороду. Разогревать еду девушка поставила на плитку.

 —  Как тебя зовут?  —  не выдержав затянувшейся паузы, поинтересовался Парфен.

 —  Татьяна,  —  отрекомендовалась девушка, не отрываясь от своего занятия. Она даже не глянула в сторону молодого человека.

Гришку это немного задело.

 —  Ты думаешь, мы уроды какие-нибудь?

 —  Ничего я не думаю,  —  пожала плечами медсестра.  —  Я просто вижу перед собой измученного человека, которому нужно поесть и отдохнуть. Остальное меня не касается!

Девушка достала из стенного шкафа пузатую бутылку с прозрачной жидкостью.

«Спирт»,  —  догадался Григорий. Татьяна умело развела спирт и поставила половину пол-литровой бутылки готовой водки на стол. Остальное она обратно убрала в свои закрома.

 —  За моего товарища,  —  сказал Гришка, наливая себе и девушке. Подняв свою чашку, он закончил и без того понятную мысль:  —  Чтобы операция прошла успешно.

Они выпили, причем Татьяна выпила все, наравне с парнем. Гришка проглотил содержимое одним махом и едва не схватился за горло  —  водка оказалась очень крепкой. Татьяна заметила это и чуть улыбнулась уголками губ, первый раз за все время их знакомства.

 —  Запивай быстрее,  —  протянула она Парфену чашку с рассолом из-под помидоров.  —  Извини, не рассчитала. Мы себе всегда напополам разводим.

 —  Да нет, все нормально,  —  чуть смутившись, ответил робкой улыбкой молодой человек.  —  Просто я не думал...

Он запнулся, не зная, что сказать дальше.

 —  Ешь давай,  —  Таня пододвинула ему тарелку с гречневой кашей и небольшой круглой котлетой.

Гришка накинулся на еду.

 —  Ты извини,  —  заметив, что девушка поглядывает на него, на всякий случай сказал он.  —  Я со вчерашнего вечера ничего не ел.

Закусив как следует, он налил по второй.

 —  За знакомство,  —  поднял свою посуду Парфен.

Выпили еще.

 —  Милиционер говорил, что вы двух людей убили,  —  неожиданно, как обухом по голове, выдала девушка.  —  Это правда?

Она отложила вилку и внимательно смотрела на парня, ожидая ответа на свой вопрос. Гришка не смел поднять глаза. Врать он не умел с детства, а оправдываться перед ровесницей, да еще такой миленькой, ему совсем не хотелось.

Наконец он все же заставил себя посмотреть в глаза девушки.

 —  Они ранили Вадьку и убили моего друга,  —  гля-дя прямо в зеленый омут чарующих глаз, раздельно произнес он.  —  Если бы я не выстрелил, то сейчас меня бы с тобой не было. Валялся бы в подворотне с простреленной башкой!

Гришка понимал, что это только часть истории  —  полуправда, если говорить точно. Он в душе молился, чтобы девушка не задала ему простой вопрос: «А что, собственно, молодой человек, привело вас спозаранку к подъезду дома, в котором снимал квартиру уголовный авторитет по кличке Улыбка?»

Ничего такого Татьяна не спросила, она просто надолго задумалась.

 —  Странно,  —  наконец заметила она тихим голосом, по привычке глядя на свои ногти.  —  Мы, бабы, рожаем детей, новую жизнь даем, а вы, мужики, по всякому стараетесь эту жизнь оборвать!

 —  Женщины тоже убивают,  —  невольно возразил Григорий, вновь берясь за вилку.

Татьяна ничего на это не ответила, только задумчиво продолжала хранить молчание.

 —  Как ты думаешь, почему я тебя тут прячу, вместо того чтобы милицию вызвать?

Резко вскинув голову, как рентгеном впилась она своими изумрудными глазами прямо в глаза Гришки.

 —  Не знаю,  —  признался он.

Для Парфена действительно было непонятно, почему эта славная девушка возится с ним  —  бандитом и убийцей! Тем более что менты уже просветили ее насчет его личности.

 —  Ты на моего брата похож.  —  Горькая складка легла в уголке рта.  —  Только он помоложе тебя на пару лет. Тоже  —  машины, «братва», дела непонятные. Недавно прилетел сюда ночью, глаза навыкат, говорит, что товарища на перо посадили, штопать нужно! Василий Кузьмич дежурным врачом тогда был. Они ему денег целый ворох на стол вывалили  —  я за год столько не заработаю! Только, говорят, в милицию не звони. Эх!  —  В этом самом «эх» отразилось столько горечи!

 —  А... ты замужем?  —  неожиданно для себя спросил Парфен.

 —  Была,  —  ответила Таня, быстро глянув на парня, и, неожиданно усмехнувшись, спросила:  —  А что, посвататься хочешь?

Парфен смутился, но все же не отвел взгляд и честно сказал:

 —  А к тебе я бы посватался.

 —  Да ты меня полчаса всего знаешь!

 —  А мне кажется, что всю жизнь!

 —  Нет уж, раз была,  —  еле слышно отозвалась Татьяна и прибавила, горько усмехнувшись:  —  Да и зачем я тебе... такая?

 —  Какая такая?  —  переспросил Гришка.

 —  Ни к чему тебе это знать,  —  досадливо поморщившись, отмахнулась медсестра.  —  Наливай по новой, а то водка прокиснет!

Григорий почувствовал, что задел за что-то живое, еще не отболевшее.

Он налил по новой, и они дружно выпили. После слов Татьяны он новыми глазами смотрел на нее. Парень заметил то, что не удалось разглядеть с первого раза: морщинки над бровями, усталый изгиб губ. Сначала Гришка думал, что она даже чуть моложе. Теперь он был уверен в обратном  —  Таня была на пару-тройку лет старше его.

 —  Ну, а ты как в бандиты попал?  —  без обиняков спросила его девушка, выпив свою порцию спиртного и запив водой.

Гришка, накинувшийся на закуску, отложил было вилку, но медсестра торопливо добавила:

 —  Кушай-кушай! Потом, если захочешь, расскажешь.

 —  Как попал, как попал,  —  уставившись на свои сжатые добела кулаки, пробормотал Парфен.  —  Денег нужно было, вот и попал! Сестре на сердце нужно операцию делать срочно!

Сказав это, Гришка отвел глаза. Отчего-то ему было неловко врать этой красивой девушке с изумрудными серьезными глазами.

 —  А что у нее?  —  сразу задала вопрос Таня.

 —  Не знаю,  —  поморщив лоб, ответил Григорий.  —  Родители знают.  —  И, чтобы уйти от скользкой темы, сам поинтересовался:  —  Таня, откровенность за откровенность. Что же у тебя-то произошло?

 —  Ничего особенного.  —  Усмешка, искривившая ее губы, получилась одновременно горестная и злая.  —  Просто один подонок своей слабостью сломал мне всю жизнь. Ненавижу слабых мужиков!  —  неожиданно с вызовом, сердитым возгласом закончила она мысль. Потом, помолчав немного, все же рассказала...

Сентябрь в том году выдался теплый. Весь месяц стояла летняя погода, и приближение осени стало ощущаться только в последних числах.

Таня завтракала, когда зазвонил телефон.

 —  Привет,  —  услышала она голос школьной подруги, не звонившей уже тысячу лет.

 —  Марина, ты?!  —  удивилась Татьяна. С бывшей одноклассницей Таня Малышева особо не дружила никогда и звонка от нее, честно признаться, никак не ожидала.

 —  Чем занимаешься?  —  с ходу, не поинтересовавшись о семье и делах, взяла быка за рога Маринка.

Татьяне всегда претила суетливость и беспардонность Маринки, поэтому девушка с ней общалась крайне редко. «Нисколько не изменилась!»  —  отметила девушка, улыбаясь невольно собственным мыслям. Вслух же она ответила:

 —  Да особо ничем. Ты в гости нагрянуть хочешь?

 —  Нет!  —  энергично запротестовала Маринка.  —  Наоборот, тебя на белый свет вытащить хочу!

 —  Это еще зачем?  —  Татьяна присела на пуфик у аппарата, дабы не утруждать понапрасну ноги.

 —  Сгоняем за город на шашлыки. С культурными людьми познакомишься!

Татьяна ехидно улыбалась сама себе в зеркало, слушая вкрадчивый голос однокашницы. Она знала Маринку как облупленную и представляла себе ее компанию.

 —  Это с Петяевым будет культурная компания?  —  не менее вкрадчивым голосом, полным нескрываемого сарказма, поинтересовалась она.

Петяев был их одноклассником и, с точки зрения Татьяны, совершенно безнравственной и никчемной личностью. Про таких говорят еще: «Парень без царя в голове!» Но для Маринки, не отличавшейся большим умом, он был идеалом и давней зазнобой ее клокочущей души. Малышева не сомневалась, зачем Маринка хочет вытащить ее на шашлыки. Просто у кого-то из петяевских друзей нет пары. Петяев поставил своей верной подруге простую задачу  —  обеспечить таковой человека, который и оплачивал весь этот пикник. Сам Петяев по жизни был халявщиком и лодырем.

Татьяна уже представляла весь сценарий их дальнейшего с Маринкой разговора. Она, естественно, откажется от гульбища в компании с Петяевым и его приятелем, Маринка начнет ее уговаривать, и они поцапаются в очередной раз, после чего можно будет продолжать от нечего делать сидеть и таращиться в телевизор.

 —  Нет, Петяева я послала подальше!  —  услышала совершенно неожиданную для себя фразу медработница.  —  Ну его, этого кретина!

 —  Марина!  —  выдохнула пораженная таким известием Танька.  —  Ты меня сегодня просто изумляешь! Как ты смогла решиться на такое?!

Малышева не смогла удержаться, чтобы не подковырнуть знакомую. Совершенно серьезно поговорить с Маринкой ей не удалось, как самой казалось, ни разу в жизни. Но однокашница не понимала, что над ней иронизируют.

 —  Как! А вот так!  —  отозвалась она.  —  Козел он  —  вот и все! Скажи лучше  —  едешь или нет, а то у меня времени мало. Нужно еще Михайловой позвонить!

 —  Людке?!  —  И вновь удивлению Малышевой не было предела.

Если с Таней у Маринки еще получалось как-то общаться, то Людмила Ломакина на дух не переносила Маринку, вполне справедливо считая пустой и ограниченной вертихвосткой. Причем, приведись высказать свое мнение, она бы его высказала прямо Марине в лицо. Пару раз Маринка уже нарывалась на нелестные «комплименты» из уст Людмилы и знала, что у той не заржавеет сделать это вновь, причем прилюдно!

Татьяну заинтриговали Маринкины выкрутасы, и она осторожно принялась расспрашивать ее. Но та торопилась, сердилась на лишние, с ее точки зрения, вопросы, и Малышевой удалось узнать только самую суть. Каким-то чудодейственным образом Марине удалось познакомиться с самым настоящим бизнесменом. По случаю презентации чего-то (чего именно  —  Маринка не имела, да и не желала иметь никакого представления!) нарисовалась вечеринка, на которой и было принято решение устроить выезд в осенний лес. Оказалось, что в Подмосковье у одного из молодых людей имеется чудесная дача в самом настоящем лесу. Ну, а все остальное  —  по сценарию. С мужиков  —  провизия и выпивка, с Маринки  —  подруги. Выезжать нужно было через два часа. Татьяна пообещала отправиться на выгул в осенний лес только в том случае, если Маринке удастся заарканить Люду.

«Давно не виделись, поболтаю хоть!»  —  подумала девушка, опуская трубку на рычаг.

Уставившись в уже начинавший понемногу раздражать телевизор, Таня подумала о невыполнимости поставленной перед бывшей одноклассницей задачи. «Чего ломалась?!  —  сказала девушка сама себе.  —  Теперь сиди все воскресенье и пялься в ящик!»

Татьяна недавно разругалась со своим парнем и теперь пребывала в гордом одиночестве. Вниманием со стороны мужского пола она обижена никогда не была, поэтому сильно из-за разрыва отношений не переживала. Но сидеть одной и скучать перед телевизором в единственный законный выходной не очень-то хотелось! А альтернатив, кроме предложения бывшей однокашницы, не было никаких. Малышева уже хотела сама позвонить Маринке, но тут же ожил ее телефон, и возбужденно-радостным голосом Маринка сообщила, что Людка едет. Теперь уже можно было соглашаться, что Татьяна и сделала с превеликим удовольствием.

Через час девушки сидели в бежевой «девятке», которая мчала их на Рязанскую трассу. Миновав пригороды, ехавшая впереди кортежа из трех машин «БМВ» притормозила и свернула на неширокую асфальтированную дорогу. Остальные машины последовали за ней. В общей сложности ехали недолго. Татьяна всю дорогу болтала с Людмилой и посмотрела вокруг только тогда, когда сидевший рядом с водителем молодой человек, улыбнувшись девушкам, заметил:

 —  Приехали, прошу на свежий воздух.

Таня вышла из машины и восхищенно вдохнула, обводя представившийся ее взору пейзаж.

 —  У-ух ты!

 —  Нравится?  —  полюбопытствовал аккуратно постриженный черноволосый парень в джинсе.

Как Таня уже знала, его звали Максим.

 —  Еще бы!  —  не скрывая искреннего восхищения, в один голос отозвались Таня и Люда.

Глядя перед собой, Малышева подумала, что Шишкин свое «Утро в сосновом лесу» писал именно здесь. Вековые деревья могучим дозором вставали на пути людей. Их высокие кроны затеняли солнце. Разноцветная осенняя листва на деревьях еще не успела толком опасть и красочным калейдоскопом смотрелась на фоне неба. Немногие листья, все же покинувшие свои ветки, краснели и желтели на слегка пожухлой траве редкими яркими пятнами. Направо от леса раскинулось синее озеро, обрамленное успевшим пожелтеть камышом. По его поверхности от легкого ветерка бежала нестройная рябь. За озером поднимался вечнозеленый сосновый бор. У человека, только вырвавшегося из душного пыльного города, невольно возникало ощущение, что он оказался волей судьбы в сказочном месте. Особенно если посмотреть на усадьбу, в которую пригласил их хозяин.

Двухэтажное строение было сплошь деревянным, с крутой двускатной крышей. Казалось, что срубили эту чудо-избу только вчера! На ставнях по всему карнизу шли резные узоры. Загляденье, да и только!

Усадьба изнутри оказалась вполне современной. Предложив гостям осваиваться, владелец с Мариной отправились на кухню. Вскоре Маринка выкатила оттуда небольшой столик, на котором стояли фрукты и коньяк с вином. Оставив подруг в одиночестве, молодые люди занялись шашлыками. Таня с Людой тотчас принялись болтать, обсуждая сначала прошлые, а затем настоящие, более насущные дела. Девушки сошлись во мнении, что на сей раз свершилось чудо и им не придется жалеть, что послушались Маринку.

 —  Подожди,  —  предостерегла от слишком поспешных выводов Люда.  —  Еще не вечер!

Затем девушки принялись разговаривать на тему, традиционную при отсутствии мужчин, а именно  —  непосредственно о них. Вскоре к ним присоединилась Марина, и веселое щебетание и смех заполнили просторный холл. Потом одноклассницам стало скучно, и, выпив по рюмке коньяка, они пошли проведать парней. Марина услужливо снабдила выуженной у своего бизнесмена информацией о его друзьях.

Татьяну поначалу никто не заинтересовал, поэтому она больше отмалчивалась. Вскоре появился хозяин усадьбы и позвал всех на «поляну».

Девушки уселись на специально изготовленные под табуреты пеньки. Молодые люди весело разговаривали, заботливо ухаживая за дамами. Постепенно скованность прошла, чему немало помогло спиртное. Рядом с Татьяной сидел Максим  —  тот самый парень, в чьей «девятке» Люда и Таня приехали в эту усадьбу. Постепенно они разговорились, нашлись общие интересы. Татьяна в этом году поступила в медицинский, а Макс его закончил. Молодой человек увлеченно рассказывал об учебе, студенческой жизни, и Таня к вечеру поняла, что пропала  —  влюбилась по уши, чего до этого с ней не случалось никогда.

Вечером, когда хозяин объявил, что гости могут занимать любые комнаты кроме их с Мариной, на тихий вопрос Максима о ее выборе Татьяна согласилась разделить комнату и кровать с ним.

О, это была волшебная ночь! Ничего подобного раньше ни с кем девушка не испытывала.

Татьяна прервала свои воспоминания и потянулась за сигаретами. Пальцы нервно теребили пачку. Гришка, предупредительно чиркнув зажигалкой, поднес огонек.

Глубоко затянувшись, Татьяна подумала, что тот первый вечер знакомства с ее будущим мужем останется самым светлым в ее жизни, а последний  —  самым черным! Два этих дня  —  самое начало и конец ее семейной жизни  —  навсегда врезались в память медсестры из Солнцевской районной больницы.

Таня почти бежала от остановки к свечке-девятиэтажке, где они с Максимом снимали квартиру. Два чувства боролись в душе молодой женщины: радость от известия и огромная тревога. Тревога от того, что вся их семейная жизнь летела под откос, и самое паскудное было то, что Максим не хотел и пальцем о палец ударить, чтобы сохранить недавно образовавшийся очаг. Оставалась последняя надежда. Сегодня она ему скажет и... Что тогда?

Таня, глядя себе под ноги, мучительно раздумывала, как преподнести мужу неожиданное известие. Обрадует оно его или нет? В последнее время Максим стал очень странным, нервным, раздражительным. Взрывался по каждому пустяку. Правда, потом просил прощения. Извинялся, говорил, что на работе неприятности. Когда же Таня начинала расспрашивать его, раздражался еще больше. Женщина чувствовала, что с мужем творится что-то неладное. Посыпались постоянные упреки из-за денег. Отец Максима после свадьбы прямо сказал сыну, мол, теперь ты гла-ва семьи и должен зарабатывать сам. Нельзя сказать, что Александр Петрович бросил любимого отпрыска на произвол судьбы. Периодически, в самые критические моменты, тот все равно бежал за деньгами к отцу, брать «взаймы». Да и работу сыну нашел именно Александр Петрович. Ну а с дачи, на которую молодого Губкова невозможно было затянуть и арканом, старший первым делом заезжал к ним. Татьяна давно уже поняла, что вышла замуж за маменькиного сынка, совершенно не способного тянуть семью.

«Ну ничего,  —  потянув ручку подъездной двери, улыбнулась своим мыслям молодая женщина.  —  Сейчас я его обрадую! Глядишь, и старания прибавится! А обрадуешь ли?»  —  больно кольнул сердце вопрос. Возник он не на пустом месте  —  слишком уж напряженные отношения были между супругами в последнее время. Татьяна голову сломала, чтобы понять, что же творится с ее благоверным.

 —  Максик, может, ты другую полюбил?  —  как-то не выдержав, прямо в лоб задала она мучивший ее вопрос.

 —  Не говори ерунды!  —  огрызнулся Максим и отвернулся к окну.

С некоторых пор у него это вошло в привычку. Вообще, отметила про себя Татьяна, неожиданно вместе с появившейся нервозностью у него начали меняться некоторые старые привычки. Причем иной раз доходило до абсурда. Например, переодеваясь, он порой выгонял жену из комнаты! Таня всерьез начала опасаться за психическое состояние мужа. Вот и вчера они поругались на пустом месте. Татьяна даже пообещала, что переселится к маме на время. На это Макс зло ответил, что будет только рад. Однако после визита к гинекологу Татьяна решила идти к мужу. Да и с кем же первым поделиться радостью, как не с ним? Она спешила сказать Максиму, что у них будет ребенок.

Лифт остановился на четвертом этаже, и Таня уже протянула руку, чтобы нажать кнопку звонка, как вдруг передумала. Она быстро открыла дверь своим ключом и вошла в коридор.

 —  Максим!  —  крикнула она с порога и одновременно услышала, как в спальне кто-то заметался, упала настольная лампа.

«У него там баба!»  —  горячей волной окатила мозг яростная мысль, и супруга, не разуваясь, бросилась туда.

Остановившись на пороге комнаты как вкопанная, она сначала ничего не поняла. Никакой женщины не было и в помине. Правда, Максим в комнате был не один  —  мужчина лет сорока торопливо натягивал рубашку. Все прошлые мысли моментально улетучились из Таниной головы. Она лишь ошарашенно смотрела на сладкую парочку. Лысоватый крепыш лет сорока, уткнув взгляд в палас и бормоча неразборчиво себе под нос, вылетел из комнаты.

 —  Это не то, что ты думаешь!  —  вскочил Максик, стараясь заглянуть жене в глаза.  —  Вениамину Станиславовичу нужно было сделать укол внутривенно...

Он еще что-то плел, но Татьяна не слушала его. У нее перед глазами все стоял растерянно-испуганный, как у загнанного в угол зверька, взгляд убежавшего мужчины.

Немного придя в себя, она обвела глазами спальню. Их спальню! Ее ждало еще одно страшное открытие. Вспомнив, что при ее появлении на пороге муженек что-то быстро прикрыл раскрытым томиком Пушкина на прикроватной тумбочке, она решительно шагнула вперед и перевернула книгу. Под ней лежало несколько ампул. Одного беглого взгляда хватило медсестре, чтобы определить, что в руках у нее производная морфина. Ей сразу же стали понятны таинственные переодевания мужа. Бросив быстрый взгляд на сгиб его левой руки, она обнаружила то, что и ожидала: свежую точку от укола. Кроме того, что Максим был гомосексуалистом, он еще и наркоман!

Татьяна бросилась в туалет. Максим метнулся следом, едва сообразив, что сейчас сделает его супруга.

 —  Ты что?! Ты что?!  —  завопил он, стараясь ухватить ее за руку.  —  Это не мое, мне просто передать нужно!... Да ты знаешь, сколько это стоит?!

 —  Не смей ко мне прикасаться!  —  неожиданно остановившись и страшно вытаращив глаза, рявкнула на него Таня.

Максим отпрянул, ошарашенный ее порывом, но потом вновь попытался ухватить ее за руку. Женщина дернулась что есть силы. Неожиданно нога ее поскользнулась и она со всего маху упала на пол в прихожей. Последнее, что запечатлела ее память, прежде чем мозг отключился и в сознании на некоторое время повисла сплошная чернота,  —  это суетливые движения Максима, подбирающего рассыпавшиеся при падении ампулы с наркотиком!

Очнулась Таня в больнице. Болели голова и подбородок. Оказалось, что она получила сильное сотрясение и шрам на лице. Но это было еще не все. У нее произошел выкидыш, и женщина-врач, потупив глаза, призналась, что, вероятно, у нее теперь никогда не будет детей.

Максим даже не пытался навестить жену в больнице. Приходили ее родители, его отец. Таня ничего не стала рассказывать свекру. Она искренне уважала его и не желала расстраивать, зная, что у того слабое сердце. Но Александр Петрович, оказалось, откуда-то все знает. Он напрямик спросил сноху, и та не сумела соврать.

 —  Значит, опять,  —  тяжело вздохнув, повесил голову Губков-старший. Некоторое время он сжимал-разжимал кулаки, затем рубанул воздух ладонью и жестко сказал:

 —  Знаешь что, дочка! Разводись с этим стервецом! А домой я его не пущу, пусть пропадает, черт с ним! Нет у меня больше сына!

Выкрикнув в сердцах последнюю фразу, мужчина резко поднялся и почти выбежал из больничной палаты.

«Стыдно ему передо мной!»  —  проводила его глазами девушка.

Развод для Татьяны был делом решенным, и едва она выписалась из больницы, как сразу же занялась оформлением документов.

 —  Вот так вот!  —  горько усмехнулась медсестра, выплывая из тяжелых воспоминаний.

 —  Да уж!  —  только и смог вымолвить Григорий.

Ему неожиданно захотелось прижать к себе молодую женщину, пожалеть. Он еле преодолел это искушение, неожиданно оказавшееся очень сильным.

Некоторое время помолчали, затем Парфен тихо сказал:

 —  Мне только один раз в жизни по-настоящему тяжело было,  —  тут Гришка невольно запнулся. «До сегодняшнего дня!»  —  добавил он уже про себя.

Татьяна, кажется, разгадала его мысль. Выражение ее лица сказало Гришке об этом.

 —  Ты не могла бы узнать, как там Вадим?  —  попросил он медсестру, стараясь перевести разговор на другую тему.

Татьяна поднялась и, закрыв молодого человека в комнате на ключ, зацокала каблучками по коридору. Постепенно звук ее шагов растаял вдали.

Вагон сильно качнуло вперед, и Парфен невольно отметил про себя: «Никак, тормозим?»

Снизу опять раздавалось посапывание. Старый уголовник спал как ни в чем не бывало. Парфен тупо смотрел на вохровца, маячившего в проходе за решеткой. Тот сонно зевал и продолжал свой монотонный путь: вперед-назад, назад-вперед, разворот  —  и все по новой.

Меж тем состав качнуло в очередной раз и поезд уже заметно сбавил скорость.

 —  Начальник, почему останавливаемся?

 —  А я откуда знаю?

 —  Начальник...

 —  Отойди от решетки!

С остановкой поезда народ оживился. Слышно было, как в соседней камере кто-то громко о чем-то спорит.

В конце коридора раздался вопль и отборный мат  —  это кому-то досталось резиновой дубинкой по пальцам.

 —  Отойти от решеток!  —  зычный голос приближался.

 —  Вперед, быстрее, быстрее! Смотреть вниз! Вниз, кому сказал!

Гришка скосил взгляд. К этапу присоединилась новая партия зэков. По проходу гнали малолеток. Руки в застегнутых за спиной наручниках максимально подняты вверх. Охранники следят за малейшими движениями.

 —  Вниз смотри, я кому сказал!  —  И для острастки «резинкой» по спине.

 —  Быстрее, быстрее!

Наконец прогнали последних, и опять вернулось общее полусонное состояние.

 —  Начальник, ссать хочу! Пусти в туалет!

 —  Тронемся, тогда открою!

 —  Да ты и так тронутый!  —  услышали в камере где-то дальше по проходу и сразу же подкололи вохровца. Раздался дружный гогот.

 —  А «вторая» вообще до прибытия пусть про «толчок» забудет!  —  не остался в долгу дородный вертухай. Теперь уже заржали во всех камерах.

Впрочем, вохровец нисколько не обиделся на прикольщика. Ему было так же скучно, как и этапируемым зэкам.

 —  Слышь, угости сигареткой.

 —  Я на вас не напасусь!

Потихоньку возня, поднятая после прогона по небольшому этапу малолеток, стала затихать. Ночь клонилась к утру, и сон невольно брал свое. Тем более что дневная духота уступила место предутренней прохладе. Даже часть вони от множества потеющих немытых мужских тел испарилась, как показалось Гришке. Парень попытался уснуть, но сон не шел. Некоторое время он просто лежал, закрыв глаза и стараясь не думать о прошлом. Но воспоминания настойчиво лезли в голову. Тогда молодой человек постарался сосредоточиться на чем-то приятном, и сразу вспомнилась Таня  —  его зеленоглазая любовь. Как она там? Невольно Парфен подумал о том, как странно столкнула их жизнь. Столкнула, чтобы затем не разлучать уже никогда.

И все же, когда Гришка вспоминал о любимой женщине, в первую очередь перед его внутренним взором вставала именно эта картина: ее чарующие глаза приближаются, затем  —  вкус теплых, чуть соленых от помидор губ. Ее робкие, слабые попытки вырваться из его объятий.

Что случилось с ними тогда в полутемной ординаторской небольшой районной Солнцевской больницы? Ни обстоятельства встречи, ни условия  —  ничего не предвещало такого финала. Случилось, что он поделился своими мыслями с Танечкой. Уже потом, когда жизнь их столкнула вновь, зеленоглазая медсестра задумалась и ответила парню, что для нее это скорее правило, нежели исключение. Поворотные моменты в ее судьбе почти всегда случались именно так внезапно, как взрыв противопехотной мины. Шел, шел человек, ничего не ожидал и вдруг бац  —  и взорвался!

Ну а Гришка... Еще тогда ночью он понял, что отвернувшаяся от него удача опять вместе с ним. Он понял, что полоса невезения закончилась и ему опять фартит. Почему-то Парфен сразу про себя решил  —  Танюша и есть его самый счастливый лотерейный билет в барабане под названием жизнь. И неожиданно у него возникла уверенность, что все должно закончиться хорошо. Смерть Свирида  —  последнее звено в страшной цепи недавних событий. Оказалось, не последнее...

Парфен откинулся на кушетке, прислонившись спиной к стене, и закрыл глаза. Водка подлечила расшатанные нервы, и будущее не казалось уже таким страшным.

«Из любой ситуации есть выход»,  —  сказал сам себе парень.

Захотелось курить, и он потянулся к столу. В это время опять послышалось легкое цоканье каблучков. Только теперь Парфен не проявил никакого беспокойства  —  он знал, что идет Татьяна. Ключ повернулся два раза, и она вошла. И сразу Гришка понял: что-то случилось с Вадимом.

 —  Как... Как он?  —  вставая навстречу девушке, хриплым от волнения, совершенно не своим голосом спросил парень.

 —  Операция прошла,  —  спрятав от него глаза, тихо произнесла она.  —  Но надежды мало, его состояние очень тяжелое.

Татьяна присела рядом с Гришкой. Что произошло в ее женской душе, искромсанной негодяем-мужем и житейскими неурядицами? Откуда там нашлось место жалости и состраданию? Возможно, виновата во всем слепая любовь, возникающая там, где и быть-то ее не должно вовсе! Теперь уже остается только гадать, но только от ее прикосновения Гришка неожиданно вскинул голову, и взгляд его моментально растворился в этих двух невероятных омутах. Они приближались и приближались, пока Гриша не почувствовал тот так запомнившийся соленый поцелуй. Руки его схватили такое близкое и желанное тело. Девушка, смятая его натиском, только сначала вяло сопротивлялась, да и то вскоре оставила свои попытки. А потом... В общем, когда все закончилось, Гриша в изнеможении откинулся на кушетке. Некоторое время он молча глядел в потолок, потом повернулся к Татьяне и поцеловал ее в плечо. Девушка рассеянно улыбнулась и погладила его по волосам. Потом тяжело вздохнула. Гришка заметил это и, поняв ее беспокойство по-своему, живо приподнялся, опираясь на локоть. Глядя прямо в глаза, он горячо зашептал:

 —  Тань, ты не переживай! Все будет пучком!

Причем Гришка не просто утешал полюбившуюся ему девушку, он сам свято верил, что с этого момента все неприятности остались в прошлом.

 —  Эх, каторжный ты мой,  —  вздохнула она и, улыбнувшись, мягко поцеловала парня. Гришка, вдруг почувствовавший страстное желание, горячо ответил ей, и мир на ближайшее время опять перестал существовать для них.

Глава 5

ГЛАВА 5

Григорий подошел к таксофону и огляделся по сторонам. Не заметив ничего подозрительного, набрал свой домашний номер. Трубку подняли почти сразу.

 —  Да?!  —  полный отчаяния вскрик матери, больше похожий на печальный голос чайки, послышался в трубке.

 —  Мама, я уезжаю из города. Надолго,  —  сказал он и повесил трубку, откуда еще доносилось: «Сынок, сынок!»

Опять защемило в груди, и Григорий быстро пошел прочь от таксофона на другую сторону улицы. Сев в автобус, он добрался до Пионерской. Первая задача  —  забрать деньги из квартиры. Свои и Вадима. Теперь они тому были уже не нужны. Весь остаток ночного времени они обсуждали с Татьяной этот вопрос. Девушка предлагала сама сходить за деньгами, но Парфен категорически отказался. Он совершенно не хотел подставлять ее, хотя не мог себе представить, каким образом менты могли вычислить их хату  —  ведь даже пацаны не все знали, где их «берлога».

 —  Ну что?  —  поинтересовалась Татьяна, встретившись с ним на остановке метро.

 —  Дома уже побывали,  —  хлопнув по машинально сорванному кленовому листу ладонью, с кислой миной констатировал Парфен сей грустный факт.

 —  Может, не стоит идти?  —  не сводя с молодого человека испуганных глаз, в который раз спросила Татьяна.

 —  Стоит,  —  выдохнул Григорий. Другого выхода просто не существовало  —  без денег нечего было и думать, чтобы куда-то податься. Он решительно направился по улице к девятиэтажке, предупредив девушку:

 —  Стой здесь и жди меня.

Григорий неторопливой походкой подошел к подъезду и, как ему казалось, незаметно посмотрел по сторонам.

Ничего особенного он не обнаружил. Глиняного цвета старая «Нива» стояла у зеленого забора и раньше. Судя по слою пыли, владелец оставил ее там давным-давно. Резвая дворовая малышня не обращала на него никакого внимания. Пенсионерок на лавочках он интересовал еще меньше. Облегченно вздохнув, Парфен торопливо поднялся. У двери он остановился и замер.

«Как же я сразу не подумал!  —  мысленно хлопнул себя ладонью по лбу парень.  —  Зачем им торчать на улице, когда они могут меня и в квартире спокойно взять!»

От неожиданной мысли выступил холодный пот на висках.

Григорий застыл, не решаясь открыть дверь и войти в квартиру. Некоторое время он стоял и прислушивался, не удастся ли уловить хоть малейший звук. Занятие это оказалось бесполезным, и он только зря потерял минут десять времени. Прошедший вниз по лестнице мужчина с солидным брюшком недоверчивым взглядом посмотрел на Григория.

«Что ты, в самом деле, как баба!»  —  подстегнул парень сам себя и полез в карман за ключами.

Дверь легко открылась, и Григорий поспешно юркнул в прихожую, закрыл ее за собой. Застыл, было слышно только биение собственного сердца, готового, как ему казалось, выскочить вон из груди. Но шли минуты, и никто не выбегал из комнат, не крутил ему руки. Успокоившись, Парфен прошел в зал, заглянул в спальню, которую занимал Свирид. Собрав все имеющиеся в квартире деньги, он пересчитал их. Вместе с лежащими до этого у него в кармане получилось почти четыре штуки баксов и семь тысяч рублей.

Обрадованный удачей, Парфен захлопнул за собой дверь и быстро сбежал вниз по лестнице. На площадке первого этажа краем глаза он заметил двух мужиков средних лет, ожидающих лифта.

 —  Ну что он не едет!  —  Один в раздражении хлопнул ладонью по кнопке. Второй посмотрел на Григория и отвернулся. Все это Парфен отметил про себя автоматически  —  мысли его уже были у остановки метро, где его дожидалась любимая девушка. Григорий так и не понял, что с ним произошло, все случилось невероятно быстро! Словно неведомая сила подхватила его и шмякнула физиономией о бетон лестничной площадки. Пошевелиться он не мог совершенно  —  спину придавило чем-то тяжелым. Руки пребольно заломили назад, так, что на мгновение потемнело в глазах. Потом он почувствовал, как на его запястьях сомкнулись два стальных кольца.

«Конец!»  —  подумал он и тут же услышал подтверждение своей мысли:

 —  Не дергаться, сука! Уголовный розыск!

Капитан Тарасов сидел в синей «девятке», припаркованной напротив дома, в котором молодые бандиты сняли квартиру. Отсюда замечательно просматривался подъезд. Тридцатитрехлетний капитан высунул руку с сигаретой в окошко. Сизый дымок лениво поднимался вверх с тлеющего окурка. Безветрие стояло полное.

Его напарник  —  оперуполномоченный Ходаков Артем Михайлович, один из двух «вечных старлеев» в их управлении. Он на пять лет старше следователя, и Олегу Андреевичу Тарасову было искренне жалко мужика. У Маркова  —  другого старшего лейтенанта, переходившего в погонах с тремя звездочками лишних лет десять,  —  была совсем прозаическая причина. Он был любитель крепко заложить за воротник. Вовку в любой момент могли турнуть из органов, но шеф умудрялся его выгораживать. Марков был опер от бога и умел раздобыть нужную информацию буквально на пустом месте. А Артему, как считал Тарасов, просто хронически не везло. Начало службы у того было вполне хорошее, и к положенному сроку он должен был стать капитаном, но произошла неприятная история  —  Ходакова обвинили в превышении служебных полномочий. Разобрались, обвинение сняли, но представление перенесли. И с того момента пошло-поехало, словно заговорили мужика! Четвертая звездочка упорно не желала быть на погоне, хоть ты тресни!

Сейчас Артем Михайлович сидел на заднем сиденье и потягивал кефир из бумажного пакета. Он только что сжевал два гамбургера, которые и составили весь обед бывалого опера.

 —  Вот ты скажи, Олег, откуда они берутся?  —  решил философией разбавить скуку наблюдения старшой.

 —  Кто?  —  лениво переспросил капитан, наблюдая, как из нужного им подъезда вылетел мальчуган лет десяти с мячом в руках.

 —  Да киллеры эти сопливые! «Киллеры»  —  тьфу! Убивец  —  просто, по-русски, раньше называли! А то  —  «ки-и-ллеры»! Тьфу!

 —  Да черт их знает!  —  отозвался капитан. Ему не хотелось загружать голову чем-то отвлеченным. Мысль в ней сейчас крутилась совсем практическая и очень даже для Олега Тарасова полезная  —  начальник отдела шел на повышение, и капитан прикидывал свои шансы занять его место.

 —  Нет, ты мне скажи,  —  не отставал от него настырный опер,  —  откуда их такая прорва вдруг образовалась?! Вон по ящику каждый день показывают  —  тут грохнули, тут у подъезда пристрелили! А то, глядишь, из гранатомета засадили! Прямо Чикаго, а не Москва!

Тарасов опять промолчал, правильно рассудив, что Михалычу нужно просто выговориться. Час назад он беседовал с матерью одного из этой пары сопляков, что прикончили Ваську Улыбку. Того, что ночью скончался в больнице. Опрашивал, а сам стакан и пузырек с валерьянкой под рукой держал. Бедную женщину каждую минуту отпаивать нужно было. Да и родители второго тоже не в лучшем состоянии.

 —  Раньше ведь как было,  —  продолжал меж тем свои рассуждения старлей.  —  На «мокрое» шли в крайнем случае и, главное,  —  из-за понятий! Принципы свои воровские блюли строго, не то что сейчас! И к нам отношение другое было! Мента замочить  —  это ж неслыханное дело было! За это сразу  —  вышка! Да и меж собой резались редко! В основном бытовуха. Перепились, жена утюгом мужу по башке  —  этого и тогда навалом было, хотя все равно меньше, чем сейчас...

 —  Погоди,  —  предостерегающе поднял руку старший группы, прекращая гневный монолог Михалыча.  —  Кажется, наш идет!

 —  Где?  —  сразу забыл обо всем, кроме дела, матерый опер. Он быстро опустил стекло со своей стороны и напряженно всмотрелся в молодого человека, торопливо идущего к контролируемому дому.

 —  Брать где будем?  —  сразу осведомился он, проверяя оружие.

Капитан подумал и предложил:

 —  Давай на выходе из подъезда? С лавочки дернемся и заластаем кабанчика!

 —  Олег, давай лучше на площадке первого,  —  поразмыслив совсем немного, посоветовал Михалыч. Он пояснил свою точку зрения:  —  У этого пащенка ствол. Не дай бог, успеет пальнуть  —  ранит или подстрелит кого! Потом хлопот не оберешься!

«И то верно!»  —  мысленно согласился с ним Тарасов.

Меж тем парень боязливо огляделся и вошел в подъезд.

 —  Пошли,  —  распорядился Тарасов, и сотрудники милиции быстро покинули свой наблюдательный пост.

 —  Выходит  —  пропускаем. Затем  —  по ногам и в браслеты!

Выслушав капитана, Артем Михайлович согласно кивнул. Последний инструктаж был совершенно лишним  —  предстоящее задержание не казалось ему трудным. Но старший есть старший!

 —  Ну, сколько он там будет ковыряться?  —  раздраженно хлопнул по стене ладонью капитан.

«Нервничает Олег»,  —  подумал, мысленно усмехаясь, бывалый старлей.

 —  Идет. Пешком идет,  —  едва заслышав звук торопливо спускающегося по лестнице человека, сразу решил Ходаков. На преступника у него с годами уже выработался профессиональный нюх.

Действительно, навстречу им спешил Парфенов Григорий  —  их «клиент». Ходаков зевнул и отвернулся, стараясь ничем не показать свой интерес к убийце. Олег раздраженно хлопнул ладонью по кнопке лифта и выругался.

 —  Сколько его там держать будут!

Парень посмотрел в их сторону, но ничего не заподозрил. Едва молодой преступник повернулся к ним спиной, Тарасов подсек ему ноги и придавил коленом. Парень настолько был ошеломлен, что даже и не дернулся. Ходаков вытащил «браслеты» и защелкнул на запястьях преступника.

 —  Не дергаться, падла! Уголовный розыск!  —  объявил капитан, рывком поднимая преступника на ноги. Михалыч помог ему.

Приподъездные бабули неотрывно провожали взглядом двух сотрудников милиции, ведущих преступника.

 —  Такой молодой!  —  услышал чью-то жалостливую реплику Тарасов.

Парень шел спокойно, даже не пытаясь дернуться. Он единственный раз только затормозил, посмотрев долгим взглядом на противоположную сторону улицы.

Капитан сразу же приметил видную девушку в желтом платье. Обменявшись взглядом с Михалычем, он так же молча указал тому на объект внимания задержанного. Старому оперу ничего не нужно было объяснять, к тому же он сам еще раньше капитана все увидел.

Девушка не собиралась уходить. Она внимательно смотрела за происходящим. Профессиональная память тут же выдала Ходакову, где он видел ее раньше  —  дежурная медсестра Солнцевской больницы. Той, где ночью оперировали второго недоноска!

 —  Все нормально, поехали,  —  чуть улыбнувшись капитану, спокойно сказал Михалыч и, пригнув парню голову, впихнул того на заднее сиденье.

 —  Видел?  —  на всякий случай поинтересовался Тарасов, явно имея в виду девушку.

 —  Да, конечно,  —  отозвался старлей, усаживаясь на заднее сиденье.  —  Все нормально!

 —  Ну раз так  —  погнали!  —  успокоился капитан и включил зажигание.

Григория охватила апатия ко всему. «Жигули» подкидывало на кочках и выбоинах, дородный мент неизменно при каждой кочке толкал его локтем в бок. Перед глазами все еще стояла фигурка в желтом платье, напряженно застывшая и не сводившая глаз с парня в наручниках, уводимого двумя сотрудниками.

«Засекли ее или нет?»  —  стучал в голове вопрос, поднимая в груди тревогу за любимого человека.

 —  Ну что, красавец?  —  как-то даже чуточку весело спросил Тарасов, ставя в слове «красавец» ударение на «е».  —  Допрыгался? Два убийства  —  на пожизненное тянет! Что молчишь? Язык отнялся? А людей мочить  —  не отнимался?

Старлей, сидевший рядом, заехал Григорию локтем в бок так, что у того перехватило дыхание.

 —  Это только аванс,  —  доверительно шепнул ему на ухо Ходаков.  —  Потом что бу-у-дет! Так что лучше сразу колись!

Парфен продолжал хранить молчание и напряженно размышлял, как ему вести себя.

Менты отстали от него, поскольку «жигуль» подкатил к известному на всю страну зданию на Петровке. Довольно грубо его вытолкнули из машины, и старлей, уцепив за руку, потащил Григория к высокой деревянной двери.

 —  Оформи его в ИВС,  —  будничным голосом попросил дежурного Тарасов и бросил Ходакову, подмигивая:  —  Давай поднимемся. Пошепчемся чуть-чуть!

Артем Михайлович даже не взглянул на арестованного ими паренька и поспешил к лестнице.

 —  За что его?  —  полюбопытствовал у капитана дежурный.

 —  Убивец,  —  коротко охарактеризовал Гришку Тарасов.

 —  Обыскивали?

 —  Не успели. Вам оставили это удовольствие. Санек, давай его как положено, потом мне звякнешь!

Дежурный офицер милиции в чине майора коротко распорядился:

 —  Лицом к стене! Ноги шире, руки за голову!

Парфенов выполнил все требования и застыл, от напряжения переминаясь с ноги на ногу.

 —  Ты что, бля, танцуешь? Стой спокойно! Ноги шире, я сказал!  —  услышал он гневный окрик дежурного. Белобрысый майор довольно больно стукнул Парфену по щиколоткам, отчего тот едва не сел на шпагат.

«А какого обращения ты хотел?  —  иронично заметил он сам себе.  —  Ты  —  убийца! Ты теперь в их глазах  —  не человек!»

При всей немыслимости такого положения вещей Парфен невольно заставлял себя верить, что теперь это  —  горькая правда и с этим придется считаться!

Он спокойно стоял, пока торопливые ладони хлопали по его телу.

 —  Повернись. Что в карманах?!

 —  Деньги, ключи от квартиры!

 —  Что еще? Наркотики, колюще-режущие предметы, оружие?

 —  Нет.

Содержимое его карманов перекочевало в ящик. Туда же попал и его брючный ремень. На ногах были кроссовки, и Григорию пришлось вытаскивать из них шнурки.

 —  Фамилия, имя, отчество?

После стандартной процедуры Парфенов был водворен в изолятор временного содержания. Сокращенно  —  ИВС.

Тяжелая стальная дверь захлопнулась за ним. Григорий потер руки и опустился на деревянное седалище. За решеткой «аквариума», как меж собой называли ИВС частые его клиенты, кроме Парфена, на этот раз никого не было. Молодой человек ловил себя на мысли, что совершенно не представляет, что ему делать. В таком состоянии он пребывал со вчерашнего утра, когда его палец нажал на курок пистолета. Все происходящее напоминало кошмарный сон, и Парфен все надеялся, что он вот-вот закончится. Единственным светлым пятном среди этого нелепого нагромождения было знакомство с Танюшей. Да и то  —  одно светлое мгновение и опять  —  жуть, полная жуть!

Григорий ненавидел себя лютой ненавистью за то, что за каких-то два-три дня, не думая, сумел изуродовать свою жизнь, состарить до предела родителей. И даже Татьяну, которую знал меньше суток, уже успел втянуть в эту грязь.

Тем не менее время бежало, а Гришку никто не беспокоил. Как бы то ни было, а одиночное заключение играло ему на руку. Совершенно шокированный неожиданным задержанием, молодой человек постепенно пришел в себя. Поначалу он не был ни на что способен, кроме самобичевания. Успокоившись, Григорий волей-неволей принялся анализировать положение, в котором оказался.

«Почему на допрос не вызывают?»  —  этот вопрос мучил его сейчас больше всего.

Из кинофильмов и детективных романов Григорий Парфенов знал, что преступника всегда стараются допросить по горячим следам, пока он не пришел в себя и не успел подготовиться.

«А может, взяли всех наших и трясут сейчас, а меня на потом оставили?  —  начал задавать себе вопросы парень, от напряжения морща лоб.  —  Откуда-то узнали, что стрелял я! А вдруг менты ничего не знают и просто на понт меня брали?!  —  родилась в голове робкая надежда.  —  Вадька Свирид вряд ли им мог что сказать, а так... откуда они знают, что я стрелял? Может, я просто в машине сидел! Интересно, Свирид пришел в сознание или нет?  —  была его следующая мысль.  —  Как он там? Выплывет или... нет?!»

Неожиданно Парфен поймал себя на том, что к приятелю, которого он еще вчера старался спасти всеми силами, сегодня у него было не такое однозначное отношение. Невольно закрадывалась тревога, что, спасая свою жизнь, Вадим сдаст его ментам. И тревога эта заставляла его невольно желать, чтобы Свирид не очнулся как можно дольше...

«Или, может быть, ты теперь хочешь, чтобы он вообще не очнулся?  —  откровенно задал себе Парфен нелегкий вопрос и не смог на него ответить.  —  Сколько же осталось в тебе человеческого?»  —  неумолимо вновь поинтересовалась совесть.

Но сейчас ее голос заглушался чувством страха. Элементарным животным страхом за свою жизнь, которой угрожала реальная опасность  —  настолько реальная, что дальше некуда!

«Мент не просто так сказал: «Убийца!» Он с-сказал это не-спро-ста! А вдруг... вдруг Свирид уже пришел в себя и дал показания?! Тогда все  —  кранты! Можно подчистую сдаваться! Ну нет! Я еще поборюсь! Смертную казнь заморозили, славу богу, а пожизненное  —  за что? За бандита, убийцу? Который народу за свою жизнь поубивал пропасть, наверное? Да они еще и благодарны мне должны быть!»

Взвинчивая сам себя таким образом, Григорий метался по камере. Он не мог оставаться на месте  —  нервы были слишком напряжены от долгого ожидания. Но проходили томительные минуты, а дверь камеры не открывалась и не открывалась. Парфен начал уже ловить себя на мысли, что чутко прислушивается к шагам в коридоре и досадует, когда они заканчиваются не у его двери!

Так-так  —  продолжают выстукивать колеса поезда.

Григорий лежал, положив локоть под голову. Вспоминая свои первые минуты за решеткой, он невольно усмехнулся. Усмешка вышла не его  —  жесткая, злая. Хотя... за последние три месяца он здорово изменился. Беспутная Ленка из соседнего подъезда, та, что стала причиной их неожиданной встречи с бывшим сослуживцем и другом Мишкой, сразу бы это заметила. Лицо парня осунулось, стало какое-то заостренное. Оно и понятно  —  на казенных харчах здорово не разживешься! Волосы так же коротко стрижены, только будто потемнели. А сам Григорий побледнел. Губы стали бесцветными и сложились в одну тонкую линию. Но главное  —  изменился взгляд. Раньше серые глаза Парфенова Григория смотрели ласково, внимательно, иногда любопытно. Когда сердился  —  загорались гневом. Но всегда во взгляде чувствовалась открытость. Словно говорил вам молодой привлекательный парень: «Вот он я, весь на ладони!»

Сейчас этого не было. Взгляд стал колючим и настороженным. Едва столкнувшись с кем взглядом, осужденный словно говорил: «Не лезь! Что мое  —  то мое! Только попробуй сунуться  —  не поздоровится!» Этот взгляд предупреждал и одновременно сразу же пытался прощупать вас, узнать, что вы за птица и какой гадости можно ждать от данного человека.

Не зря говорят: глаза  —  зеркало души. Сегодняшний взгляд больше всего подходил внутреннему состоянию Григория. Он за последние три месяца испытал больше, чем за всю предыдущую жизнь. Поэтому ему так смешно было вспоминать то первое сумасшедшее волнение в «аквариуме», когда он ждал прихода следователя. Тогда он, дурачок, думал, что Тарасов забыл про него. Наоборот, капитан отлично знал, что делает.

Олег Андреевич, едва они с Ходаковым поднялись к нему в кабинет, радостно плюхнулся в кресло.

 —  Ну вот, полдела сделано,  —  объявил он.

 —  Ты как будто знал, что он в этой хате объявится?  —  полувопросительно, полуутвердительно сказал Артем Михайлович.

 —  А куда ему было деваться?  —  вопросом на вопрос ответил капитан.

 —  Ладно, это понятно,  —  присаживаясь прямо на крышку стола, Ходаков решил сменить тему:  —  Как ты так быстро на адрес вышел? Раненый в себя пришел?

 —  Не-а,  —  загадочно ухмыльнулся капитан.

 —  Понятно,  —  понимающе отозвался «вечный старлей» и красноречиво постучал костяшками пальцев по столу  —  тук-тук.  —  «Наша служба и опасна, и трудна!»  —  стараясь подделать голос хоть чуть-чуть под известного исполнителя этой песни, вывел он.

 —  Вот-вот!  —  поддакнул капитан своему оперу.  —  Ты совершенно правильно уловил суть!

 —  Ну, тогда можно сказать  —  дело в шляпе!  —  весело подвел итог Ходаков.

 —  Убийство, считай, раскрыто,  —  согласился с ним Тарасов. Согласился и замолчал, детально обдумывая следующую мысль. Перед глазами опять замаячило кресло начальника отдела по расследованию особо тяжких.  —  Мне, если честно сказать, по большому счету все равно, кто из этих двоих придурков оприходовал Ваську Улыбку. А может, и оба! Мы им памятник с тобой должны еще поставить за этого кровососа!

 —  Ну, так уж и памятник,  —  вяло отозвался Ходаков. Впрочем, в его интонации протестующих ноток было гораздо меньше необходимого количества. Зачем спорить раньше времени, тем более с начальством. А Олега Артем Михайлович уважал, несмотря на то что тот был значительно моложе его.  —  Хотя,  —  поспешил добавить он на всякий случай, посмотрев на капитана,  —  может, ты и прав!

Ходаков сразу догадался, что Тарасов потянул его наверх в кабинет неспроста. Значит, хотел сказать что-то важное. Зря Олег молоть не будет.

 —  Так вот я и говорю,  —  спокойно продолжал Тарасов, однако взгляд его улавливал малейшую реакцию подчиненного.  —  Можно точку на этих сосунках не ставить, а сделать очень даже интересную вещь! Кстати, Артем Михайлович, ты еще не распрощался с мыслями стать капитаном? Если дело выгорит, то шанс просто огромный!

 —  Ты меня заинтриговал, Олег,  —  придвинулся к нему ближе Ходаков. Переходом на «ты» он как бы подчеркнул, что готов на разговор тет-а-тет. Без официального, как говорится, протокола.

 —  Тогда, Михалыч, слушай сюда.

В течение десяти минут Тарасов излагал свои мысли, и старый опер слушал его, не перебивая.

 —  А что, очень даже разумно!  —  уверенно закивал он, вынося резюме проекту следователя.

 —  Ну что, действуем?

 —  Обязательно!  —  азартно откликнулся Ходаков и спрыгнул с начальственного стола.

 —  Я  —  в больницу!  —  объявил он у порога.

 —  Давай!  —  согласился с ним следователь и тоже поднялся.

Глава 6

ГЛАВА 6

Парфен чуть ли не обрадовался, когда шаги прекратились у его камеры и через короткий промежуток времени послышался звон замка.

Высокорослый сержант скомандовал:

 —  На выход, руки за спину!

Григорий сделал так, как ему было приказано, и шагнул за порог. Идти пришлось недалеко. Вскоре послышалась новая команда:

 —  Стой, лицом к стене!

Послышался лязг отпираемого засова, и Григорий увидел того самого мужика, что так ловко увалил его на лестничной клетке подъезда.

Тот писал что-то, не отрываясь. При появлении Парфенова он лишь коротко глянул на парня и опять вернулся к своим бумагам.

«Вот катает!»  —  невольно отметил про себя Григорий.

Меж тем дежурный сержант доложил по всей форме, что доставил задержанного такого-то.

 —  Можете быть свободны,  —  распорядился Тарасов и наконец-то отложил ручку.

 —  Присаживайся,  —  кивнул он на привинченную к полу табуретку рядом с массивным столом.

Пока было время, Григорий быстро осмотрел камеру.

Бетонные стены выкрашены в серый цвет. Потолок  —  две плиты с незаштукатуренным продольным швом. Маленькое окошко под самым потолком размером сантиметров тридцать на тридцать. Окошко закрыто решетками из толстых арматурных прутьев.

«Какой смысл было его закрывать?  —  удивился Григорий.  —  В него и воробей-то с трудом пролезет!»

На полу  —  крашенные желтой краской доски. Больше в камере ничего не было, не считая папки с бумагами, которые принес с собой следователь.

Григорий осторожно присел на табурет, внимательно разглядывая незнакомого человека. Тот, в свою очередь, безо всякой злости и раздражения, даже чуточку насмешливо смотрел на него. Мужчина тридцати с небольшим лет. Русые волосы пострижены фасонной стрижкой  —  так раньше «рекомендовалось» стричься школьникам. Правильные черты лица, небольшие русые усики, в общем, мужик как мужик!

 —  Фамилия, имя, отчество!  —  коротко произнес он и опять взял ручку.

 —  Мое?  —  неожиданно растерялся Парфен и от этого нелепо переспросил.

 —  Нет, мое!  —  тон следователя сразу же приобрел стальные нотки, взгляд потяжелел.

Григорий назвался. Следователь записал в протокол и вновь положил ручку.

 —  Короче, парень, ты сейчас подробно рассказываешь, как ты со своим дружком застрелил известного в криминальных кругах вора Василия Смирнова по кличке Улыбка.

Он серьезно смотрел на молодого человека.

 —  Я никого не убивал,  —  спокойно, но твердо ответил Парфен.

 —  Угу,  —  сам себе кивнул Тарасов, уставившись на него задумчивым взглядом. Я  —  не я и лошадь не моя!  —  медленно проговорил он, шумно выдыхая. Капитан явно начинал злиться, и Григорию это не понравилось. С замиранием сердца он ждал, что произойдет дальше.

 —  И вообще, «без адвоката я признаваться не буду!», да?  —  вдруг закричал ему в лицо капитан, явно пародируя обвиняемого. Он нажал невидимую Парфену кнопку вызова, потому что через минуту дверь лязгнула и на пороге застыл тот самый дежурный, что конвоировал его на допрос.

 —  Вызывали, товарищ капитан?  —  браво поинтересовался сержант.

 —  Артем Михалыч не вернулся еще?

 —  Наверх поднялся, вас спрашивал!

 —  Вот и передай ему, пусть спустится! Я тут один не справляюсь!

Дежурный понимающе хмыкнул, смерил фигуру Григория сочувственным взглядом и быстро вышел.

Григорий нисколько не сомневался, что ему сейчас крепко достанется. Когда он увидел в руках вошедшего Михалыча «машку»  —  резиновую дубинку,  —  он не удивился, только упрямее стиснул зубы.

 —  Он разговаривать с нами не желает,  —  в балаганной форме пояснил капитан Тарасов вошедшему оперу.

 —  Да ну?  —  подыграл ему старлей и веско стукнул пару раз принесенным им инструментом по столу.  —  Может, подумаем?

Но Григорий решил держаться выбранной им линии и потому продолжал хранить молчание. От ребят Парфен слышал, что на первом допросе признаются только дураки и откровенные слабаки. На таких менты вешают потом все нераскрытые преступления. Поэтому Парфен решил молчать до последнего.

 —  Итак, первый вопрос: где ты был вчера с половины седьмого утра до четырех дня? Опиши все по минутам!

 —  Спал на квартире!

 —  Артем Михайлович! По-моему, молодой человек врет!

В голове вспыхнула электрическая искра, и затылок отозвался тупой болью. Но сознание Григорий не потерял  —  удар был нанесен мастерски, с точно рассчитанной силой!

Дальнейший час, пока продолжался допрос, показался молодому преступнику настоящим адом. Он догадывался, что будет плохо, но даже не представлял, что настолько. Ему приходилось драться не раз, особенно будучи школьником. И в армейке не обошлось без этого. Да что вспоминать  —  совсем недавно он прошел «экзамен» на вступление в бригаду  —  фингал под глазом не успел еще сойти! Кстати, он послужил поводом для лишнего вопроса и лишнего же удара по почкам «машкой». Тарасов отлично знал о бандитских обычаях и прямиком спросил Парфена, в какую бригаду его «прописывали». Но все это не шло ни в какое сравнение с допросом. После него болело все тело и еще больше  —  душа.

Когда дежурный отвел Парфена обратно в камеру, Григорий постарался аккуратно прилечь на деревянный топчан. Он неудачно повернулся, и в глазах на секунду померкло, весь организм словно пронзило электрическим разрядом. Тело представляло собой одну сплошную боль!

Стараясь шевелиться очень медленно, Парфен принял положение, в котором последствия недавнего «разговора по душам» было наименее ощутимо.

Григорий не мог знать, что прессовали его не столько для того, чтобы выбить показания. Материалов, доказывающих если не его прямое исполнение, то стопроцентную причастность к убийству, у Тарасова было больше чем достаточно! Следователя и опера интересовало еще одно обстоятельство, немаловажное для задуманного ими  —  личные качества молодого паренька, новоявленного бандюка по прозвищу Парфен. Насколько стойкий выбранный ими объект? Узнать это  —  основная цель проведенного «усиленного» допроса.

Григорий оказался упертым парнем. Он ни в чем не сознался.

 —  Ну что, Михалыч, кажется,  —  нормалек!  —  улыбнулся Тарасов бывалому оперу, когда дверь за конвоиром и обвиняемым закрылась и они остались вдвоем.

 —  Да,  —  ответил Михалыч,  —  работать можно!

 —  Ты в больницу как съездил?  —  поинтересовался Тарасов у Ходакова.

 —  Лучше не бывает!  —  ухмыльнулся тот.  —  И с девушкой удалось установить контакт, и со вторым тоже продуктивно поработал. Он даже послание своему дружку на диктофон наговорил. Послушаешь?

 —  Позже. Как он сам?

 —  Врачи говорят  —  не выживет. День, два. Самое большее  —  неделя!

 —  Парфенову пока ни про медсестричку его, ни про послание от дружка  —  ни слова!

 —  Олег Андреич!

 —  Ладно, Михалыч, не обижайся! Я на всякий случай!

Оба работника МУРа поднялись к себе на второй этаж. Григорий в это время лежал на спине в камере и совершенно не знал, что его участь практически решена. О том, что он стал джокером в большой игре, Парфен узнал уже гораздо позже!

Хрум-хрум! Гр-рым!

Состав вновь дернулся, и Парфен проснулся.

Он сам не заметил, как уснул, и теперь, щурясь, смотрел на открывшийся ему знакомый до боли вид решетки из толстой стальной арматуры. По коридору рассеялся утренний белый, как молоко, свет. Радостных ярких солнечных лучей не было и в помине.

Григорий понял, что они тормозят. Через некоторое время поезд действительно остановился. Чувст-во голода уже стало привычным, и, когда раздали завтрак, Григорий проглотил бурду в мгновение ока.

Сокамерники тоже здорово работали ложками, только «дед» ел неторопливо, степенно.

 —  Ей, паря!  —  окликнул он одного из первоходков.  —  Пошли в шашки потусуем!

 —  Да у меня нет ничего!  —  ответил первоходок.

 —  А мы на приседания.

Парень задумался. Проигрыш, казавшийся поначалу безобидным, мог впоследствии обернуться большими неприятностями. Случалось, человек затягивался в игру и проигрывал столько, что зараз просто не в состоянии был физически присесть. Тогда он попадал к выигравшему в рабство, становился его «шестеркой» или еще что похуже!

 —  Да не ссы ты,  —  подмигнул ему Сазан,  —  от скуки, по маленькой!

Наконец рязанский парень по прозвищу Сорока решился и присел на краешек «дедовских» нар.

 —  Парфен!  —  услышал Григорий голос второго сокамерника  —  невысокого мужчины с простоватым лицом лет сорока.  —  Ты с какого района Москвы?

 —  С Химок, а что?

 —  Да у меня сеструха пять лет назад перебралась в столицу. Этим летом к ней хотел сгонять! Эх, бля, сгонял!

Фамилия у мужика была Карпов, звали его Федор Сергеевич. Сокамерники называли его просто Федором. Сразу как-то получилось, что имя и заменило собой кличку. Срок он получил за непреднамеренное убийство в результате наезда. История с ним приключилась простая и глупая до банальности  —  купил тачку, обмыл как положено. Затем, невзирая на уговоры супруги, сел за руль вместе все с тем же приятелем, с которым покупал и обмывал свой драгоценный «жигуленок». «Погонять» они успели недолго, не больше пятнадцати минут  —  Федор сбил женщину и врезался в столб. Женщина скончалась по дороге в больницу, а Карпов получил свой «червонец». Произошло все так быстро и неожиданно для него, что он до сих пор еще не мог вместить в своем сознании, что ближайшие десять лет ему придется провести вдали от дома, в какой-то из колоний Мордовии или Нижнего Тагила.

Он постоянно вспоминал прошлое. Своими воспоминаниями он уже всех задолбал. Вот и сейчас Григорий довольно быстро прекратил разговор с Федором, едва тот принялся скулить о прошлом.

«Хреново будет ему на зоне!»  —  неожиданно подумал он, отворачиваясь к стене. От постоянного лежания болели бока, но делать было больше нечего.

«Феде хреново, а тебе?!  —  неожиданно проснулся внутренний голос.  —  Ему-то за его бабу мстить не будут, а тебя за Улыбку везде достать могут! Это тебе еще Олег Андреич Тарасов на первом допросе сказал!»

Парфен хорошо запомнил свою первую ночь в ИВС на Петровке после памятного допроса, после которого неделю болели ребра.

Все было непривычно: холодные стены, жесткий лежак. Но больше всего не давали ему уснуть последние слова следователя:

 —  Ты подумай, дебил, хоть раз в жизни подумай своей головой бестолковой! Тебе только кажется, что на воле лучше!  —  кричал тот ему в лицо, выведенный из себя упорством Парфена.  —  Хрен тебе, идиот! Тебе лучше сейчас здесь сидеть, у нас! На воле ты и дня бы не прожил! Ты думаешь, откуда я всю эту херь про тебя знаю, а?!

И сам же ответил на свой вопрос:

 —  А потому я знаю, что тебя твои же кореша и вложили! Все бандиты Москвы ищут тебя и мечтают намотать кишки на кулак! А хуже всего  —  свои!

Парфен молчал. Он не знал, что ответить на это, но чувствовал, что следователь говорит правду. Головой он это понимал, но сердцем никак не хотел принять.

 —  Вот иди и подумай над тем, что я тебе сказал!

Собственно, тем Григорий теперь и занимался.

«Свирид тоже мне говорил что-то похожее,  —  припомнил он слова раненого подельника.  —  Но почему?! Зачем?!»

Парфен никак не мог поверить, что их со Свиридом подставил кто-то из своих.

«Зачем, почему?!»

Парню казалось совершенно невероятным, что, ни с кем не ссорясь, он всего за два дня своего пребывания в бригаде успел завести себе врагов.

«А может, это из-за Вадима? Он вполне мог кому-то насолить. Поэтому он и запретил мне звонить старшим! Точно, за ним «косяк» был, боялся за себя и поэтому наплел мне, а я как идиот уши развесил!»

Новая мысль многое объясняла, и Парфен от возбуждения даже хотел сесть на своем лежаке, но только он дернулся, как последствия недавнего общения с «Марьей Ивановной» тотчас напомнили о себе, и парень застонал.

«Ну, а следак откуда все узнал?  —  продолжал дальше обдумывать ситуацию парень.  —  Тот, кто нас подставил, ментам стуканул заранее, поэтому и пэпээсники нас у подворотни стреманули! Свирид еще тогда неладное почувствовал! А старшие ничего не знали или... да нет, чушь какая-то! А Мишка тогда при чем? Выходит, и его убрать хотели?»

Сколько парень ни ломал голову, все равно картины, полностью объяснявшей все произошедшее и последствия, сложить у него не получалось.

Единственное, с чем он полностью согласился в конечном итоге и со следаком, и со Свиридом,  —  без западлянки в этом деле не обошлось!

«А может, все проще?  —  неожиданно подумалось ему.  —  Врач из больницы позвонил в ментуру, а поскольку нас уже искали, по ориентировке сразу раскумекали, кто это может быть! Этот, как его, капитан Тарасов, сразу же  —  туда! Свирид очнулся  —  тот его расколол, и Вадька засыпался! Сдал и меня, и хату, и пацанов!»

Некоторое время Парфен прикидывал такой вариант и даже против желания убеждался, что он наиболее вероятный и объясняет все  —  и его неожиданное задержание, и осведомленность сотрудников насчет его личности и причастности к убийству!

«Да, действительно! Пусть они знали, как меня зовут, пэпээсники права видели! Но хату нашу со Свиридом они никак вычислить не могли так быстро! Либо пацаны сдали, либо сам Свирид раскололся!»

Подумав еще немного, он все же решил, что Вадим не выдержал и сломался. Такой вариант ему представлялся наиболее вероятным. И все же не давало покоя очень уж своевременное появление патрульного «лунохода» и последующее его возвращение во двор! Словно кто-то следил за исполнителями и скомандовал ментам, когда их можно брать!

«Да чушь полная!  —  отверг такое предположение Григорий.  —  Зачем своих подставлять? Где гарантия у того же Генки и Кости, что я не расколюсь и не вложу их? Организаторам дадут больше! Да и другим смысла никакого нет! У прокурора для всех вопросов, случись чего, хватит!»  —  осторожно поворачиваясь на другой бок, подумал Парфен.

И все же что-то ему подсказывало, что в порыве следака искренности было больше, чем понта.

Поломав как следует голову, Парфен почувствовал, что в своих мыслях он ходит по кругу. Голова уже отказывалась перетасовывать одни и те же факты. Но и уснуть у парня не получалось  —  душа и тело болели неимоверно.

Перед внутренним взором встало лицо матери. Справа от нее стоял отец, он смотрел безо всякого укора, только все время отводил глаза и часто моргал. Зато сестра смотрела прямо-таки с ненавистью! «Сволочь! Мама из-за тебя опять чуть не свалилась»,  —  жег ее взгляд. Григорий не выдержал и отвернулся.

С другой стороны на него смотрела Татьяна. Девушка чуть улыбалась уголком своих пухленьких губ, но зеленые глаза смотрели требовательно и серьезно.

«Как же ты так?  —  спрашивал ее взгляд.  —  Ты же говорил, что не попадешься?!»

 —  А-а!  —  услышал Григорий истошный крик и открыл глаза. Понял, что, несмотря ни на что, ему удалось уснуть.

Орали в коридоре.

 —  Не пойду, суки!  —  надрывался мужской голос.

 —  А куда ты, на хрен, денешься?  —  сурово поинтересовался кто-то, и вновь раздался ор:

 —  А-а-а!

 —  Ну падла!  —  возмущался кто-то.  —  Паша, да врежь ты этому уроду!

По всей видимости, Паша так и сделал, поскольку дела у работников уголовки пошли живее. Вскоре где-то рядом лязгнула стальная дверь, и на некоторое время все успокоилось.

Затем гулко раскатились удары по стальной двери, и вновь послышались отчаянные крики того самого мужичка, что не хотел идти в камеру.

Теперь он поносил дежурных в частности и всю российскую милицию в целом отборными матюгами. Ругался громко, старательно. Григория невольно охватило раздражение  —  мужик начинал надоедать. Видимо, дежурным это тоже порядком надоело, поскольку вновь раздался лязг отпираемых засовов и грозный голос:

 —  Что, скотина, неймется все?!

 —  А что ты меня оскорбляешь?!

 —  Сейчас я не так с тобой поговорю!

 —  А-а-а! Убивают!

Через некоторое время вновь лязгнула сталь закрываемой двери и воцарилась тишина.

Григорий прилег на спину, стараясь не шевелить больным телом, и вновь задумался.

«Что же делать дальше? Молчать, как сегодня, или в чем-то признаться?  —  думал парень, положив руку под голову.  —  Буду отказываться до последнего, а там видно будет!»  —  решил он, не придумав ничего лучшего.

Григорий покосился в сторону маленького зарешеченного окошка и увидел, что квадратики черноты ночи, разрезанные стальными прутьями, сменились на квадратики серого цвета. Наступало утро, первое в жизни Григория утро за тюремной решеткой.

 —  Вагон столыпинский, да чуть качается,  —  мурлыкал себе под нос Сазан.  —  Ну, Сорока, с тебя  —  пятьдесят раз! Приседать будешь или отыгрываться?

 —  Приседать.

 —  А что, может, рубанемся на весь твой полтинник. Или ты покачаться хочешь?

«Крутит парня!»  —  отметил про себя Парфен, слыша, как на нижних нарах идет разговор между игроками.

Сорока что-то ответил, и «дед» разочарованно протянул:

 —  Ну, как знаешь! Хозяин, он же, как говорится, барин!

Сорока встал в проход и принялся приседать, старательно вытягивая руки вперед. Старый уголовник блаженно жмурился, ведя вслух счет.

Присев положенное, молодой человек молча лег на свои нары.

 —  Парфен!  —  услышал Григорий свое «погоняло».  —  Пошли сгоняем!

 —  Не хочу!  —  отрезал он.

 —  Федя!

 —  Ну ее!

 —  Эх, и скучный вы народ! Не то что на прошлом этапе! Со мной в «стойле» такие пацаны канали! Саратовский один и двое с Тамбова. Веселые парни! Такие номера откалывали!

Григорий и остальные молчали, слушая «дедовские» байки, рассказывать которые он был великий мастер. Он учил первоходок лагерным законам, всему тому, что могло пригодиться на зоне. По натуре Сазан был человек не злой, только очень «продуманный», как он сам давал определение такому типу людей.

 —  А как иначе?  —  удивился он, когда Федор спросил его об этом.  —  Лопуху и на воле не жизнь, а на зоне  —  и подавно! Там таких любят! Только дай на шею сесть  —  всю жизнь на тебе кататься потом будут! И откинешься  —  все равно будут! Вот, к примеру...

И по крохотной камере плыла очередная тюремная байка «за зоновскую жизнь», как говорил он сам.

Григорий слушал Сазана одним ухом и думал о своем.

Утром следующего дня его не тревожили почти до обеда. Правда, самому Гришке показалось, что уже давным-давно наступил вечер  —  время в тюрьме тянулось невообразимо долго. На этот раз его сопровождал другой милиционер  —  мордастый парень примерно его лет.

 —  Лицом к стене, руки за спину,  —  на одном дыхании, заученно-сонно пробубнил он и дождался, пока Парфен выполнит команду.

Григорий почувствовал, как на его запястьях сомкнулись наручники.

 —  Давай на выход,  —  все тем же тоном произнес дежурный.  —  Стоять!  —  дверь камеры закрылась.  —  Вперед!  —  Григорий послушно двинулся.

На этот раз дежурный поднял его на второй этаж, в кабинет к Тарасову.

Григорий быстро осмотрелся, прежде чем сесть на предложенный стул.

Кабинет был самым обыкновенным: письменный стол, рядом еще один. На стене висел календарь с изображением симпатичной девушки, небольшой холодильник в углу и телевизор. Имелся еще компьютер, монитор которого находился на третьем столе у окна. Самая достопримечательная вещь  —  это висевшая на стене «машка», с которой вчера парень уже имел печальное знакомство. Резиновая дубинка, висевшая словно нарочно на всеобщем обозрении, без слов указывала, как нужно вести себя в этом кабинете.

 —  Присаживайся,  —  кивнул на стул рядом со своим столом Тарасов,  —  кури, если хочешь.

Капитан пододвинул к нему сигареты и спички. Курить хотелось страшно, но Григорий отказался.

Олег Андреевич никак не прокомментировал его отказ. Закурил сам и, выпустив первую струю дыма, некоторое время молча и внимательно смотрел в лицо сидевшего напротив парня.

 —  Подумал о том, что я тебе напоследок вчера сказал?

 —  Да.

 —  Ну и?

Григорий ничего не ответил, угрюмо глядя в пол.

 —  Ну и ладно!  —  Тон следователя сегодня, в отличие от вчерашнего допроса, был на удивление мягким и покладистым. Он неожиданно встал и выглянул в коридор.

 —  Подождем немного.  —  Глянув на часы, Тарасов загадочно посмотрел на парня. Ни злости, ни угрозы не было в этом взгляде, но почему-то Парфен почувствовал холодок между лопатками.

В дверь постучались.

 —  Войдите!

Вошел мужчина в гражданской одежде. Но по тому, как он за руку поздоровался с хозяином кабинета, и по уверенному, понимающему взгляду Парфен догадался, что он  —  работник правоохранительных органов.

 —  Этот?  —  кивнул в сторону Парфена вошедший.

 —  Он самый,  —  подтвердил Тарасов.

Что «этот» и что «тот самый»  —  осталось для Григория полной загадкой.

Мужчина несколько секунд, словно рентгеном, «просвечивал» Григория пристальным взглядом. Не сказав ни слова, он кивнул хозяину кабинета и около двери уже напомнил:

 —  Заглянешь ко мне после обеда, хорошо?

 —  Обязательно, Лев Павлович!

Незнакомый мужчина, перед тем как выйти, еще раз глянул на Григория. В его взгляде, как показалось молодому человеку тогда, пробежала легкая тень любопытства.

 —  Ну, пошли,  —  глянув на часы, поднялся следователь.  —  Руки за спину, по коридору прямо,  —  будничным голосом, совсем как мордастый сержант, произнес Тарасов.  —  Заходи,  —  открывая нужную дверь, пригласил он парня.

В комнате у стены стояло три стула. На двух из них уже сидели молодые люди. Парфенова усадили посередине.

«Опознание будет!»  —  мелькнула мысль. Он угадал.

 —  Пригласи, пожалуйста,  —  распорядился Тарасов, поздоровавшись за руку с подошедшим Артемом Михайловичем Ходаковым.

Первым вошел тот самый мент из ПГ, что проверял документы у них со Свиридом. При виде его у Григория все поплыло перед глазами. Последние надежды на почти невероятное чудо начали стремительно таять, как эскимо в июльскую жару.

 —  Вот этот,  —  уверенно указал на него мент и перевел свой честный взгляд на Тарасова, затем на присутствующих понятых.

 —  Отлично, подождите в коридоре,  —  коротко глянув на Григория, распорядился Олег Андреевич и пригласил:  —  Гражданка Погожина!

«А это еще кто такая?!»

Женщина поначалу робко заглянула в комнату, приоткрыв дверь.

Когда же она посмотрела в сторону тройки молодых людей, Парфену по-настоящему стало жутко. Так жутко, что волосы зашевелились на его голове!

Их взгляды встретились, и гражданка Погожина указала на него пальцем:

 —  Вот этот, кажется.

 —  Посмотрите внимательно, не волнуйтесь, сосредоточьтесь.

 —  Темно было,  —  как бы оправдываясь, приложила руку к груди женщина.  —  И потом... все так быстро произошло! Но, кажется...  —  Она опять глянула на Парфена, и у того замерла душа.  —  Этот. Похож, во всяком случае!

 —  Хорошо, вы свободны пока.

Голос Тарасова доносился словно издалека. Григорий, после того как его опознала свидетельница, находился в прострации.

Это была та самая женщина, которая выскочила из подъезда в вечер убийства коммерсанта. Та, чьи круглые от ужаса глаза почти сутки стояли перед его внутренним взором.

Парфен понял, что надеяться ему больше не на что. Он подумал, что это край. Но оказалось, что нет. Следователь припас парню еще одну встречу...

Неожиданно «дед» умолк и бросил быстрый взгляд в сторону решетки.

Григорий тоже перевел взгляд туда. «Вертухай» остановился и встречал кого-то взглядом. Меж тем поезд стоял уже с четверть часа.

 —  Сейчас вас, первоходок, выгонять будут,  —  со знанием дела, зачем-то подмигнув равнодушному вохровцу, объявил Сазан.  —  Владимирская область, ИТК... не помню какая! Какая, служивый?  —  обратился он к охраннику, особенно, по-блатному лыбясь.

 —  Тебе-то что? Тебе до Магадана пилить!

 —  Магадан не Магадан, а до Мордовии  —  уж точно!

Меж тем краснопогонник подобрался, что свидетельствовало о приближении кого-то более старшего по званию. Действительно, напротив их загона остановились два офицера ВВ  —  старлей и майор.

 —  Осужденные Сорокин, Карпов, Парфенов  —  с вещами по одному на выход!

 —  Что я говорил,  —  прокряхтел Сазан и добавил вполголоса, чтобы слышал только спрыгнувший с верхних нар Григорий:  —  Парфен, помни, что я тебе сказал!

Григорий выходил третьим, как и была выкрикнута старлеем его фамилия.

 —  Бегом, быстрее!  —  командовал конвойный.

Григорий пробежал метров тридцать от состава и услышал новую команду:

 —  Сидеть! Вещи перед собой, руки за голову!

Парфен присел на корточки в общий ряд. Рядом с ним сидел Сорока, уткнув взгляд в землю. По бокам колонны этапируемых зэков раздавался грозный лай. Натасканные овчарки натягивали поводки так, что удерживающим их солдатам приходилось прилагать немало усилий, чтобы удержать злобных животных.

С появлением из вагона каждого нового осужденного собаки вновь взахлеб поднимали лай, вставая на дыбы.

Всего ссадили человек тридцать. Григорий поднял голову и хотел оглядеться, как кто-то прокричал рядом с ним:

 —  Голову вниз! Я кому сказал, голову вниз!

Решив лишний раз не испытывать судьбу, Григорий опустил голову и сплюнул себе под ноги.

Неизвестно откуда появившийся ветер принес с собой противный мелкий осенний дождичек.

 —  Гражданин Самохвалов, скажите: знаком ли вам этот человек? Видели ли вы его раньше, где, при каких обстоятельствах?!

Гражданин Самохвалов терзал Григория взглядом с того самого момента, как зашел в кабинет к Тарасову. Больше всего этот тридцатилетний мужчина походил на бультерьера, увидевшего кошку, и только строгий хозяин, удерживающий пса на коротком поводке, мешал вцепиться ей в глотку. Роль «хозяина» в данном случае выпала на долю блюстителей порядка  —  Тарасова и Ходакова.

 —  Да я его, блин, ночью с завязанными глазами узнаю!  —  прожигая взглядом Григория, просипел тот.  —  Он нашего шефа уработал!

 —  Когда и при каких обстоятельствах вы видели его?

Бугаина с короткими ногами и мощным торсом начал сбивчиво давать показания. Он был ужасно косноязычен, и, если бы не помощь Тарасова, периодически направляющего его мысли в нужное русло, до сути следователь и опер не добрались бы, пожалуй, никогда.

Суть же заключалась в следующем: гориллообразный мужик был не кто иной, как первый телохранитель Улыбки. Поведал он следующее..

 —  Давай быстрее!  —  Василий Улыбка довольно резко, несмотря на свою тучную фигуру, обернулся и злобно посмотрел через заднее стекло. На лице застыла ярость, золотые коронки обнажились в оскале.

 —  Падла, ты у меня не завтра  —  сегодня петь будешь!  —  выплюнул он угрозу и вновь бросил сидевшему за рулем телохранителю Самохвалову Валерию по кличке Самосвал:  —  Ты что, быстрее не можешь? Нужно от этих пидоров отвалить!

 —  Да я и так под сотку жму!  —  обиженным басом прогудел тот и надавил на сигнал, предупреждая о своем таранном приближении застывший на перекрестке «жигуленок».

 —  Кажется, отвалили!

 —  Мне бы только до хаты добраться!  —  бормотал Улыбка, то и дело оглядываясь назад.  —  Пацанов подтянем, тогда они у нас попляшут! Не хотят по-хорошему, будет по-плохому!

Улыбка полез рукой за полу пиджака, достал «стечкин», подержал в руке и сунул в карман брюк. Сидевший рядом телохранитель покосился на действия босса, странные, с его точки зрения, но ничего не сказал. Улыбка терпеть не мог советов или замечаний, о которых он не просил.

Расстегнув ворот, авторитет скинул пиджак, снял кобуру и положил все это на сиденье рядом.

 —  Видишь кого?  —  поинтересовался он у Самосвала.

Валера глянул в зеркало заднего вида и ответил, что «хвост» отстал.

 —  Остановись!  —  неожиданно приказал авторитет.  —  Вон и магазин!

«Вольво» резко затормозил, напугав пьяного мужика на остановке, вынужденного отскочить в сторону.

 —  Давай немного постоим,  —  распорядился Улыбка и добавил уже спокойным тоном:  —  Самосвал, сгоняй за минералкой!

Валера быстро вылез из иномарки, привычно огляделся по сторонам и прошлепал к стеклянной двери.

Продавщица круглосуточного мини-маркета встретила его сонным, рассеянным взглядом и, зевнув, достала бутылку «Нарзана».

Напившись, Улыбка позвонил Белому  —  своему заму и правой руке:

 —  Белый, давай с пацанами ко мне на хату, я минут через десять буду!  —  глянув на свой «Ролекс», уточнил Улыбка.

Выкинув пустую бутылку в окно, он приказал водителю:

 —  Погнали!

Меньше чем через десять минут они въехали под арку.

 —  Оба-на! Да нас в открытую пасут!  —  возбужденно вскрикнул сидевший рядом с «папой» телохранитель.

 —  Не гнусавь, Казбек!  —  цыкнул на него Улыбка.  —  Кажется, я и раньше здесь эту тачку видел!  —  кивнул он на стоявшую впереди «девятку» с тонированными стеклами.

 —  Береженого бог бережет,  —  заметил сидевший рядом телохранитель и на правах старшего распорядился:  —  Самосвал, ты первым входишь в подъезд, что не так  —  мочи всех! Выходим!

Парень, отдавший только что распоряжение напарнику, в отличие от Валеры, был настоящим, дипломированным телохранителем, окончившим специальные курсы. Он открыл свою дверцу, резво выскочив из машины, и застыл в боевой готовности, не сводя пристального взгляда с синей «девятки».

Самосвал, как таран, ринулся на подъездную дверь, готовый смести все живое напрочь.

 —  Папу закрой, балда!  —  крикнул ему старший, но качок с пистолетом был уже в подъезде.

 —  Идиот!  —  прошипел второй и бросился к Улыбке, прикрывая того со спины.

Самосвал поднялся уже на третий этаж и заметил незнакомого парня в пролете между третьим и нужным им четвертым. Тот только начал разворачиваться в его сторону, как качок нутром почувствовал исходящую от него опасность. Он потянул из наплечной кобуры ствол. Наконец, «макаров» оказался в его руке, но стоявший паренек оказался проворней, и с ужасом Самосвал увидел, как ствол направлен прямо ему в лицо.

Он не успел даже мысленно сказать «мама», как ствол дернулся в руке у человека в спортивном костюме и одновременно с этим над ухом у него что-то оглушительно грохнуло. От испуга Самосвал подался назад, нога соскользнула со ступеньки, и он покатился вниз, чуть не сбив напарника. К счастью, Валера в прошлом долгое время занимался спортом и вынужденная «прогулка» вниз по лестнице не привела к увечьям. Встав на четвереньки, он очумело покачал ушибленной головой и быстро поднялся.

 —  Василий Федорович, давайте быстро к машине, я его завалил!  —  услышал он голос напарника.

Топот и звук открываемой двери сказали Валерке, что босс и напарник поспешно ретируются.

«А я?»  —  по-детски обиделся на них бугай и затопал по ступенькам. Он уже схватился за ручку двери, как раздались подряд один, два, три, четыре, пять выстрелов! От неожиданности бугай присел, прикрывая руками голову. Затем сообразил, что делать он должен совсем другое, и резко распахнул дверь. Он сразу увидел паренька с пистолетом в руках. Парень не заметил его, он стоял рядом с Улыбкой. Глянув на Валеркиного босса, он метнулся к «девятке».

 —  Козлы! Все-таки он выскочил!  —  понял Самосвал и запоздало нацелил в убийцу оружие. Он уже собрался нажать на курок, как неожиданный звук милицейской сирены испугал его. Метнув взгляд в направлении звука, Самосвал увидел, как под арку вкатывает ментовская машина. Инстинкт сработал мгновенно. Самосвал захлопнул дверь и отбросил от себя ствол.

Лишь несколько секунд спустя до него доперло, что бежать от ментов ему не нужно  —  он официальный телохранитель и у него все тип-топ.

«Вот черт!»  —  выругался про себя качок и, подобрав «ПМ», вышел из подъезда.

Менты не остановились даже около трупов, они погнались за «девяткой».

Валера ладонью взъерошил короткие волосы. Одного взгляда было достаточно, чтобы сообразить  —  напарник и шеф мертвы. Подумав, Самосвал выбрал оптимальное решение: позвонил Белому и, обрисовав обстановку, спросил, что ему делать.

Закончив свое повествование, «бультерьер» еще раз злобно посмотрел на Григория и перевел взгляд на следователя:

 —  Это точно он, бля буду, гражданин начальник!

 —  Хорошо, хорошо!  —  успокоил его Тарасов.  —  Подождите в коридоре, я вас еще вызову!

 —  Смотри, козел, за папу ответишь,  —  поднимаясь со стула, прошипел Самосвал, сверля Григория ненавидящим взглядом.  —  Мы тебя и на зоне достанем!

 —  Самохвалов! Подождите в коридоре!  —  повысил голос на бугая следователь. Тот, напоследок издав приглушенное рычание, покинул кабинет, явно сожалея о невозможности добраться до «щенка», укокошившего его босса.

 —  Теперь тебе все понятно?  —  спросил Тарасов, когда за Самосвалом закрылась дверь.

Григорий молча опустил глаза.

 —  Ну, молчи, если хочешь! Своим молчанием ты себе теперь только срок наматываешь! Все основания, чтобы закрыть тебя, у меня есть. Захочешь сотрудничать  —  хорошо, нет  —  только себе хуже сделаешь!

Парфен понимал, что Тарасов обязан так говорить, чтобы вытянуть из него чистосердечное признание, но почему-то ему хотелось верить следователю. Этот кошмар, в котором он так резко и неожиданно оказался, порядком измотал его. А Григорий понимал, что это еще только начало! Что после всех опознаний ему отсюда не выкарабкаться, и теперь можно только бороться за то, чтобы срок получился минимальный! Правда, оставался робкий призрак надежды, что бригада не забудет его и пацаны постараются вытащить  —  хотя бы для того, чтобы быть уверенными за свою свободу!

Некоторое время Тарасов смотрел на парня, словно ожидая от того немедленного ответа, затем вздохнул и вызвал конвойного.

 —  Уведите его!  —  распорядился он и уже для Парфенова добавил:  —  Сегодня в «Матросскую тишину» поедешь! Может, там поумнеешь! Мне теперь спешить некуда,  —  добавил он, усмехнувшись.

Дверь кабинета за Парфеновым закрылась. Шагая впереди дежурного по коридору с наручниками на руках, он неожиданно почувствовал огромную пустоту в душе. Будто из него разом выпустили весь воздух. Случилось это потому, что Григорий неожиданно осознал, что слова следователя  —  истинная правда! Что тому не нужно ничего выяснять у Парфена  —  Тарасов и так знает все! Может, за исключением некоторых деталей.

Конвойный доставил его в ИВС, снял наручники и оставил в одиночестве.

Григорий уже привычно потер запястья и прилег на шконку. Тело еще здорово болело после вчерашней задушевной «беседы».

«Почему Тарасов сказал, что теперь ему спешить некуда?  —  задал сам себе вопрос Парфенов.  —  Ведь в его интересах закрыть дело как можно быстрее! Блефует, сто процентов блефует!  —  решил он.  —  Сегодня уже без колотушек обошлось!»  —  криво усмехнувшись, подумал Парфен.

По-прежнему самой упорной была мысль, постоянно не дававшая ему покоя и требующая ответа: что же ему делать? Продолжать молчать? Как-то выкручиваться? Если говорить, то что?!

Родители, как понял после своего звонка домой Григорий, были уже в курсе, что его разыскивает милиция. Знают ли они, что его уже арестовали?

Григорий сомневался, что менты первым делом бросятся ставить их в известность. «Что же делать?! Что делать?  —  пудовым молотом стучал по мозгам единственный вопрос.  —  Отказаться разговаривать со следователем без адвоката?!»

Григорий видел в кинофильмах и слышал от пацанов, что некоторые так и поступают. Но после сегодняшнего допроса он не был уверен, что это правильная тактика. Тарасов своим спокойствием что-то уже сломал в обороне парня. Григорий нутром чувствовал, что Олег Андреевич хочет от него не просто признания в убийстве Улыбки!

«Повесить того бизнесмена на меня хочет!  —  как ушатом ледяной воды окатила арестованного безжалостная мысль.  —  Как пить дать! Точно!»

Григорий резко присел и замычал от боли  —  правую почку заломило тут же.

«Поэтому он и ласковый такой! Подумай да сознайся!  —  обхватив руками голову, гнал парень торопливые мысли.  —  Сознаюсь, что это я замочил Улыбку, он тут же со вторым клеить начнет! Тем более, что баба меня опознала! А что она видела?!  —  бросился на защиту самого себя Парфен.  —  Видела, что я рядом с трупом стоял! Может, я тоже там случайно оказался?»

«Да?  —  тут же неумолимым прокурором выступил внутренний голос.  —  А ствол в твоей руке? Ты про ствол забыл?»

«Так она же ничего про ствол не сказала!»

«Подожди, следак еще тебе выдаст в следующий раз  —  придавит так, что не вздохнешь! И ствол она видела, и еще скажет, что видела, как ты стрелял!»  —  Внутренний голос был неумолим и беспощаден.

Парфен еще долго сидел, обхватив руками голову и легонько раскачиваясь из стороны в сторону.

 —  Морды в землю, я сказал!  —  Бледный, тощий лейтенант был зол невероятно. Злился он на жизнь и, главным образом, на то, что ему в этот раз пришлось встречать новую партию с этапа. Заморосивший с полчаса назад осенний дождь никак не улучшал настроения. К тому же вместо двух машин за зэками пришла одна  —  у второй неожиданно сломался мотор. Майор уехал с первой, оставив его за старшего.

«Черт!  —  тоскливо косился он на сидевших почти правильным квадратом зеков.  —  И надо было этих ублюдков именно сегодня пригнать! Как раз, когда жена не на смене, а дети  —  у матери!»

И самое главное, и у него сегодня должен был быть законный выходной! А из-за этапа пришлось вылезать из теплой постели и тащиться за тридцать километров на прыгающей по ухабам колымаге, натруженно урчавшей мотором при подъеме на малейший пригорок. Как в эту минуту он ненавидел прибывших зеков и, надо сказать, нисколько не скрывал этого! Если бы кто-то из сидевших на корточках людей посмотрел в этот момент ему в лицо, то в выражении глаз худосочного лейтенанта мог прочитать себе смертный приговор.

Солдаты ВВ равнодушно смотрели на конвоируемых, лишь собаки разделяли настроение старшего команды конвоя, злобно щеря клыки и заливаясь придушенным лаем по малейшему поводу.

Григорий посмотрел вправо и некоторое время таращился на открывшийся его вниманию унылый пейзаж.

Огромное поле заканчивалось еле видимыми крохотными соснами. Поле не было вспахано и заросло желтой сорной травой. Сквозь него мимо леса была дорога. Коричневая грунтовка петляла, то забираясь на пригорок, то пролегая прямиком через неглубокий овраг.

По этой дороге медленно полз «ЗИЛ» с будкой. Точно такой же его собрат недавно увез партию осужденных в ИТК усиленного режима.

Стоявший рядом боец с раскосыми восточными глазами, заметив, что Григорий рассматривает приближающийся транспорт, демонстративно качнул стволом автомата. Парфен уткнул взгляд в землю. За шиворот противно капали мелкие холодные дождинки.

Замок лязгнул, и Парфен сел на нарах.

 —  Вставай, на выход!  —  сообщил ему дежурный.

 —  Куда?  —  на всякий случай спросил Григорий, хотя знал, что услышит в ответ.

 —  «Куда, куда»!  —  передразнил его сержант, защелкивая наручники.  —  В «Матросскую тишину» поедешь!

Он глянул в лицо арестанта, ожидая увидеть массу эмоций  —  горе, ошеломление,  —  и был разочарован, когда Григорий лишь равнодушно кивнул.

 —  Давай двигай!  —  распорядился дежурный усталым голосом.  —  Подожди, я камеру закрою!

На выходе во внутренний двор его ждал «луноход».

 —  Гриша!  —  неожиданно услышал он пронзительный крик, и сердце моментально сжалось в комок.  —  Гришенька!

Невольно остановившись, парень закрутил головой и увидел за КП отца с матерью.

Всего лишь секунду он видел родителей, но эта картина как фотография навсегда осталась в его памяти. Мать постарела за эту неделю на годы  —  это сразу бросилось в глаза. Отец, всегда бодрый и подтянутый, весь сник и сгорбился. И взгляд... этот невыносимый взгляд, в котором застыло бесконечное горе вперемешку с жалостью.

 —  Давай двигай!  —  получил он в спину толчок от сержанта и был в тот момент почти благодарен ему за это!

В будку «лунохода», кроме него, посадили еще одного парня, лет на пять постарше Гришки. Тот поглядывал весело, с бравадой бывалого человека.

 —  Командир, покурить разрешишь?  —  обратился он к сопровождающему их милиционеру.

 —  Может, тебе и водки налить?  —  иронично спросил тот, и вопрос отпал сам собой.

Парень с веселой бесшабашностью глянул на Парфена, хотел что-то спросить, но покосился на сопровождающего и передумал.

 —  Командир...

 —  Молчи, бля!  —  вдруг ощерился на него сопровождающий, и лицо его стало злым. Глаза бешено вращались, и, казалось, ему стоило больших усилий сдержать желание влепить блатняку по физиономии. Парфен невольно отшатнулся. Незнакомый парень тоже чуть подался назад, проглотив так и не родившуюся половинку задуманной фразы.

Всю оставшуюся дорогу они молчали.

Наконец «будка» начала тормозить и остановилась.

 —  Приехали,  —  буркнул милиционер, ни к кому не обращаясь. Григорий услышал, как поехали в сторону массивные ворота. Машина тронулась вперед и опять остановилась. Затем опять пошла вперед и вновь остановилась  —  на сей раз окончательно.

Дверь лязгнула, и, прежде чем она успела до конца открыться, послышалась строгая команда:

 —  По одному  —  на выход!

Парфен, сидевший ближе к двери, спрыгнул первым.

Стены, высокие стены из красного кирпича  —  первое, что увидел Парфен и что надолго запечатлелось в его памяти. Поверх стен бежала проволочная спираль. Над ней проходило еще два ряда прямой проволоки.

Но осматриваться ему не дали.

Парфен почувствовал, как ему на предплечье легла чья-то сильная и безжалостная рука, и последовала команда:

 —  Вперед!

Ближайшие полчаса заняла процедура оформления, получения белья, и наконец с аккуратно свернутыми казенными принадлежностями он застыл перед дверью камеры. Пока конвойный открывал, Григорий бросал любопытные взгляды по сторонам. Однообразие жуткое  —  двери камер, похожие как близнецы, коридор и решетки. Решетки  —  везде, где только можно!

Глава 7

ГЛАВА 7

Конвоир отошел в сторону, и Григорий вновь посмотрел на приближающуюся машину.

Дождь, противный мелкий осенний дождь  —  что может быть нуднее и надоедливее? Даже собаки, устав брехать, сидели тихо, словно придавленные свинцовым небом.

Все зэки, солдаты ждали приближения машины. Все понимали, что только от ее скорости зависит, когда люди и животные покинут это унылое местечко.

«Сейчас меня отвезут в то место, в котором я проведу семь лет,  —  равнодушно подумал Парфен и тут же поправил себя:  —  Если, конечно, раньше не пришьют! Не забывай  —  ты приговорен!»

Подумав так, он вспомнил первую ночь в «Матросской тишине».

Дверь закрылась за его спиной, и Григорий застыл у входа. Пять пар глаз, любопытных до жадности, уставились на человека, стоявшего со стопкой казенного белья у двери. Григорий, в свою очередь, смотрел на них. Попутно он отметил про себя, что камера мало чем отличается от той, что он покинул совсем недавно. Справедливости ради нужно сказать, что отличия все же были: она была больше размером, в два яруса стояли нары и между ними имелся узкий проход. В углу наличествовали необходимые для жизни туалет и умывальник. Но самое главное пока было для Гришки  —  пять пар глаз, рассматривающих нового сокамерника.

 —  Ну, проходи,  —  спрыгнул с верхнего яруса мужчина лет тридцати, довольно крепкого телосложения, в майке-безрукавке с замысловатой наколкой на плече. В улыбке обнажилась золотая фикса. Он сотворил дурашливо-шутливый жест рукой, приглашая Парфена.  —  Поведай нам, кто ты и что.

Григорий двинулся вперед, разглядывая, насколько успевал, остальных.

Вот пожилой уже мужчина, голова совершенно белая и на затылке большая лысина. Сидит в одних трусах и что-то штопает. На загорелом теле кое-где проглядывает синева наколок, выполненных крайне некачественно да и к тому же расплывшихся от времени. Сверху свесил голову молодой парень цыганской наружности с веселым, немного ехидным прищуром, наблюдая за новеньким. Мужчина лет сорока, может, чуть старше, с холодными бесцветными глазами и узким лицом, равнодушно смотрит в его сторону, взгляда не отводит. И наконец, в самом углу, дальше всех от «параши», еще один «пенсионер». Но этот не чета первому. Сравнивать их  —  все равно что сравнивать старый «Москвич» с новым «мерсом». Майка-безрукавка из дорогих, модных. Спортивные брюки «Найк». Рядом лежит небрежно брошенная куртка той же фирмы. Во рту сплошь «рыжие» коронки. Волосы, по большей части седые, аккуратно пострижены. Взгляд уверенный, изучающий.

 —  Присаживайся, парень,  —  предложил он,  —  будем знакомиться.

Григорий напрягся, ловя каждое движение остальных. Он не раз слышал байки о всевозможных тюремных приколах и проверках, устраиваемых при заселении. Особенного внимания удостаивались те, кто в первый раз переступал порог камеры. Он приготовился дать отпор или, по крайней мере, как мог постоять за себя. Но этого не потребовалось. Мужчина представился как Григорий Сергеевич, погоняло Химик, объяснил ему общие правила проживания в камере, расспросил, как и почему он тут оказался. Услышав, что Григорий из бригады Гены Хвороста, Химик заинтересовался. Но ничего не сказал парню, только указал:

 —  Вон твоя шконка. Отдыхай!

Григорий облегченно вздохнул и направился к своему месту. Остаток дня прошел спокойно, и, поужинав, Парфен улегся спать. Он думал, что сон не придет к нему, но уснул он на удивление быстро и проспал без снов до самого утра.

Проснулся он от чувства, что на него кто-то смотрит в упор. Григорий быстро открыл глаза и увидел, что лежащий напротив мужчина с узким лицом опять таращится на него. Парфен встретился с ним взглядом. Некоторое время они играли в переглядки, затем лежащий напротив отвел взгляд в сторону. Парфен всем нутром чувствовал исходящую от незнакомца опасность.

 —  Эй, парень!  —  окликнул его Химик.

Григорий не заставил себя ждать и спустился вниз.

 —  Присядь, базар есть,  —  негромко произнес авторитет.

Парфен присел к нему на краешек шконки.

 —  Малявочку за тебя передали ваши, привет тебе и все такое. «Дачку» зашлют сегодня-завтра, как только нужный человек на дежурство заступит. Да! Самое главное,  —  опытный вор понизил голос,  —  напротив тебя Калган лежит  —  остерегайся его. Они с Улыбкой кореша были. Пока я здесь, он не рискнет тебя тронуть. Но через пару недель я, дай бог, откинусь отсюда. Тогда Валета держись.

Григорий посмотрел на разбитного парня, который заговорил с ним первым, когда он переступил порог камеры. Тот подмигнул ему, улыбнувшись.

Парфен очень серьезно отнесся к словам вора. Теперь он понял тот пристальный взгляд, которым одаривал его лежащий напротив Калган  —  тот самый мужик средних лет с бесцветными рыбьими глазами. Григорий прикинул, сколько у него шансов выстоять в драке против мужчины, и понял, что немного.

Химик, казалось, прочитал его мысли, усмехнулся по-особому, по-блатному.

 —  Главное, живи правильно, по понятиям, и все пучком будет!  —  успокоил он парня.

На Григория его слова подействовали слабо  —  он был новичок в тюремной жизни, и все ему казалось пока кошмаром. Вечером того же дня он стал свидетелем жуткого проявления тюремных нравов.

В камеру пришел новичок. Валет и Калган тут же взяли его в обработку.

 —  Ой, кто к нам пожаловал?  —  дурашливо пропел Валет, «подплывая» к парню.

 —  Эн-то «он» или, может быть, «она»?  —  вторил ему Калган.

Парень стиснул зубы и не отвечал на оскорбления.

 —  Ты что харю прячешь, когда с тобой люди базарят?  —  одернул его Калган, когда тот хотел пройти мимо.

 —  А о чем мне с тобой разговаривать?  —  просипел тот, отводя взгляд.

 —  А расскажи-ка, дорогой, как ты Клешню вложил?  —  не отпускал его рукав Калган. Валет стоял в проходе, загораживая незнакомцу путь. Загорелый дедок и Химик вообще никак не реагировали на появление в камере нового человека, Цыган поглядывал в его сторону, но тоже сохранял нейтралитет. Парфен тоже лежал молча, наблюдая, что же будет дальше.

А дальше было следующее. Калган с Валетом избили парня до бессознательного состояния и оставили валяться у параши.

 —  Там самое место суке,  —  вполголоса прокомментировал их действие Химик и больше не обращал на горемыку никакого внимания.

Через день незнакомого парня перевели в другую камеру.

 —  Ну и слава богу,  —  заметил Ворон  —  седоволосый дед, которому на самом деле было чуть больше пятидесяти лет. Раньше он был авторитетным вором, но в последнее время спился и подался в бомжи. Залетал по мелочи, кочуя с нар на подмосковные помойки и обратно.  —  Стукач в камере  —  последнее дело!

 —  А откуда узнали, что он стукач?  —  поинтересовался Парфен.

 —  О-о, брат!  —  усмехнулся Ворон.  —  Тут почта не то что государственная! Малявочка дойдет точненько, аккуратно по адресу! Ты еще не заплыл в хату, а про тебя уже все известно!

Ну а в целом тюремная жизнь была полна скуки. За три дня, что его не вызывали на допрос, Григорий успел даже соскучиться. Единственная радость  —  пацаны организовали передачку через купленного охранника: заслали как положено  —  тушенки, сигарет, сгущенки, в общем, всего того, чего лишен человек в тюрьме и обилие чего, как правило, не замечает на воле.

На третий день Тарасов вызвал его к себе. Григорий внутренне содрогнулся, представив, что его ожидает новый разговор с «машкой», но ничего этого не было. Да и допроса как такового не было.

В кабинете следователя, кроме самого Тарасова, был еще один до смешного худой мужчина с выпуклыми глазами. Мужчина был одет с иголочки, словно желал безупречностью костюма компенсировать свою внешность. Мужчина оказался адвокатом. Во время допроса он сидел молча, ни разу не нарушив молчания, и только под конец спросил следователя, когда он сможет ознакомиться с материалами дела.

Григорий поглядывал на адвоката, ожидая от него вопросов. Но тот вообще не замечал его.

Олег Андреевич большей частью дублировал все те же вопросы, что и накануне. Посоветовал, на всякий случай, чистосердечно признаться. Парфен отказался и был отправлен в камеру.

По возвращении неожиданный интерес к нему проявил Химик.

 —  Тебе малявка с воли от братанов,  —  с такими словами он передал Гришке небольшой клочок бумаги.

«Молчи, стой на своем, поможем!»  —  печатными буквами было написано на небольшом листочке. И больше ничего.

 —  Если есть какие мысли, поделись,  —  глядя на него, скупо произнес Химик.  —  Что смогу  —  подскажу!

Гришку прорвало. Сначала осторожно, затем все более горячо, а под конец почти взахлеб он поведал о том, что произошло в последние три дня. Единственное, он не стал рассказывать вору о Татьяне, считая это дело личным и никого не касающимся. После того как выговорился, Парфен почувствовал почти физическое облегчение. Как будто с него сняли непосильное ярмо.

 —  Короче, о чистосердечном и не думай!  —  строго глядя на него, посоветовал Химик.  —  Следак только этого и ждет. Стой пока, а там время покажет!

Уже позже, вспоминая этот разговор, Парфен понял, насколько наивно и глупо он поступил, доверившись Химику.

Теперь уже все поглядывали на приближающуюся колымагу: и осужденные, и охрана. Дождь, поначалу робкой изморосью сыпавший с неба, постепенно замолотил уже не на шутку.

«ЗИЛ», оборудованный будкой для перевозки заключенных, очень медленно приближался, и, хотя никто из сидевших на корточках людей не спешил оказаться за колючей проволокой, в данных обстоятельствах они в душе невольно проклинали шофера и его допотопную технику.

Парфен еще ниже опустил голову и вспомнил тот день, когда он решил свою дальнейшую судьбу.

В то утро Тарасов вызвал его на допрос сразу после завтрака.

«Еще в кишках не улеглось, а уже тащат!»  —  недовольно подумал Парфен, хотя после тюремного завтрака и укладываться было особенно нечему. Он по привычке заложил руки за спину и потопал впереди конвоира.

Тарасов его встретил, как всегда, сдержанно. Вообще, после того памятного первого раза никаких наездов на Григория не было. В тюрьме он кантовался уже около двух недель, и следователь вызывал его всего три раза. Адвокат один раз побеседовал и пропал, оставив о себе в память запах дорогого одеколона и кучу полунамеков и обещаний.

Но сегодня разговор произошел необычный.

Необычное началось с того, что Тарасов был не один. Вместе с ним в камере, куда доставили Гришку для допроса, присутствовал и Ходаков.

 —  Ну, Парфенов,  —  решительно хлопнул ладонью по столу Олег Александрович,  —  наши лясы да басы с тобой закончились! Учти,  —  поглядев на парня, предупредил капитан,  —  разговор у нас с тобой задушевный, без протокола, так что...  —  вместо продолжения фразы он обменялся загадочным взглядом с товарищем и коллегой и оставил обдумывать концовку Парфену самому.

Гришку заинтересовало такое начало беседы. Он сосредоточился, ожидая ее продолжения.

 —  Для начала дай ему послушать,  —  кивнул капитан, и старлей достал диктофон.

 —  Парфен, хм-хе-хе,  —  голос, больше похожий на скрежет, безусловно принадлежал Вадиму. Но в каком состоянии должен быть приятель, чтобы так разговаривать? Наверное, у него на лице были написаны все его мысли, поскольку Тарасов тут же вставил короткую справку:

 —  Он, умирая, попросил диктофон специально, чтобы передать письмо тебе!

 —  ... Гришка, брат, спасибо, что не бросил... Хе-хе ... хотя и не надо было со мной возиться, глядишь, ты бы ушел...

«Так он думает, что я из-за него залетел!»  —  быстро отметил про себя парень, вслушиваясь в каждое слово умирающего друга. Затем из динамика вновь раздался негромкий голос.

 —  Послушай, я тебе тогда не успел сказать... у тебя, братишка, выхода нет! Делай все, как следак скажет, только пусть они тебя на особую зону спрячут...

Гришка поднял голову, пристально всматриваясь в аппарат на столе, не веря, что Свирид мог сказать такое.

 —  Нас с тобой да и Мишку Макара, похоже, списали. Нас, я догадываюсь зачем, а ты... ты засветился с той бабой на первом деле!

Гришка приходил в ужас, леденея от того, что слышал.

 —  Братан...  —  Тихий, как шелест осенней листвы, голос заставлял цепенеть парня.  —  Ты думаешь, какой срок тебе отвалят... а срока-то не будет!

Дальше магнитофонная пленка некоторое время прокручивалась вхолостую, затем последовал щелчок.

 —  Он...  —  Гришка не решился до конца озвучить свой вопрос, только посмотрел молча на Тарасова, затем на оперативника.

 —  Да, он умер,  —  подтвердил невысказанную мысль капитан.

С минуту в камере стояла полная тишина. Потом Гришка тяжело вздохнул, низко опустив голову. До него дошло, что все это не вымысел и не чья-то бредовая фантазия, а самая настоящая правда. Все последние дни он размышлял об обстоятельствах произошедшего. О том, что их со Свиридом и Макаром так резко подорвали на дело, о странной встрече с ментами почти у самого подъезда авторитета. Затем неожиданное и очень уж своевременное возвращение пэгээсников. И если у Гришки уже не оставалось никаких сомнений по поводу подставы, единственное, что он не знал, кто им все это организовал. На старших думать хотелось меньше всего. Не из-за того, что Парфен проникся душой к лидерам группы,  —  просто так себе спокойнее было. Все же оставалась надежда, что тебя вытащат, прикроют! И знакомство с Химиком, записка с воли, передачка, наконец,  —  все это подняло уверенность в том, что он не брошен, не один!

Тарасов, внимательно наблюдавший за парнем, тихо сказал:

 —  Хочешь, я тебе весь расклад дам?

Гришка молча смотрел на него, но взгляд без всяких слов говорил: «Да, хочу!» Слишком напутано у него было в голове, чтобы из общей сумятицы выделить правду. А она ох как нужна была ему!

 —  Ну, так слушай!  —  не торопясь, начал капитан.  —  А если что,  —  он кивнул в сторону старшего лейтенанта,  —  Артем Михайлович поправит! Короче,  —  начал после недолгого раздумья Тарасов,  —  решился вопрос о твоей короткой жизни после того, как ты засветился с той женщиной! Ведь не ты исполнял? Не ты! Но убийцу и заказчика сдать мог! Вот и подписал ты себе именно тогда смертный приговор! Но зачем молодого и здорового парня просто так мочить, когда можно его еще использовать!

 —  Двух зайцев из одного ствола!  —  вставил реплику молчавший до сих пор Ходаков.

 —  Совершенно в точку,  —  обрадовался его подсказке Тарасов.  —  Вас как слепых котят кинули под Улыбку. Заколбасить-то вы его заколбасили, но ведь за это кто-то ответить должен, ведь не фраера фуфельного завалили  —  вора! Вот этим кем-то и будешь ты, дружок!

Под пристальным взглядом Тарасова Парфен ощущал себя крайне неуютно. В который раз уже он невольно признавал правоту следака! А его уверенность в себе только добавляла мандража. Лучше бы он кричал и топал ногами, как в первый раз!

 —  Мне, по большому счету, уже и не нужно твое признание,  —  сказал Тарасов.  —  Хочешь идти дальше в отказ  —  иди! Но только знай: Самосвал вчера устроил развеселенькую драку в кафе и почему-то его не отмазали пока. Потом, конечно, отмажут, но сначала он к тебе в камеру постарается попасть! Нравится перспектива с Самосвалом в камере оказаться?

Гришка опустил голову. Общение с этим бугаем нисколько Парфена не вдохновляло.

 —  И Химик тебе не поможет при всем его авторитете! Он и впрягаться-то при серьезном раскладе за тебя не станет.

 —  Кто ты  —  и кто был в их кругу Васька Улыбка!  —  неожиданно встрял в разговор «вечный старлей». Помолчав, дав Гришке подумать, он безжалостно продолжил:  —  А есть еще одна сторона этой медали. Допустим, ты как-то сумел пережить общение с Самосвалом. Так тут тебя удавят по приказу того же Кости или Хвороста. Не сечешь, почему? А потому, что на хрен ты им теперь живой нужен! Удавят тебя, конечно, по-тихому, чтобы на их пацанскую честь пятно не упало!

 —  Да-да,  —  тут же поддержал его следователь,  —  ты  —  свидетель, а теперь вдвойне опасный свидетель! И кто даст им гарантию, что ты не расколешься?!

Парфен стиснул зубы и молчал. Мысли в его голове носились со скоростью урагана.

«А ведь не врет, падла! И адвоката пацаны такого странненького прислали  —  носа не кажет! Да и сколько молчать можно?! Нужно же как-то крутиться  —  а то точно за паровоза поканаю! Если не пожизненное, то за авторитета Улыбку удавят  —  все не легче! Эх, без ментов не выкрутиться!»

Гришка понимал, что как-то нужно устанавливать диалог с Тарасовым, но идти вразрез с бандитскими принципами не хотелось, да и боязно  —  еще свеж в памяти был урок, полученный совсем недавно в камере. Парфен отнюдь не был глупым юношей и прекрасно понимал, что за красивые глазки никто поблажек ему делать не будет. Оставалось два варианта  —  либо крупные деньги, либо услуга. Услугу ментам он мог предложить только одну  —  слить информацию о пацанах.

Олег Андреевич, немного помолчав, вновь принялся за свое:

 —  То, что ты молчишь,  —  это же тебе во вред! Я материалы передам прокурору  —  и баста! Тут тебе накрутить по самое «не хочу» хватит! А так, глядишь, смягчающие нашлись бы!  —  вкрадчивым тоном заметил Тарасов.

 —  Я никого не убивал,  —  глухо отозвался Гришка,  —  я за рулем сидел.

 —  Вот и рассказывай, как все было,  —  тут же слез с края стола Ходаков и принялся маячить из угла в угол.

Парфен выдал свою версию убийства Улыбки. По его раскладу получалось, что его просто наняли подшоферить, а стрелял Вадим.

 —  Что ты мне тут горбатого лепишь!  —  повысил на него голос Тарасов.  —  Самосвал тебя с пушкой видел!

Начав признаваться, Гришка опять остановился на своей версии и не хотел от нее отступать. Придуманный вариант развития событий казался ему наиболее выгодным. Парень понимал, что подчистую ему отмазаться не удастся, но, коли Свирид умер, грех этим не попытаться воспользоваться. Участие в первом преступлении он отрицал напрочь, утверждая, что женщина в темноте обозналась.

Но, на его удивление, Тарасов не сильно давил на него, вел себя вполне покладисто и даже разок одернул опера, когда Артем Михайлович заорал на подследственного. Допрос длился долго, и перед расставанием Тарасов опять намекнул Гришке:

 —  Пора бы тебе, парень, хорошенько подумать! Твое будущее  —  в твоих руках!

«Яснее некуда,  —  в мыслях усмехнулся молодой человек,  —  сдай товарищей  —  и получишь вместо пятнадцати трешку! Хотя трешкой-то я теперь вряд ли отделаюсь!»

Меж тем он пробурчал себе под нос что-то такое, что должно было означать согласие подумать, и, заложив руки за спину, сопровождаемый конвоиром, отбыл к своей камере.

 —  Еще немного, еще чуть-чуть!  —  улыбаясь, пропел Ходаков, заговорщически глядя на капитана.

 —  А,  —  небрежно махнул рукой тот,  —  это только начало!

Оба работника МУРа поняли друг друга без слов.

Когда дверь в камеру за Гришкой закрылась, молодой человек неожиданно почувствовал странную перемену в общей атмосфере. Нет, вонь от немытых мужских тел была по-прежнему. Нарушилось что-то другое в камере. Через некоторое время Парфен понял, в чем дело: за его отсутствие к ним подселили троих новых «жильцов»  —  мужчин в возрасте тридцати, может, тридцати с лишним лет.

Едва Парфен увидел их, ему сразу стал понятен всеобщий настрой старожилов камеры. Кавказцы разговаривали на своем, устраиваясь в углу. Теперь все восемь шконок были заняты. Одно обрадовало Парфена  —  Самосвалу селиться было вроде некуда.

 —  На хрена чеченов к нам сунули!  —  ворчал Ворон себе под нос.

Напряжение росло и к вечеру разразилось потасовкой. Со стороны «старожилов» участвовали Калчан, Валет, Цыган и Парфен. Он «впрягся» в драку, поскольку ему выгодно было держаться Валета, который был инициатором побоища. Дошло дело до конвоиров, и все участники получили резиной по телесам и головам.

 —  Слава богу, в шизо никого на затолкали,  —  доверительно шепнул Парфену Ворон, не принимавший участия в скоротечном сражении.

К уже почти зажившему фингалу после «крещения» прибавилась приличная ссадина на скуле.

Но все это детали. Большую часть времени у Парфена занимали размышления на тему устройства его собственной судьбы.

Последний разговор с Тарасовым для Гришки стал отправной точкой в начале нового этапа, когда он после тупого отрицания всего и вся начал потихоньку сдавать позиции. Досконально все обдумав, Парфен решил, что нужно выкручиваться самому. По крайней мере, постараться узнать, что хочет от него следователь и что он сможет предложить ему за это.

Когда в следующий раз его вызвали на допрос к Тарасову, он уже шел без всякого мандража, по-деловому прикидывая в голове, как построить беседу со следователем. Немало ему в этом помог и разговор с Вороном. Бывалый зэк неожиданно сам подошел к нему на прогулке. Тогда Гришка еще не впитал в кровь, что в тюрьме не делается что-либо просто так. Потом он понял, что и добряк Ворон подкатил к нему неспроста. Но все это пришло потом.

В назначенное время Парфенова и остальных заключенных вывели на прогулку. В другое время такое времяпрепровождение не вызвало бы у молодого человека одобрения, но и было бы просто противно всему его существу. Но сейчас он был безумно рад накручивать круги под палящим летним солнцем и иметь возможность хоть короткое время подышать чистым воздухом, не изгаженным теснотой пространства и жизнедеятельностью восьми здоровых мужиков.

Место, выделенное для этой процедуры, располагалось на крыше тюрьмы. Со всех сторон заваренное стальной решеткой, оно напоминало загон для хищных зверей. По своей сути большинство людей, «нарезавших» медленные монотонные круги, таковыми и являлись. Двое часовых с «АКМ», прищурив глаза, наблюдали за ними.

Гришка шлепал лениво вперед, когда к нему подошел Ворон.

 —  Не таскали еще сегодня?  —  начал первым разговор старый урка, имея в виду вызов на допрос.

 —  Нет,  —  меланхолично отозвался Парфен, продолжая думать о своем.

 —  Я тебе что хочу сказать,  —  вполголоса начал Ворон,  —  ты за паровоза поканать хочешь?

 —  Нет, а что?  —  насторожился Парфен.

 —  Мое дело маленькое,  —  осторожно заметил Ворон,  —  только я слышал, как Химик тебе пел. Ему-то что, он свалит скоро отсюда, гадом буду! Ему по нахалке не пришьют и на понт не поймают  —  волчара еще тот! А тебе со всеми твоими отказняками двадцатник влепят! Выйдешь  —  под сорок будет! Думай!

 —  Что ты имеешь в виду?  —  сразу насторожился Парфен.

 —  У тебя своя голова на плечах!  —  заметил старожил советских тюрем и, как ни в чем не бывало, отошел в другую сторону.

Гришка действительно задумался над его словами, но неожиданно отвлекся, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Покрутив головой, он заметил, как один из кавказцев-сокамерников пристально смотрит в его сторону. Столкнувшись взглядом с Парфеном, он тотчас отвел глаза. Что-то быстро сказал земляку и вновь косо посмотрел в его сторону.

«А в самом деле?  —  уже не в первый раз задал себе Парфен закономерный вопрос.  —  Даже Ворон, которому и дела до меня нет никакого, и тот вполне определенно намекает! Да к тому же, если верить Тарасову, то и времени на раздумье у меня нет! Если Самосвал появится, мне хана! Да и Калган не просто так волком смотрел!»

От нехороших мыслей вновь стало зябко, несмотря на то что солнце светило вовсю.

Вернувшись в камеру, Парфен принял окончательное решение  —  нужно попытаться поторговаться с Тарасовым. Во-первых, узнать, что тот может предложить реально для него, и от этого уже танцевать! Приняв такое решение, Парфен даже немного успокоился, словно с души свалился тяжелый груз.

Тарасов словно угадывал перемену в настрое подследственного и на следующий день преподнес Гришке такой сюрприз, что у того отмело все сомнения напрочь.

Под вечер, когда он уже никак не ожидал вызова, громыхнула отпираемая дверь камеры и раздался командный голос:

 —  Парфенов, на выход!

Привычно заложив руки за спину и не торопясь, он направился вперед по тюремному коридору. Конвоир шел чуть позади.

 —  Направо, прямо, стой! Лицом к стене!  —  Знакомые команды, как пистолетные выстрелы, раздавались время от времени позади него. Гришка начинал выполнять их раньше, чем конвоир успевал выкрикивать! Дверь в камеру открылась, и Гришка остолбенел на месте. Наверное, у него был ужасно глупый вид, поскольку даже Тарасов не выдержал и улыбнулся.

Парфенов ожидал увидеть кого угодно, только не Татьяну. Судя по тому, что девушка смущенно улыбалась, она присутствовала в камере не в качестве арестованной.

 —  Вы десять минут пообщайтесь, я в коридоре подожду.  —  Тарасов продолжал все больше удивлять молодого человека. Он выразительно глянул на Гришку, затем на наручные часы, затем вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь.

 —  Ты, ты... как здесь?  —  Гришка не находил нужных слов.

 —  Милиционер, тот, что постарше, приходил к нам в больницу. Разговаривал со мной, про тебя расспрашивал. Обещал встречу с тобой организовать...

 —  Чтобы ты меня разжалобила и я нюни пустил?  —  окрысился Парфен и тотчас пожалел о своих словах. Татьяна дернулась от него, будто ее током ударило. Она широко открыла свои изумрудные глаза и так застыла, не отрывая взгляда от лица парня.

 —  Извини, тут все понимается по-другому...

 —  Я действительно хотела с тобой поговорить.  —  Взяв его голову в свои ладони, Татьяна вновь заставила Гришку смотреть себе в глаза.  —  Не знаю, правильно это или неправильно.  —  Она немного замялась, но взгляд не отвела.  —  Но ты не должен ничего думать... я не потому, что кто-то мне приказал или попросил, я сама так думаю...

Фразы получались обрывистые и неказистые, но Парфен чувствовал, что идут они от всего сердца и Татьяна действительно говорит не по указке.

Почти все десять минут он слушал ее, не перебивая. Суть того, что горячо излагала ему любимая девушка, в основном совпадала с тем, что ему в двух словах обронил на прогулке Ворон. Только под конец он не выдержал, губы его нашли ее, и только лязг замка заставил его оторваться. Они тяжело дышали, когда вошел Тарасов.

 —  Ну, милая барышня, аудиенция окончена, а с тобой я еще хочу поговорить,  —  объявил он Парфенову.

 —  Сколько, как ты думаешь, тебе суд отпишет? Не прикидывал?  —  сразу набросился на молодого человека следователь. Он еще что-то говорил, но слова Олега Андреевича сливались в монотонный шум в сознании Гришки. Перед глазами стояла только она.

 —  Да очнись ты!  —  не выдержал следователь.

Парфен вздрогнул от окрика и некоторое время изумленными глазами смотрел на капитана. Затем взгляд налился злостью.

 —  Зачем, зачем вы ее привели?  —  На скулах катнулись желваки.  —  Думаете, я сейчас расплачусь от умиления и чистосердечное накатаю?!

Последнюю часть фразы Парфен выкрикнул с истерическим надрывом. Еще немного  —  и в глазах бы действительно заблестели злые слезы.

 —  Дурак,  —  коротко охарактеризовал его поведение следователь.  —  Мне твоя повинная теперь  —  как до женского передка дверца. Что для прокурора нужно, я и так собрал уже. Но...

Олег Андреевич подался вперед, приблизив лицо к подследственному. Прервав сам себя, он некоторое время смотрел молча на Парфена, будто молчание парня было для него красноречивее любых слов.

 —  Сколько можно с тобой разговаривать! Почему ты о себе подумать не хочешь? Ведь, как я уже говорил, все от тебя самого зависит!

 —  Что вы мне реально предлагаете,  —  выдохнув, решился Парфен.

 —  Нет,  —  покачал головой следователь,  —  это я слушаю тебя, что ты мне можешь предложить, чтобы облегчить свое положение?

Парфен был готов к такому повороту событий и усмехнулся, глядя в глаза капитану.

 —  Все, что я мог, я уже рассказал,  —  пожал плечами парень, решив еще раз сыграть в дурачка.

 —  Так мы далеко не уйдем,  —  покачал головой Тарасов. Немного помолчав, он добавил:  —  Хорошо! Намекну тебе  —  про тебя я и так практически все знаю. А вот про тех, кто отправляет тебя и тебе подобных пацанов на убийства, хотелось бы знать поподробнее!

 —  Меня никто никуда не отправлял!  —  сразу насторожился Парфен.  —  Я подшоферить...

 —  Да перестань ты!  —  скривившись, махнул на него рукой капитан.  —  Я сейчас с тобой не для протокола говорю!

Неожиданно он опять перегнулся через стол и приблизился к Гришке, как будто хотел доверить самую сокровенную тайну.

 —  По большему счету, если уж на то пошло, мне плевать, ты или твой кореш замочил Улыбку! Вам за то еще медаль нужно дать.  —  Тарасов медленно чеканил слова, не отводя взгляда от лица Григория.  —  Да и за первого тоже благодарность объявить можно  —  говнюк еще тот был! Героинчику через него много прошло!

Гришка не мог оторвать взгляда от лица сидевшего напротив мужчины. Все, что тот сейчас говорил, было без преувеличения жизненно важно для него.

 —  Но для закона ты преступник!  —  так же резко отдаляясь, несколько театрально Олег Андреевич сплел руки на груди.  —  Потому что не важно, кого ты убил! Важно, что ты  —  убил!

Гришка продолжал хранить молчание, понимая, что это, скорее всего, прелюдия к чему-то действительно важному.

 —  И судьям, и прокурору все равно, убил ты уголовного авторитета по кликухе Улыбка или старичка-пенсионера. Ну, может, пару годков скинут. Не двадцатник влепят, а восемнадцать!

Тарасов на секунду выдержал паузу, наблюдая за его реакцией. Гришка, почти не мигая, смотрел на него. Удовлетворенный полученным эффектом, Тарасов продолжил:

 —  А на зоне тебя точно за Ваську достанут! Так что, есть сейчас «вышка» или нет  —  для тебя почти все равно!

 —  Что же делать?  —  хрипло выдавил из себя Гришка. То, что ему прогнозировал Тарасов, он обдумал уже давно.

 —  Во-о-от!  —  удовлетворенно протянул капитан.  —  А мне, понимаешь, не все равно, что неразумный пацан, который в сущности является свидетелем... Да! Свидетелем,  —  уточнил следователь, верно заметив, как Парфен встрепенулся на его слова,  —  сядет на всю свою молодость, а может, и на всю жизнь за то, что какой-то урод недоделанный кошелек себе баксами нашпигует!

Самое интересное, что Гришке запали его слова в душу. Искренне или нет Тарасов говорил, но все произошедшее после его монолога тот стал видеть совершенно под другим углом. Возможно, произошло это потому, что Парфенову Григорию нужно было оправдаться в собственных глазах. Дескать, подставили за гроши, чуть на тот свет не попал, и я еще и геройствовать должен?! Молчать, как партизан у фашистов на допросе?! Нет уж, дудки!

 —  Допустим, я расскажу все, что слышал от других ребят,  —  поразмыслив, медленно произнес парень,  —  какая мне тогда разница, кто меня уделает  —  бандиты Улыбки или свои же?

 —  Резонно,  —  заметил капитан, доставая пачку «Явы». Заметив жадный взгляд подследственного, торопливо предложил:  —  Кури, кури!

Парфен взял сигарету и глубоко затянулся. В камеру коридорный доставил его час назад, и по табачку парень успел соскучиться.

 —  А если я тебе скажу такую вещь,  —  затягиваясь, произнес следователь,  —  что сейчас наша любимая Дума принимает закон о защите свидетелей, ну а коли ты у нас отныне свидетель, то он применим к тебе по полной программе. Смотри,  —  оживился Тарасов, явно осененный какой-то мыслью.  —  Пока тебя из общей камеры в персональную перекантуем! Телевизор, жратва цивильная  —  все это я тебе гарантирую! Подружка твоя сможет тебя навещать! Ну а после суда...  —  он немного запнулся, но потом, чуть улыбнувшись, тем же твердым голосом выдал:  —  После суда уедете с твоей красавицей в другой городок, где ни ты, ни тебя никто не знает! А потом страсти поулягутся! Долго помнить за Ваську никто не будет  —  на его месте уже кто-то другой появится, и может, и его, дай бог, шлепнут! Ну как?

 —  Нормально!  —  чуть хриплым голосом выдавил Гришка, пряча глаза.

 —  Ну и отлично!  —  обрадовался капитан.  —  Сейчас иди в камеру, а завтра утром я тебя вызову! Завтра же и перевод на отдельное жилье организую!

Гришка не мог видеть, как жестким взглядом жег его спину Тарасов, чуть ли не потирая руки от удовольствия. Самое интересное было в том, что он нисколько не наврал: ему действительно было наплевать на то, кто пристукнул Улыбку и говенного коммерсанта. Важны были ему две вещи, которые он мог получить в результате успешной раскрутки этого дела,  —  повышение, о котором он мечтал, и еще одно обстоятельство, о котором Гришка тогда и не догадывался. Впрочем, он и не мог о нем никак догадаться! Хотя уже потом, намного позже, все узелки той незатейливой истории развязались и... впрочем, все это произошло намного позже. А пока он шел впереди конвоира, невольно улыбаясь. Перед ним забрезжила надежда выпутаться из этой передряги.

В камере никто не обратил внимания на его появление. Кавказцы, оказавшиеся на самом деле азербайджанцами, сидели в своем углу и что-то говорили по-своему. Химика, как заметил Парфен, в камере не было. Парфен перевел взгляд на Калгана и поймал в его глазах что-то такое, что заставило сразу отвернуться. Сердце кольнуло.

«Ничего, завтра он уже меня не достанет!»  —  утешил он себя, укладываясь на шконку. Но, оказывается, нашелся все же сокамерник, который проявил к нему интерес.

 —  Эй!  —  услышал он голос с акцентом и почувствовал, что за ногу его кто-то тронул.

Он резко сел на своем лежбище и уставился на самого молодого из кавказцев, того, что таращился на него на прогулке.

 —  Ты Парфен?  —  поинтересовался он.

 —  Да.

 —  Тебе привет от Кости. Говорит, что скоро уладят твое дело!

 —  А ты его откуда знаешь?  —  насторожился Парфен.

 —  Это неважно,  —  сразу стал скучным кавказец,  —  что просили  —  я сказал!

После этого парень отошел от него и направился к своим. Сказал им что-то на родном языке, и те дружно засмеялись.

 —  Эй, малой!  —  через некоторое время услышал он опять негромкий голос, который узнал сразу.

Ворон слегка прочистил горло и стрельнул глазами в сторону кавказцев.

 —  Что этому хмырю от тебя нужно было?  —  напрямую спросил он у парня.

 —  Привет с воли передал,  —  скупо ответил Парфен.

 —  Не знаю, какой привет он тебе передал, но ночью сегодня тебе лучше не спать!  —  тихо произнес «пенсионер».  —  По твою душу они здесь!

 —  Откуда знаешь?  —  так же тихо спросил Гришка, вцепившись в худую руку.

 —  Я же наполовину татарин,  —  усмехнулся Ворон.  —  Так что немного кумекаю на их языке. Слышал, как они сейчас говорили. Вроде как говорили про тебя, про ночь и про какого-то Костю. Так что смотри!

Сказав это, Ворон стрельнул быстрым, выработанным за годы практики незаметным воровским взглядом в сторону кавказцев и как ни в чем не бывало потопал к параше.

 —  А где Химик?  —  поинтересовался у него Парфен, когда тот возвращался обратно.

 —  Да его сразу за тобой с вещами на выход подтянули,  —  огорошил его старый уголовник и развернулся, чтобы идти дальше.

Парфен лег на свою шконку и закрыл глаза. Неожиданно на память пришла виденная во дворе картина. Однажды сопливым мальчуганом он с товарищем наблюдал, как дворовые псы зажали в угол дворовую же кошку Мурку.

Серая небольшая кошка, увернувшись от грозных клыков, села на задние лапы и передними быстро-быстро махала в воздухе, норовя зацепить собачью морду. Псы наскакивали, уворачиваясь от когтей, и злобно тявкали. Мурка отвечала им диким воем, в котором ярость смешивалась со смертельным страхом. Казалось, ничто не могло уже спасти киску  —  кольцо быстро сужалось. Неожиданно сопливые зрители услышали за спиной отборный мат, и один из псов жалобно взвизгнул  —  в него попал булыжник. Мурка тут же воспользовалась подаренным судьбой шансом и серой тенью взлетела на забор, а оттуда  —  прямиком на дерево, где и уселась с видом полной победительницы, презрительно поглядывая вниз на быстро разбегающуюся свору. Подвыпивший парень лет восемнадцати, показавшийся тогда Парфену невероятно большим и страшным, сурово глянул на оробевших малышей.

 —  Вы чего, окурки, не могли за киску заступиться? Порвали бы ведь!

 —  Мы собак боялись,  —  нашелся приятель Гришки  —  сосед по этажу, одногодок Славка.

 —  Собак,  —  передразнил парень и, отстав от малышни, пошел дальше по своим делам.

Все это в одно мгновение пронеслось перед глазами. Гришка тоскливо подумал, что он сейчас оказался в роли той дворовой Мурки, только спаситель мог опоздать. До завтра Парфен имел все шансы не дожить!

 —  Тут еще что,  —  услышал он голос Ворона.  —  А вот если следак по-натуральному захочет тебе западло сделать, то он,  —  старожил камер выждал эффектную паузу,  —  просто выкинет тебя отсюда! Гуляй, мол, Вася! Сколько на воле ты проживешь? День, не больше! Так что тут еще ничего, кхе-кхе! Под охраной!

Похлопав Гришку по руке, дед пошел к своей шконке.

Остаток вечера Парфен пролежал, изредка поглядывая на азербайджанцев. Те долго сидели в углу и, казалось, не обращали на сокамерников ровным счетом никакого внимания. Они тараторили на своем языке, что-то горячо обсуждая, а затем расползлись по своим шконкам.

Длинный летний день потихоньку угомонился, и все живое стало отходить ко сну. Заснула и старая тюрьма. Не спали только надзиратели и Парфен. Некоторое время он лежал, уставившись в потолок. Затем повернулся на бок, пытаясь в темноте разглядеть лежащего напротив Калгана. Прислушавшись, Гришка распознал с его стороны тихое сипение с присвистом.

«А может, это он специально?  —  засомневался молодой человек.  —  Чтобы я бдительность потерял!»

Послушав еще, он признался себе, что уж больно натурально у лежащего напротив получалось изображать спящего.

«Да хрен с ним! Так все нервы изорвать можно! Все равно спит! Я-то точно не буду! Как-нибудь потерплю до утра!»  —  решил Григорий, раздражаясь сам на себя за чрезмерные переживания.

Он долго лежал, ни о чем не думая. За последние несколько дней голова просто распухла от разных мыслей, порой очень противоречивых, так что Гришка просто лежал и таращился в темноту. Потом он устал от однообразия и повернулся на бок.

Дверь лязгнула неожиданно, и прозвучала знакомая команда, только в ней присутствовала поправка, заставившая сердце Парфена в который раз за последние дни екнуть:

 —  Парфенов, на выход с вещами!

«С вещами? Почему с вещами?»  —  туго соображал он, быстро собирая свою сумку. Толстолицый охранник, который охранял его в сизо МУРа, стоял около двери и глупо улыбался. Когда парень вышел из камеры, он лязгнул стальной громадой и смущенно развел руками:

 —  Иди, молодой человек, ошибочка вышла!

 —  Куда?  —  опешил Гришка.

 —  Я тебя провожу,  —  на ухо, словно по секрету, сообщил толстомордый парню.  —  Иди за мной!

Заинтригованный Гришка пошел следом. Внезапно яркий солнечный свет на мгновение ослепил его, и Гришка, зажмурившись на мгновение, прикрыл глаза тыльной стороной ладони.

«Откуда столько! Почему все белое?»  —  поразился он и неожиданно услышал за спиной голос Тарасова:

 —  Потому что наступила зима, пока мы валандались!

Затем он сокрушенно вздохнул и, потупив глаза, совсем как провинившийся школьник выдал:

 —  Прости меня, Парфен! Теперь понятно, что ты совершенно невиновен! Иди домой!

«Как домой? Как невиновен?»  —  поразился Гришка, тараща изумленные глаза на враз поглупевшего следователя. Но тот ничего больше не сказал, только сделал ручкой, гадливо улыбнулся и куда-то пропал в одно мгновение!

Гришка оказался среди домов, причем место это мало напоминало Москву. Парфен напряг память, и ему припомнилось, что когда-то он уже это видел. Снега не осталось и в помине! Старые серые дома освещали незнакомые фонари. Попалась надпись на английском. «Салун»  —  перевел Парфен и вдруг сообразил, что он каким-то непостижимым образом из родной Москвы попал в Чикаго тридцатых годов. Именно таким он видел его в известном кинофильме.

Вылетевшая из-за угла старомодная машина желтыми кружками фар скользнула по стене дома и нацелилась в него, разом ослепив!

«Бежать!»  —  ожег мозг горячей, слепящей волной жесткий приказ. Ноги сами понесли его вперед. Однако как Парфен ни старался, быстро двигаться не получалось.

Но, странное дело, машина все оставалась позади и не нагоняла его, хотя бежал он уже долго!

Затем Гришка, понимая, что от машины ему все равно не убежать, завернул за очередной угол и метнулся к открытой двери гаража в надежде спрятаться от преследовавших его гангстеров. В том, что это именно они, Парфен нисколько не сомневался!

Он забился в угол, сердце от страха гулко колотилось. Казалось, он слышал каждый шорох в темном помещении. Вот на улице взвизгнули покрышки догонявшего авто, деловито хлопнули разом двери. Торопливые шаги и людские голоса, уверенные и веселые, слились в один гул.

Заскрипела дверь гаража, и сразу полоска желтого света упала на Гришку. Парфен оцепенел. Он видел силуэты четырех парней, и в руках у них были автоматы. Бандиты шли к нему. Гришка хотел бежать и не мог сдвинуться с места. Хотел закричать, но тяжелый язык не ворочался! Единственное, что он мог делать, так это смотреть на приближающуюся смерть. В том, что дело обстоит именно так, не могло быть никаких сомнений!

Неожиданно щелкнул выключатель, и стало светло. Гришка с удивлением обнаружил, что находится в их собственном гараже, только старый отцовский «жигуленок» куда-то подевался. И Чикаго, и гангстеры... Впрочем, один остался, и этот один был ему хорошо знаком. Волосы дыбом встали, когда Парфен увидел из своего угла приближающегося к нему Самосвала с веревкой в руках.

 —  Ну что, братан, потолкуем?  —  голос амбала, больше похожий на звук, издаваемый двигателем одноименного с ним агрегата, был неестественно громок.

 —  Эй, братан, проснись!  —  услышал Гришка откуда-то издалека другой голос и одновременно почувствовал, как его кто-то тряхнул.

Разлепив веки, он сонно уставился на физиономию Калгана. Еще не отойдя от ночного кошмара и увидев лицо человека, потенциально опасного для себя, Гришка судорожно подался назад и сел на шконке, максимально отодвигаясь от сокамерника.

 —  Чего,  —  осклабился тот,  —  кошмарики мучают?

Его водянистые зрачки, как ходики часов, двигались влево-вправо, пасть растянулась в глумливом оскале. Неприятный сосед был доволен испуганным видом Гришки. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, затем Калган молча пошел к умывальнику и, сунув руки в карманы своих штанов, начал насвистывать что-то блатное.

 —  Эй, ты скоро?  —  нагло поинтересовался он у умывающегося Цыгана.

Тот молча посторонился и торопливо вытерся висевшим на плече полотенцем.

Гришка проводил его фигуру долгим взглядом и, услышав негромкое покашливание, обнаружил рядом с собой Ворона.

 —  Ты кричал во сне,  —  тихо сказал тот, скорее всего объясняя, как Калган оказался рядом с Гришкиной кроватью.

«Так я все же уснул!»  —  запоздало понял Парфен, протирая ладонями глаза.

Старый урка-»прошляк» тоже, как видно, подумал об этом и, выразительно глянув на парня, отошел к своей шконке.

«А вдруг Ворон ошибся?»  —  подумал Парфен, поглядывая в сторону кавказцев, уже привычно кучкующихся втроем. Те не замечали никого в камере, довольно громко разговаривая на родном языке.

Дождавшись, пока умывальник освободится, Гришка привел себя в порядок, затем справил малую нужду и вернулся на место. Никогда до этого Парфен не ждал так вызова на допрос, как в то утро.

Едва дверь лязгнула, он буквально подскочил со шконки. Но вызвали не его, а Ворона. Гришка тогда еще не знал, что и его дело ведет Тарасов. Иначе он не удивился бы тому вниманию и участию, которое к нему проявлял спившийся полубомж. Парфен так никогда и не узнал, что у того был свой расчет подбить его на сотрудничество со следаком. Старый вор засыпался на мелочовке, и больше пары лет ему не грозило. Но вот беда  —  в деле нарисовался труп!

Ворон никого не убивал. С глубокого похмелья он методично обходил подъезды в девятиэтажках на окраине Москвы в надежде насобирать бутылок на червонец. Неожиданно он заметил чуть приоткрытую дверь. Сердце старого ворюги екнуло, и от мучительного соблазна моментально зачесались ладони.

Потоптавшись в небольшом раздумье, он толкнул дверь и сиплым голосом спросил:

 —  Хозяйка, водички не найдется?

Ответом ему была тишина. Заскочив в прихожую, Ворон дернул с вешалки кожаный плащ и выскочил из квартиры. В великому своему счастью, в плаще вор обнаружил пару скомканных сотенных бумажек, ключи и какие-то квитанции. Плащ был женский. Откуда бедолаге было знать, что его хозяйка лежала в десятке метров от него, на полу соседней комнаты, с перерезанным горлом!

Взяли его прямо на базаре, буквально через час после кражи, когда уже порядком опохмелившийся дед пытался реализовать плащ за пару тысяч.

Сначала дед артачился, но, когда понял, что может запросто попасть под мокрую статью, выложил все как есть, подчистую.

Тарасов понимал, что Ворон никакого отношения к самому убийству не имеет. Он проработал в уголовке без малого десять лет и прекрасно разбирался в своих подопечных. Но у него появился шанс, которым просто грех было не воспользоваться.

Ворон знал, что он на крепком поводке у капитана, и старался использовать все шансы, чтобы выкрутиться. Ему вовсе не хотелось под старость залетать по «мокрой» статье. Старый прекрасно понимал, что при его послужном списке повесить на него мокруху  —  раз плюнуть! Поэтому он и старался помочь обработать фраера-первоходка, показания которого так нужны были Тарасову.

Всего этого Парфен не знал тогда и не узнал после. Да это было и не важно для него. Важно было то, что ему реально пообещали свободу! И он в то утро не мог дождаться, когда же его вызовут к Тарасову.

Изморось продолжала сыпать мелким бисером, вставая сплошным противным занавесом водной пыли между небом и землей. От этого в будке спецмашины, перевозившей заключенных, стоял шорох, как будто кто-то постоянно водил наждачкой по крыше зарешеченного фургона. К нему присоединялся звук мотора.

По приказу старлея зэков набили в этот раз, как селедок в бочку. Перевозимые к месту отбытия наказания подавленно молчали. Осенняя погода как нельзя лучше отражала всеобщее настроение  —  щемящее чувство ожидания! Меньше чем через час откроются ворота, и они попадут в огороженный со всех сторон колючкой клочок пространства, на котором им придется провести долгие годы. Этот клочок назывался ИТК усиленного режима. Первоходки по тяжелым статьям, водители, совершившие наезд, люди, совершившие преступления на бытовой почве,  —  вот основной контингент ИТК номер тридцать два Владимирской области.

Такое положение дел очень даже устраивало Парфена! В обычной колонии ему вряд ли удалось бы прожить долго. И то, что он этапирован именно сюда, отнюдь не случайность. Это все, что смог сделать для него Тарасов, хотя обещал гораздо больше! Вспомнив о похороненной в день суда надежде, Гришка горько усмехнулся. Семь лет вместо обещанной свободы! Семь лет  —  и никакой гарантии, что его не достанут и здесь!

...Парфен блаженно потянулся. После допроса он был препровожден в спецкамеру-одиночку, как и обещал Олег Андреевич. Кроме холодильника с нормальной едой, ему обвалилось счастье в виде старенького «Рубина». Телевизор был цветной и показывал довольно сносно.

Но, правда, за это и попотеть ему пришлось изрядно. Олег Андреевич за полтора часа допроса умудрился вытянуть из молодого человека буквально все жилы. Парфену потом казалось, что он вспомнил даже то, о чем и не подозревал до разговора со следователем. Но одно он заметил сразу, и это его здорово удивило  —  Тарасов был прекрасно осведомлен о деятельности их бригады. Осведомлен настолько, что Гришка только диву давался. Тогда он еще раз вспомнил слова Свирида о том, что их ментам сдали. В этом Парфен уже давно не сомневался. Теперь он понимал, что его втянули в какую-то игру и отнюдь не на роли ферзя. Гришка, Макар, Свирид  —  все они оказались разменными пешками. Только друзьям повезло меньше, и они погибли. Гришка пока жив. И жив, как догадывался он сам, потому, что кому-то еще нужна его жизнь! Но зачем? Допустим, Тарасову нужно засунуть всю банду за решетку и, образно говоря, получить медаль! Но кто сдал пацанов и самого Парфена ментам?! Это оставалось вопросом.

Лежа на своей кровати, Гришка пытался припомнить ход недавнего допроса. Тарасов спрашивал обо всем: куда ездили, о чем разговаривали. Больше всего следователя интересовало все, что было связано с Генкой Хворостом. Косте он почему-то уделял меньше внимания.

Поняв, что больше за сегодня из парня выжать не удастся, он отдал распоряжение, и Парфенова увели. Напоследок он попросил его попытаться вспомнить на досуге, что ему успели поведать о житье-бытье бригады покойные Макар и Свирид.

Оказавшись в спецкамере один на один с собой, Гришка почувствовал, что неимоверно устал после разговора с Тарасовым. Завалившись на свою кровать, он некоторое время просто лежал с закрытыми глазами и ни о чем не думал.

Неожиданно в дверь постучали. Это было для него в новинку. Вместе с этим к парню пришло понимание, что его статус изменился. Это новое чувство придало уверенности. Однако второй раз надзиратель стучать не стал. Дверь открылась, и охранник буркнул:

 —  Проходи! Час времени у вас!

На пороге камеры стояла Татьяна и чуть смущенно улыбалась.

 —  Привет,  —  тихо выдохнула девушка.

Дверь лязгнула, и они остались вдвоем. Некоторое время Парфен просто смотрел на зеленоглазую красавицу, не решаясь сделать шаг в ее сторону. Неожиданно он почувствовал в себе бешеное, неистребимое желание и... не смог сдержаться. Дикая, необузданная страсть захлестнула его с головой. Гришка почти не соображал, что делает. Он подхватил Таню на руки. Целуя ее лицо, нос, глаза, он понес девушку к своей постели. Таня обхватила его шею руками. Она не сопротивлялась, растворившись в его животном желании.

Прошла еще неделя. Тарасов открывал все новые «подробности» действия бригады, руководимой Костей и Хворостом. От него Парфен узнал, что арестовали Крыла и еще двоих пацанов. Взяли их осторожно по обвинению, совершенно не связанному с заказными убийствами. Сначала Гришка по наивности подумал, что делается это для того, чтобы не пало подозрение на него. Позднее Парфен понял, что Олег Андреевич просто боялся спугнуть более крупную рыбу.

Идиллия закончилась на прогулке. Когда дежурный вывел его на тюремную крышу, Парфен еще раз убедился в справедливости слов, сказанных ему Вороном: «В тюрьме все узнается моментально, у каждой стены есть свои уши и глаза!»

На очередном круге Гришка почувствовал, что его кто-то толкнул в плечо. Обернувшись, он увидел бывшего сокамерника Валета и услышал его сиплый шепот:

 —  Держи, сука.

В его руку легла небольшая бумажка, которую Гришка тут же зажал в кулаке.

 —  Поинтересуйся у своих легавых дружков, что стало с твоим соседом, таким же стукачом, падла!  —  Выплюнув фразу, Валет ускорил шаг и отошел от парня.

Холодная испарина моментально покрыла лоб. Вся эйфория, мечты о благополучном исходе своего пребывания в тюрьме моментально покинули Гришку. Против своего желания он сам подошел к Валету и тихо спросил:

 —  А что... Что случилось с соседом?

 —  Повесился от счастья,  —  зло стрельнув взглядом в Парфена, хмыкнул тот и прошипел вдобавок:  —  Отвали, зараза, не порть воздух!

У Гришки чуть ноги не подкосились. От Тарасова он знал, что его соседом был немолодой мужчина, также проходивший важным свидетелем по громкому делу. По телевизору всю последнюю неделю в криминальной хронике корреспонденты на все лады сообщали о том, что наконец-то правоохранительным органам удалось прищучить крупных чинов из коррумпированной верхушки и есть перспектива даже кое-кого засунуть за решетку. Важный свидетель, чье имя в интересах следствия не разглашается, находится под надежной охраной. Доохранялись!

Парфену небо за тюремной решеткой показалось с овчинку.

В камере он торопливо развернул бумажку и прочитал:

«Парфен, сука! Откажись от показаний, падла! Достанем из-под земли! Помни о семье!»

Парфен повалился на кровать и застонал.

Тарасов встретил подследственного радушной улыбкой. Но все его радушие растаяло, когда Парфенов твердо заявил, что намерен отказаться от всех показаний.

Ошарашенный донельзя таким поворотом, капитан сразу понял: что-то случилось. Он попытался осторожно выяснить, что же могло так напугать Гришку. Поняв, в чем причина, он задумался. Главная часть обвинения строилась на показаниях Парфенова. Без них все рассыпалось, как карточный домик от хорошего дуновения ветра.

Глядя на сжавшего зубы, угрюмым волчонком смотревшего себе в ноги парня, Тарасов экстренно прокручивал в голове все варианты, чем бы можно было окончательно купить Парфенова так, чтобы тот уже не мог пойти на попятную! Ведь впереди был еще суд, где молодой человек увидит всех своих недавних товарищей, которые благодаря его показаниям надолго окажутся за решеткой!

Глядя на Парфена, он набрал внутренний номер.

 —  Лев Павлович, мне бы посоветоваться с вами! Да, да, именно по этому самому делу... Да, безопасность свидетеля,  —  хитро подмигнув Парфену, он выслушал невидимого абонента и положил трубку на рычаг.

 —  Подожди, кажется, насчет тебя все можно хорошо решить!  —  сказал он Гришке, и тот опять поверил ему.

...Колымага тащилась по осенней грязи. В полумраке и тесноте кабины спецфургона, набитого до отказа зэками, Гришка горько усмехнулся своим воспоминаниям и пожалел в который раз, что ничего нельзя уже исправить. Тарасов в очередной раз купил его, выбив перевод на охраняемую квартиру. Этот перевод тогда чуть не закончился для него трагически и мог поставить жирную точку в будущем деле. Но сейчас Гришка зациклился на совершенно другой мысли: а почему, собственно, той ночью, ставшей роковой для «вечного старлея» Ходакова, сам Тарасов так неожиданно и кстати испарился? Что значил тот странный телефонный звонок? Вновь мысль о шахматной партии, в которой он сыграл роль разменной пешки, пришла в голову. Кем же был в ней Тарасов? И до конца ли Гришка понял его роль в ней? Теперь Парфен на сто процентов был уверен, что нет!

Спортивный комментатор в пылу страсти срывался на крик  —  транслировали бои боксеров тяжеловесов-профессионалов. Гришка откинулся в кресле и без особого азарта наблюдал, как два здоровых негра бьют друг друга. Закончился очередной раунд, кажется, восьмой по счету, и два усталых спортсмена разошлись по углам. Парфен покосился на Ходакова. Тот, напротив, был весь внимание. Олег Андреевич, приехавший полчаса назад, отправился на кухню сварить кофе.

 —  Красавица твоя не приезжала?  —  чуть насмешливо поинтересовался он у Гришки.

 —  Не-а,  —  мотнул головой тот.

 —  Скоро все закончится! Через неделю суд!

Это напоминание вызвало у Парфена двоякое чувство: с одной стороны  —  радость, что скоро действительно закончится кошмар, в котором он пребывал уже второй месяц. С другой стороны, он содрогался от мысли, что ему придется сидеть в зале с пацанами из бригады и смотреть им в глаза. Перед старшими он не чувствовал своей вины. Костя и Гена в его представлении (не без старания Тарасова) и были основными виновниками того, что случилось. Они гребли бабки, а парни, такие как Гришка, покойные Свирид и Макар, Крыл, Стас, лили кровушку, свою и чужую!

 —  Олег Андреевич, а Костю взяли?  —  поинтересовался Парфен у следователя.

 —  Романов пока на свободе, но только пока! Никуда не денется  —  возьмем!  —  бодро отрапортовал Тарасов. Слишком бодро. Кроме Гришки, фальшь в его голосе почувствовал и его коллега, а потому слегка удивленно глянул на следователя.  —  Что, Михалыч, возьмем?  —  сразу переключился на него Олег Андреевич.

 —  Конечно, возьмем, не таких брали,  —  буркнул Ходаков, не отрывая взгляда от телевизора. Там как раз боксеры с новым энтузиазмом принялись мордовать друг друга.

Гришка был еще в спецодиночке, когда по «Рубину» в криминальной хронике передали об аресте Гены Хвороста и его правой руки, как выразился комментатор, Александра Полякова по кличке Чалый. Второго лидера преступной группировки обнаружить не удалось.

Гришка еще тогда заметил одну вещь, показавшуюся ему странной. Тарасов, интересовавшийся любой мелочью, касавшейся главарей группировки, ни разу не поинтересовался, знает ли Парфенов, где проживают лидеры! Хотя бы ради проформы. Гришка все равно не знал и не мог знать. Во-первых, он был новичком, и посвящать в такие детали его никто бы не стал. Во-вторых, как знал он со слов все того же Свирида, никто из пацанов, за исключением, может быть, Чалого, не знал, где квартируют лидеры.

Он вспомнил, как еще при въезде на квартиру, после гулянки с проститутками, когда они с Вадимом вдвоем допивали водку, затронулась эта тема.

Гришка тогда поинтересовался, не опасается ли Свирид, что хозяйка может заподозрить своих квартирантов и вложить ментам.

 —  Не успеет!  —  уверенно объявил тогда Вадим.  —  Через месяц, максимум пару  —  мы свалим на другую хату.

 —  И так постоянно?

 —  Это что!  —  усмехнулся кореш.  —  Костя с Геной каждый месяц хаты меняют. И снимают сразу две!

 —  Зачем?  —  не допер сразу Парфен.

 —  А затем, чтобы не вычислили!  —  пояснил Вадим и, перегнувшись через стол, доверительным голосом добавил:  —  Даже из пацанов наших никто не знает, где старшие ночуют! Телефон для связи  —  и все!

«Вот житуха  —  постоянно скакать, как блоха!»  —  подумал тогда Парфен.

 —  Ну, это не навсегда!  —  словно угадав его мысли, успокоил парня более опытный друг.

Поэтому, когда по телевизору в камере «Матросской тишины» Гришка увидел арест Хвороста и Чалого, он очень удивился, что взяли их на квартире.

«Кто же их сдал?»  —  гадал тогда Парфен. Вопрос так и остался открытым.

Меж тем Олег Андреевич, помешав ложечкой в своей чашке, аккуратно отложил ее на стол. Он негромко спросил о чем-то Ходакова. О чем  —  Гришка не расслышал. «Вечный старлей» только промычал в ответ. Как раз в этот момент один из негров, пониже ростом, поверг в нокаут противника и ожидался повтор кадра. В связи с этим обстоятельством Ходакову было не до вопросов приятеля.

Судя по тому, что переспрашивать Тарасов не стал, интересовала его какая-то ерунда. Некоторое время все молча смотрели бокс. Сказать по правде, никого, кроме Артема Михайловича, он не вдохновлял, но Гришка и Тарасов терпеливо досмотрели до конца. Победил, как и прогнозировалось, более темнокожий. Под рев трибун судья поднял руку в боксерской перчатке, и Ходаков скинул напряжение, расслабившись в своем кресле.

 —  Ох, Артем Михайлович! Представляю, как тогда вы смотрите футбол!  —  глядя на старшего коллегу, улыбнулся капитан.

 —  Не говори,  —  вздохнул тот,  —  жена из квартиры порой убегает! Ну а уж если «Локомотив» играет...

Раздалось характерное пиликанье, и Тарасов извлек из внутреннего кармана сотовый.

 —  Жена, наверное,  —  покосившись в сторону приятеля, буркнул Ходаков.

Получилось так, что Гришка как раз смотрел на следователя. Парфен четко запомнил, что Олег Андреевич, сказав привычное «да, слушаю», неожиданно изменился в лице, будто ему сообщили о смерти близкого человека. Но тут же, справившись с собой, он улыбнулся и отключил телефон, так и не сказав ни слова.

 —  Жена?  —  еще раз спросил Артем Михайлович, с интересом глядя на следователя.

 —  Да, она,  —  подтвердил Тарасов, но Гришке отчего-то показалось, что он врет.  —  Как ты догадался?

 —  Парни из отдела по городскому позвонили бы  —  они знают, где ты! Зачем лишние гроши жечь? Только бабам наплевать!  —  вздохнул Ходаков. Семейный бюджет  —  для него больная тема.

 —  Слушай, Артем, мне домой сгонять нужно, на часок. Обойдешься тут без меня или из отдела прислать тебе бойца?

 —  Давай,  —  равнодушно обронил Ходаков, не отрывая взгляда от экрана. Как раз вышла новая пара и рефери давал последние указания перед боем.

 —  Я быстро!  —  пообещал Тарасов и торопливо покинул квартиру. Впрочем, через минутку он вернулся и сообщил Ходакову:  —  Я на всякий случай Валерке Меньшову звякнул. Он через двадцать минут подъедет!

 —  Зачем?  —  поморщился старший лейтенант.  —  Чего парня дергать? Отдыхал бы себе, он сегодня после дежурства.

 —  Ничего, полчасика посидит с тобой!

После этого он уже окончательно покинул квартиру и больше не возвращался.

Бокс порядком надоел Парфену, и он лениво поднялся. Как раз в это время раздался звонок в дверь. Звонили как условлено  —  два коротких и один длинный. Несмотря на это, бывалый опер пружинисто поднялся и чуть ли не театральным жестом извлек табельное оружие. Встав сбоку от двери, он отпер замок и громко пригласил:

 —  Проходите!

«Рисовщик!»  —  мысленно фыркнул Гришка.

К большой радости парня, пришла его девушка.

Татьяна принесла домашних пирожков, которым обрадовались оба мужчины. Чайник моментом был водружен на плиту. Ходаков рысью подбежал к креслу, вновь безвозвратно погружаясь в мир спорта.

Гришка с Татьяной удалились на кухню. Некоторое время они просто целовались, затем, оторвавшись друг от друга, молодые люди принялись не спеша обмениваться впечатлениями. Рассказчиком была Татьяна, ибо Парфену со своей стороны и рассказать было, в общем-то, нечего: его пребывание в двухкомнатной квартире на окраине столицы было однообразным. Тоже заточение, только более комфортное. Одна радость  —  посещение родных или Татьяны. Пирожки, как оказалось, напекла его мама  —  Таня днем заходила к Гришке домой.

Пока девушка выкладывала принесенное в тарелку, Парфен устроился на подоконнике и, слушая подружку, поглядывал то и дело на улицу. Неожиданно он позабыл обо всем на свете и во все глаза уставился на происходящее во дворе дома.

В арку дома влетела тачка и лихо остановилась у их подъезда. Тройка «ребятишек» в легких осенних плащах до пят выскочили из нее и торопливо заскочили в подъезд. Все это не понравилось Парфену, и, хотя буквально через минуту звонок издал два коротких и один длинный, Гришка очень даже не был уверен, что открывать нужно. Он в открытую сказал об этом Ходакову, и опер выглянул в окно. Уже здорово стемнело, и под лимонно-желтым освещением уличного фонаря проглядывались только контуры машины.

 —  Кажется, не Валеркина!  —  пробормотал Ар-тем Михайлович, доставая свой ствол.  —  В спальню, ребята!  —  скомандовал опер, рукой подталкивая девушку по направлению к указанной комнате.

Звонок опять огласил квартиру правильным условным сигналом.

 —  Валера, это ты?  —  поинтересовался Ходаков, прежде чем открыть.

 —  Конечно я, а кто же еще?  —  ответили ему.

Дальше все происходило довольно быстро. Но, удивительное дело, в сознании Григория время опять потеряло свои реальные границы и растянулось до вечности. Он видел, как Ходаков открыл дверь, и в ту же секунду ее резко толкнули на него. Тут же раздался выстрел. Ходаков неестественно дернулся и повалился на пол. Уже падая, старый опер выстрелил. Всего один раз.

Парфенова словно парализовало. Невообразимо долго, как ему представлялось впоследствии, тело Артема Михайловича, «вечного старлея», так и не успевшего стать капитаном, падало на пол. За дверью послышались матюги и шум возни. По всей видимости, Ходаков своим выстрелом уложил одного из нападавших, и спешащим бандитам нужно было быстро убрать ставшее помехой тело товарища с дороги.

Секунду спустя дверь начала открываться, и в этот момент Парфена словно отпустило. Мышцы вновь обрели способность сокращаться. Он бросился к вывалившемуся из руки убитого старшего лейтенанта «ПМ» и, не глядя, выстрелил в сторону двери. Пуля попала в стену и выбила облачко штукатурной пыли.

 —  Падла!  —  услышал он злой, придушенный вскрик, и над его головой пуля противника вспахала стену, и за шиворот Гришке отлетело несколько крошек.

Гришка заскочил в спальню и захлопнул за собой дверь. Таня стояла чуть живая от страха. Губы ее подрагивали. Прижав руки к груди, она медленно пятилась от двери.

Парфен автоматически закрыл дверь на защелку и поймал ладошку подруги. Рука была безжизненно вялой. Гришка же, наоборот, как никогда, пожалуй, прежде, был настолько организован и уверен в правильности своих действий.

«Балкон!»  —  и он увлек за собой девушку.

Дверь трещала под напором, Гришка еще раз выстрелил прямо в середину и закрыл за собой балконную дверь.

 —  Повисни на руках и прыгай!  —  приказал девушке он.

 —  Я не сумею!  —  запротестовала та.

 —  Сумеешь!  —  прямо в лицо закричал Парфен.  —  Таня, убьют!

Кажется, до нее дошло, и она неуклюже полезла через перила.

 —  Быстрее!  —  Гришка в одно мгновение перемахнул со своей стороны и в тот же момент услышал, как под сильным ударом дверь хлопнула, защелка отлетела напрочь.

Подхватив девушку за талию, он оттолкнулся ногами от бетонной плиты. Секунду длилось падение, и затем  —  удар, боль в лодыжке. Следом на него навалилось тело. Тихий вскрик рядом с ухом и следом же, громко:

 —  Вон он, падла, скорей во двор!

«Бам!»  —  темноту наступающей ночи прорезала красно-желтая вспышка выстрела. Пуля пролетела мимо, к счастью, не задев никого.

В следующую секунду Гришка был уже на ногах. Едва он поднялся, сразу понял, что не все так хорошо, как ему показалось сперва. Острая игла боли пронзила мозг. Несмотря на то что упал он на вскопанную землю приподъездной клумбы, ногу подвернул здорово. К тому же при падении Парфен потерял пистолет Ходакова, и искать его совершенно не было времени.

 —  Ты не ушиблась?  —  увлекая Татьяну в темноту двора, спросил он. Ответом были частые всхлипы.

Гришка успел увести девушку уже на порядочное расстояние, когда услышал голоса бандитов:

 —  Носатый, вправо! Я  —  прямо!

И следом звук движущегося автомобиля и резкое, пронзительное:

 —  Атас, валим!

Бах! Бах!  —  тишину ночи разрезали подряд два выстрела.

Парфен не стал гадать, что может значить для них с Татьяной вмешательство еще кого-то. Он как раз свернул за угол дома. Призрачный свет луны сливался с белым холодным светом уличных фонарей.

Где-то уже далеко звучала сирена. Гришка в изнеможении опустился на ближайшую лавку. Редкие прохожие таращились на парочку, полагая, что молодые люди просто пьяны. Татьяна неожиданно попыталась отстраниться от крепко державшего девушку Парфена.

 —  Пусти,  —  прошептала она сквозь крепко сжатые губы,  —  пусти, слышишь?!  —  повторила она уже громче, в голосе послышались истерические нотки.

 —  Таня, все хорошо, все кончилось,  —  устало пробормотал парень.

 —  Да пусти ты!  —  неожиданно закричала девушка и рванулась что было сил.  —  Что  —  «хорошо»?! Чего хорошего я видела после знакомства с тобой?  —  Слезы потоком текли по ее лицу, но зеленоглазая красавица не замечала их. С ней приключилась самая настоящая истерика.  —  Скажи, что я видела с тобой хорошего?!

 —  Таня!  —  только и смог выдохнуть Гришка.

 —  Что  —  «Таня»?! Ненавижу!  —  кричала она в лицо ошеломленному Парфену.  —  Ненавижу, слышишь! Убирайся из моей жизни!!

Круто развернувшись, девушка сначала пошла, а затем побежала в сторону метро. Гришка смотрел ей вслед и не находил в себе сил догнать ее. И дело было не только в распухшей лодыжке  —  он не чувствовал за собой морального права остановить девушку. Она была во всем права. Что он мог предложить ей? В будущем, это если все хорошо будет,  —  годы скитаний вдали от родного города, родственников, постоянные страхи, что, как сегодня, в дверь ворвутся вооруженные бандиты и учинят скорую расправу. За блатного авторитета по кличке Улыбка. Или за братков, которым, благодаря его показаниям, придется провести за решеткой много-много лет!

Парфен сидел, свесив голову и бесцельно разглядывая свои руки. На данный момент для него все отсутствовало в этом мире  —  и Москва, и москвичи. Олега Андреевича парень заметил только тогда, когда тот дернул его за рукав.

 —  Не переживай,  —  тихо произнес капитан,  —  это не самое страшное из того, что произошло в этот вечер.

Гришка покосился в его сторону, сплюнул под ноги и ничего не ответил. Он слишком устал от всего, и случилось то, что и должно было случиться: на смену неимоверному нервному напряжению последних дней пришла тупая апатия. Словно Татьяна со своим уходом забрала весь остаток энергии. Гришке теперь было все равно, кто именно полчаса назад вломился в дверь квартиры, про существование которой бандиты не должны были ни в коем случае знать.

Все это не интересовало молодого человека, сидевшего на лавочке недалеко от остановки. В спину ему светил фонарь, и от его света получались на асфальте прямо перед Парфеном две кривые тени  —  от него и от капитана. Тени были уродливые, никоим образом не напоминающие фигуры людей. Но Гришка почему-то не мог оторвать от них взора. Он ни о чем не думал, просто смотрел на две уродливые призрачные серые кляксы на желтом асфальте.

 —  Чалый сбежал,  —  вслух произнес Тарасов, обращаясь в пустоту летнего вечера.

«Для чего он это сказал?  —  невольно подумал Парфен.  —  Хочет меня убедить, что это его рук дело? А может, действительно это Чалый постарался? Я для них теперь как кость в горле!»

Рассуждая сам с собой, Парфен в который раз поймал себя на мысли, что Тарасов словно действует по чьей-то указке. Первый раз ему так подумалось после того, как Андреич позвонил неизвестному и одним махом решил вопрос с его переводом на спецквартиру.

«И сегодня ему звонили не из дома!  —  решил Гришка.  —  Звонил тот неизвестный, к которому следак бегал в кабинет!»

Уверенность в правильности своего вывода у Гришки была стопроцентная  —  он по своей природе отличался хорошей наблюдательностью и сразу отметил про себя что-то фальшивое в поведении капитана, когда тот врал про жену. Недаром старлей так глянул на коллегу. Да и про его жену ляпнул старлей скорее для Гришки, нежели для капитана.

Когда Тарасов разговаривал по телефону, он весь подобрался, словно перед ним их милицейский генерал! Гришка по армии помнил, как молоденькие лейтенанты себя вели, когда вышестоящее начальство в батальон звонило. Поэтому-то он и не поверил про жену.

Эти мысли галопом промчались в Парфеновой голове. Вслух же он спросил неожиданно севшим голосом:

 —  Когда, гм-гм, он убежал?!

 —  Два часа назад,  —  сообщил Тарасов.  —  Насчет него мне и звонили,  —  словно угадав предыдущие размышления парня о загадочном звонке, пояснил капитан,  —  просто пугать тебя не хотел.

 —  Лучше бы сказал,  —  через минуту молчания горестно выдохнул он. Гришка невольно задержал свой взгляд на лице муровского работника. Взгляд капитана был таким же отрешенным, как всего минуту назад у самого Парфена. Покопавшись в кармане, Тарасов обнаружил отсутствие сигарет. Гришка по его движениям понял, что ищет следователь, и протянул ему свою пачку и зажигалку. Они закурили.

 —  У него дочь и сын,  —  глухо произнес Тарасов. Потом перевел взгляд на Гришку, и лицо его на секунду исказила злобная, нехорошая гримаса. Капитан как будто очнулся и сообразил, с кем он делится своим горем. Секунду он сверлил парня свирепым взглядом. Гришке показалось, что капитан его сейчас ударит. Удивительное дело  —  ему было все равно! Но Тарасов не сделал этого. Он шумно выдохнул, отшвырнул почти до фильтра выкуренную сигарету и приказал:  —  Пошли назад в квартиру.

Он подождал, пока Парфен поднялся, и спросил, когда тот невольно застонал:

 —  Что такое?

 —  Но-га,  —  сквозь сжатые зубы выдавил Гришка, опускаясь на лавку.

 —  Черт,  —  выругался капитан,  —  задирай штанину! Фью-у,  —  присвистнул милиционер и покачал головой. Достав из кармана сотовый, он быстро набрал номер.  —  Кто это?! Омельченко!  —  привычно загремел он в трубку.  —  Давай к остановке на Куприянова! Что не знаешь  —  за угол поверни, а там увидишь! Мы на лавке прямо на аллейке! Давай быстрее  —  у меня раненый!  —  покосившись на Гришку, подмигнул тот и, отключив телефон, пробурчал:  —  Молод ты еще, чтобы целый капитан тебя на себе таскал! Тачку подождем!

Гришка ничего не ответил. Он вновь смотрел на две уродливые тени на асфальте.

«А ведь он себя в первую очередь винит в смерти Артема Михайловича!  —  неожиданно подумалось Парфену.  —  С чего ты так решил?!  —  усомнился он в своих же мыслях.  —  Ты себя в смерти Свирида винишь? Или Макара? Совсем другое дело!  —  возразил он сам себе.  —  Ты их не бросал и тем более... не подставлял! А с чего ты решил, что Тарасов подставил напарника?  —  задал Гришка вполне резонный вопрос.  —  Его вызвали по телефону, он хотел еще кого-то вместо себя прислать!»

Все было так, однако что-то не давало Парфену покоя. Какая-то мелочь, нюанс, ясно указывающий на то, что капитан если не знал, что должно произойти на втором этаже девятиэтажки на окраине Москвы, то, по крайней мере, догадывался  —  точно!

Пытаясь уловить этот самый ускользающий от его восприятия штришок из общей картины, Парфен тупо глядел на серые кляксы теней на лимонном асфальте. Размышлял он об этом несколько минут, пока не приехал за ними сотрудник. И все же тех нескольких минут Гришке хватило, чтобы понять, что же дало ему основание быть уверенным в правоте своих выводов относительно Тарасова,  —  тон следователя, которым он разговаривал с погибшим опер-уполномоченным. В их разговорах, сколько успел заметить за время своего общения с обоими Гришка, у Тарасова иногда проскальзывала мягкая ирония, может, даже небольшая насмешка, и всегда  —  масса уважения! Уважения! Но никогда раньше его тон не был сколь-нибудь заискивающим! На этот раз  —  был!

Увидев подкативший «жигуль» с синей полоской вдоль всего «фюзеляжа», Парфен решительно сплюнул и поднялся. Сильно прихрамывая, он направился к машине. Едва он сообразил насчет Тарасова, у него в один момент поменялось отношение к этому человеку. Раньше для него это был просто мент  —  не хуже и не лучше, чем остальные. У него с ним была выгодная сделка  —  Парфен, пардон, стучит на братков, а тот засовывает его вместо долгосрочной тюряги в программу по защите свидетелей. Программу, правда, еще не утвердили депутаты, но, как говорится,  —  вот-вот! Ее все давно ждали и уже наполовину считали действующей. Так вот, молодой человек, во-первых, в ту же секунду, как до него дошло про Ходакова, сразу потерял всякое доверие к капитану. Глупо доверять человеку, подставившему под пули напарника, с которым проработали вместе не один год. Да и хлеб ломать, поди, не раз приходилось! А во-вторых... во-вторых, Гришка испытывал душевные муки оттого, кем он стал. Как ни крути, Улыбка, хоть и бандит,  —  все же человек. И охранник его  —  тоже человек! Гришка осознавал, что он лишил жизни двоих людей!

Поэтому он признавал как бы невольное право следователя, да и других работников милиции, относиться к нему так, как к нему относились! Но теперь за Тарасовым он такого права не чувствовал. Наоборот, Парфен теперь поставил его ниже себя  —  он убил незнакомых людей, а тот подставил друга!

Тарасов словно чувствовал настроение парня и не пытался тому помочь. А может, не желал из каких-то своих соображений. Гришка проковылял отделявшие его от милицейской машины двадцать с небольшим метров. Тарасов не спеша шел позади.

 —  Где раненый!  —  удивленно уставился на подошедшую парочку усатый сержант с круглым лицом.

 —  Вот он,  —  указав на Парфенова, лаконично ответил Олег Андреевич.

 —  Ясно,  —  стараясь говорить бодро, чтобы скрыть растерянность, ответил сержант. Однако по тону было совершенно очевидно, что на самом деле ничего ему не ясно! Но спорить с начальством, да еще в такой ситуации, себе дороже! Секунду поразмышляв, водитель предпринял единственно правильные, с его точки зрения, действия в данной ситуации. Он распахнул дверь для начальника и затем уже помог сесть Парфенову на заднее сиденье.

Спецфургон остановился. Парфен слегка пошевелился, разминая затекшие руки и ноги. Слегка  —  больше не позволяла теснота. Справа и слева к нему прижимались плечами два зэка. К ним, в свою очередь, другие. Но никто сейчас не вспоминал худым словом худощавого начальника, оставшегося с последней партией конвоируемых у железной дороги дожидаться второй машины. Все же дождь не капал за шиворот! А он потихоньку-полегоньку разошелся не на шутку!

Машина стояла, мотор работал, но высоченные ворота не спешили отползать в сторону.

Гришка сидел и слушал, как частые капли выбивают чечетку по крыше фургона. Он вспоминал день суда.

Глава 8

ГЛАВА 8

День с утра пошел несуразный, начиная с погоды.

Оставшиеся дни Гришка жил на даче за городом. Тарасов сказал, что это его дача, но Гришке казалось, что это не так. Вообще, теперь ко всем словам следователя парень относился с подозрением. Он больше не верил Олегу Андреевичу, менять что-либо было уже поздно. Конечно, отказаться от своих показаний можно было бы и на суде. Но тогда  —  прощай Парфенов-свидетель и получите Парфенова-обвиняемого в двойном предумышленном убийстве! Понятное дело, такой поворот событий Гришку совсем не устраивал. И, несмотря на то, что верить Тарасову Гришка перестал, он все же надеялся на благополучный исход для себя лично. Надежду свою он основывал на том, что все уже зашло очень далеко и вышестоящее начальство капитана тоже в курсе происходящего и не позволит Тарасову самовольничать. Да и поостеречься должен капитан после неудачного покушения  —  если это его работа! Если нет  —  то и те люди, на которых он работает, тоже не могут беспредельничать окончательно! Хотя... что про это говорить, когда даже в тюремных камерах-одиночках свидетелей убивают!

Тарасов в оставшиеся три дня мало общался с Гришкой, только по делу и только при крайней необходимости. После гибели его товарища между капитаном МУРа и свидетелем словно выросла кирпичная стена, ломать которую не собирался ни тот, ни другой!

Олег Андреевич понимал, что парень не виноват в том, что погиб «вечный старлей»  —  это была его работа и он ее выполнял. Так и написали на мраморе плиты: «погиб при исполнении».

Гришка действительно был прав: Тарасов отчасти винил себя в гибели друга, с которым проработал бок о бок в течение десяти лет. Но и ослушаться того, кто вызвал его по телефону, он не мог. Поэтому свое раздражение на сложившиеся таким роковым образом обстоятельства он вымещал на Парфене. Естественно, полностью дать выход своим эмоциям капитан не мог, поэтому просто старался не обращать на парня внимания. Олег Андреевич чувствовал, что может взорваться, и старался избегать Гришку. Тем более что во взгляде Парфенова появилось что-то такое, что очень даже не нравилось капитану.

После нападения Гришку перевели на дачу за город. Увезли той же ночью. Там не было телефона. Во всем остальном условия были гораздо лучше, чем в той двухкомнатной квартире.

Только теперь Гришке запретили любые контакты. Даже работники МУРа могли приезжать только из узкого круга посвященных. На вопрос Гришки, чья это дача, Тарасов хмуро буркнул, что его. Про себя Парфен ехидно отметил, что капитан российской милиции слишком размечтался, потому что такой коттедж он сможет себе позволить только лет через десять, когда станет полковником, если повезет.

В одном их настроение с Тарасовым совпадало  —  они оба считали часы и минуты до суда.

В то утро Гришка проснулся с особым чувством. Подобное состояние испытывает человек, когда просыпается в день своего юбилея. Но если именинник ждет приближения часа торжества с трепетом и радостью, то сердце Гришки выпрыгивало из груди от мысли, что через несколько часов решится его судьба.

Он проснулся очень рано и вышел на крыльцо. Охранявший его старший сержант, тот, что подобрал их с Тарасовым на машине в тот ужасный вечер, зевнул и вышел следом.

Солнце еще только начало свой путь по небосклону, показав из-за горизонта окрашенный багрянцем краешек. Облака кучерявыми барашками разной величины скользили с севера на юг. Ветер редкими порывами тревожил еще зеленую листву на деревьях. Было тепло.

Гришка сел на крыльцо, не спеша закурил первую в этот день сигарету и прищурился на восходящее светило.

 —  Дай сигаретку,  —  требовательно попросил у него милиционер, устраиваясь рядышком.

Гришка протянул ему мятую пачку «Явы». С тех пор как перестали приходить передачки от пацанов, про «Мальборо» пришлось забыть.

Едва они закурили, как землю накрыл сумрак и в лицо бросилась пыль. Тяжелое облако закрыло солнце, и ветер, словно ждавший сигнала, тут же ударил новым резким порывом.

 —  Вот черт!  —  поднимаясь, поморщился круглолицый сержант.  —  А так славно присели!

Следом за песком ветер швырнул первые крупные капли дождя.

Мужчины зашли на застекленную веранду и устроились в плетеных креслах-качалках.

 —  Курите?  —  непонятно для чего спросил второй сотрудник милиции, охранявший Гришку.

Теперь двое конвоиров уже неотлучно находились при Парфене, да и Тарасов не отходил ни на шаг. Невысокий коренастый боец в синей форменной рубашке, брюках и совсем неуставных домашних тапочках стоял в дверях. Непонятно, для чего он задал свой вопрос, ведь и так было совершенно очевидно, что сидевшие в плетенках именно курят!

Гришка молча протянул ему свою пачку, но сотрудник мотнул головой, отказываясь. Он достал из кармана свои сигареты и, поискав глазами, присел на ящик.

 —  Тарасов давно уехал,  —  сказал он коллеге, глянув на часы.  —  Должен уже скоро вернуться!

Дождь так же внезапно, как и начался, прекратился. Как обычно говорят в таких случаях  —  несколько капель брызнуло. Небо опять просветлело, и вовсю засияло солнце. До слуха всех троих донесся звук приближающегося авто. Охранники быстро встали и затушили сигареты. Было совершенно очевидно, что машина идет к ним. Еще минута  —  и два прерывистых гудка огласили окрестности. Секундная пауза  —  и все повторилось.

Насторожившиеся охранники сразу выскочили, не забыв привычно поправиться и на всякий случай расстегнуть кобуры. Хоть сигнал был и правильный, но предосторожность не мешала! В квартиру тоже «правильно» звонили, а вышло все вон как!

Однако из-за ворот раздался голос Тарасова, и сотрудник открыл ворота. Едва Гришка глянул в ту сторону, сердце его екнуло  —  рядом с тарасовской «шестеркой» стояла отцовская старенькая машина. Батя вылез из нее и заметался взглядом по двору, пока не наткнулся на Гришку. Не закрывая машину, он быстро направился к парню.

Тем временем небо опять помутнело и очередное облако закрыло солнце. Дождь, правда, на этот раз не пошел, но ветер опять похулиганил, крутнув поземку из пыли.

С отцом разговор у Гришки никогда не получался. А сейчас и говорить-то было не о чем  —  они понимали друг друга без слов. Просто обнялись крепко, по-мужски, посидели так, затем Тарасов, так и не глянув парню прямо в глаза, велел Гришке садиться в машину.

 —  На заднее сиденье!  —  быстро произнес Олег Андреевич, заметив, что Парфенов-младший открывает переднюю дверцу.

Позади уже сидел коренастый сотрудник, и, едва Гришка сел, следом втиснулся второй охранник. Парфен получился как бы зажатым с двух сторон. Гришке это не очень понравилось, так как лишний раз напоминало, что ему, конечно, доверяют, но не совсем! Отец поехал на своей машине.

Ветер побаловался немного и опять утих. Счастливое светило показало свой сияющий диск из-за края облака.

«Шестерка», не торопясь, покатила по асфальтированной дачной дороге. Минут через пять Тарасов остановился у выезда на трассу. Пропустив «МАЗ», машина повернула вправо и устремилась к столице.

Маленькое облако закрыло ненадолго солнце, затем природа вновь засияла в его лучах.

Сидевшие в салоне автомобиля люди молчали. Говорить было уже не о чем, поэтому каждый просто думал о своем.

Гришка безучастно глазел сквозь лобовое стекло. Единственное, что доставляло ему волнение, так это предстоящая встреча с пацанами. Но Тарасов много поработал с ним на этот счет  —  научил, как вести себя, как держаться. Да и моральную подготовку провел соответствующую. И все же Гришке было не по себе. Об остальном он старался просто не думать. Замелькали знакомые кварталы, сердце забилось чаще. Как ни старался Гришка настроить себя, тревога не покидала. Он нутром чувствовал что-то трагическое и никак не мог себя убедить в том, что все должно закончиться хорошо.

С замершим сердцем вошел он в здание суда. Процесс уже начался. Когда открылась высокая, под самый потолок, обитая черным дерматином дверь, Парфен вдруг испытал такой панический ужас, что хоть разворачивайся и беги!

Зал оказался забит народом. Гул голосов тяжелым рокотом морской волны плыл по проходу. Опустив глаза вниз, Гришка шел следом за коренастым сотрудником, охранявшим его на даче. Следом двигался второй, и замыкал шествие Тарасов.

Сев на свое место, он оказался опять зажат сотрудниками МУРа. Голоса судьи, прокурора, адвокатов словно доносились откуда-то издалека, сливаясь с общим гулом. Один раз только Гришку что-то спросили, и он ответил «да». Глянув на Тарасова, он понял, что ответил правильно.

Уши и лицо горели. Как он ни старался не смотреть в сторону стального загона, словно могучая воля гипнотизера отдавала ему приказ. В определенный момент Гришка не выдержал и...

Вот они все! Крыл, Стас, Косой, Гудок... Гена тоже среди них. В стальном загоне, отделенные от людей толстой решеткой, как хищные звери в цирке от зрителей.

Гришке показалось, что за одну секунду он увидал глаза сразу всех пацанов. Все они смотрели по-разному: кто зло, с откровенной ненавистью, кто презрительно, а некоторые просто отвели глаза, будто боясь испачкаться о Гришкин взгляд. Хуже всех смотрел Гена Хворост. Он не отводил глаз от бывшего члена бригады, ставшего предателем и приговорившего всех в одночасье! Он смотрел холодно, без эмоций, но от этого взгляда по Гришкиной спине пробежали мурашки, и он поспешно отвел взгляд. Так в зверинце смотрит волк на подошедших к его клетке зевак, холодно, с полной уверенностью в своей силе. «Погоди, когда-нибудь этой решетки не будет, и я чиркну клыками по твоей нежной шейке!»  —  недвусмысленно говорил этот взгляд.

Все это Гришка прочитал в глазах Хвороста. Ему стало жутко. Язык присох к гортани. Одно дело  —  бумажки, другое  —  вот так, глаза в глаза! «Тарасов предупреждал тебя, что тяжело будет! Крепись!»  —  заставлял себя думать Гришка, но вновь прятал глаза. Теперь ему казалось, что абсолютно все в зале, включая и судью с прокурором, бросают ему укор.

Григорий понимал, что это наваждение, но ничего не мог с собой поделать.

Судья что-то сказал, и зал неожиданно притих. Сидевший рядом старший сержант толкнул его локтем в бок, и тут Гришка понял, что женщина в очках второй раз выкрикивает его фамилию.

Парфенов встал. Его попросили подойти. Некоторое время он слушал вопросы, пытаясь осознать их суть, затем понял, что толково ответить не сумеет, и стал по предложению отвечать только «да» или «нет».

 —  Парфен, сука! Что же ты, гнида, делаешь?!  —  услышал он выкрик со стороны клетки.

Кровь отхлынула от его лица, полный яростного презрения взгляд прожег его насквозь.

 —  Убью, падла!  —  истерично выкрикнул Гудок.

Сотрудники милиции сразу же ринулись наводить порядок. Опустошенный, Парфен сел на свое место. Чувствовал он себя так, будто на него вылили бочку дерьма и теперь от него вони  —  на километр! Не отмыться вовек!

Но, оказалось, это не самое страшное. Судьба подготовила Гришке коварный и подлый удар. Знал ли Тарасов о предстоящем с самого начала? Теперь Парфен на сто процентов был уверен, что  —  да! И разубедить его в таком положении вещей было невозможно!

 —  Встать, суд идет!

Парфенов поднялся. Переминаясь с ноги на ногу, Григорий обратил взор на пухленькую женщину с большими очками на носу  —  народную судью, собравшуюся зачитать приговор,

 —  Лыкову Станиславу, обвиняемому по статьям ...за содеянные преступления... признать виновным.... Хворостову Геннадию Васильевичу...

Гришка вслушивался в знакомые имена и незнакомые по большинству фамилии и отчества пацанов и с замершим сердцем ждал, чем закончит судья свою речь. Он почти физически ощущал, как они ненавидят его! Лютой, непрощающей ненавистью!

 —  Пятнадцать лет!

 —  Двенадцать!

Сроки словно падали на его плечи. Гришка боялся повернуть голову в сторону стальной клетки. Ему казалось, что один взгляд находившихся внутри загона способен испепелить его на месте.

 —  Хворостов Геннадий Васильевич приговаривается к пожизненному заключению!

 —  Ох!  —  одновременно выдохнул весь зал, содрогаясь от столь сурового приговора. И сразу следом крик смертельно раненного зверя:

 —  Гришка, падла, ты труп! Бля буду!

 —  Увести осужденных. Объявляю перерыв. После перерыва будет слушаться дело Григория... Парфенова.

 —  Чтоб тебе пожизненное, как мне, припаяли, сука!  —  услышал он откуда-то издалека крик Хвороста и его сатанинский смех.

Издалека потому, что, едва Парфен услышал свою фамилию, ему будто ватой заткнули уши.

«Как? Почему дело? Почему не свидетель?!»  —  дробно застучал пульс в висках, и Парфен почувствовал, что пол уходит у него из-под ног.

Он повернулся в сторону Тарасова, но тот торопливо отвел взгляд. Совсем как он сам недавно.

«Ему-то чего стыдиться!  —  неожиданно про себя сардонически усмехнулся Гришка.  —  Он хорошо выполнил свою работу! Развел лоха, как говорят наши! Наши? Все! Теперь они не ваши! Теперь ты  —  сука! «Красный» человек, сдавший своих! И к тому же  —  потенциальный покойник! За Улыбку  —  раз! За пацанов  —  два!»

Мысли текли на удивление плавно и спокойно. Реальность перестала интересовать его. Все, что творилось вокруг него, расплывалось и пульсировало, порой сливаясь в общую однородную массу.

Единственное, что ощущал четко Парфенов, так это то, что его теперь крепко держат недавние телохранители, а теперь  —  конвоиры.

Его препроводили в загон, где еще совсем недавно сидели пацаны. Перед этим из общего калейдоскопа ненадолго выплыло лицо Тарасова. Капитан что-то быстро говорил ему, но Гришка уловил из его скоростного монолога только то, что депутаты почему-то отклонили закон о защите свидетеля. Но Тарасов все же выторговал ему какие-то льготы. Парфенов принял это сообщение совершенно равнодушно. Он даже не взял в голову мысль, можно ли теперь верить Тарасову. Просто отмел ее как бессмысленную. Человек, предавший своего напарника. Что от него ждать?!

Свой приговор  —  семь лет  —  Гришка выслушал равнодушно. Адвокат (уже другой  —  женщина) шепнула ему, что это лучший исход дела, что следователь не обманул его...

Парфену было на все наплевать! Он с удивлением смотрел на молодую женщину, одетую в дорогой строгий костюм, и чуть ли не весело думал: «Дура она или нет?! Семь лет, пять, год  —  какая, к чертям собачьим, мне разница? Да я недели в колонии не проживу! Меня либо те, либо другие прикончат!»

Единственное, что заставило его на секунду вый-ти из оцепенения,  —  глаза отца. Он глянул на зал и случайно увидел его. Матери и сестры не было. Две скупые слезинки пробежали по морщинистым щекам отца, выцветшие глаза глядели на непутевого сына с нескрываемой болью. Гришка опустил голову.

«Все!  —  подумал он.  —  Каюк! Считай  —  попрощался!»

Жизнь для Гришки оборвалась в тот момент, когда судья захлопнула папку и положила на стол. Словно подчеркнула  —  все, отрезано!

Ноги стали ватными и плохо слушались. Парфена вывели из загона, и «воронок», от которого Парфен уже успел отвыкнуть, вернул его в камеру.

Там, кроме него, находились еще два человека. Увидев их, Парфен насторожился, затем его вновь охватила апатия. В жизни все для него потеряло смысл. Не было семьи, друзей  —  все это осталось в прошлом. Любимая  —  маленький подарок судьбы на прощание  —  тоже ускользнула от Григория, как вместе с пробуждением уходит сказка счастливого сна.

Он опустился на нары и закрыл руками лицо. Хотелось разреветься, как в далеком детстве! Но слезы не приходили.

Худой жилистый мужик и молодой парень, почти Гришкин ровесник, даже не глянули в его сторону. Каждый из них приходил в себя после вынесенного приговора и свыкался с мыслью, что именно столько лет приведется провести без родных и близких.

У Гришки не было даже и этого! Он понимал, что лагерь для него  —  это верная смерть!

Дождь продолжал требовательно барабанить по стальным листам обшивки спецфургона. Парфен чуть повернулся, расслабляя затекшие члены.

«Везунчик!»  —  неожиданно вспомнил он полные зависти глаза сестры.

«Вот так везунчик!»  —  невидимая в полутьме фургона улыбка скользнула по его губам.

Машина тронулась, и Гришка понял, что она въехала на территорию колонии. Свобода вместе с прошлым осталась на грязной, размытой осенним дождем владимирской дороге.