Глава 1. Дело № 26339

Глава 1

Дело № 26339

 Я сидел в своем адвокатском офисе и играл в компьютерную игру. В нашей профессии часто бывает так: либо много клиентов, либо совсем нет. Сегодня дел не было никаких. Я уже начал думать о том, что нужно взять очередной отпуск и съездить куда-нибудь отдохнуть.

 Встав из-за стола, подошел к небольшому глобусу, вмонтированному в бар, и, повертев его, стал размышлять – куда бы поехать на сей раз? Но глобус мне бы все равно не помог в выборе. Есть некоторые страны, для поездки в которые не нужна виза – можно просто пойти в туристическое агентство и купить путевку, а уже завтра улететь на отдых. Но таких стран, да еще чтобы лететь не очень долго, было немного. Поэтому я, вернувшись за стол, открыл один из каталогов острова Кипр и стал перелистывать его, размышляя, в каком из отелей мне лучше остановиться.

 Когда я рассматривал цветные фотографии красивых пальм и шикарных отелей, зазвонил мобильный телефон. Взяв трубку, услышал незнакомый женский голос, который назвал меня по имени-отчеству. Я ответил. Незнакомка поздоровалась и представилась Светланой Цветковой, которая по рекомендации – имя я не разобрал – хотела бы со мной встретиться, чтобы заключить соглашение о юридической помощи. Я сказал, что она может приехать в любое удобное для нее время.

 – А как вы смотрите на то, что я приеду в течение сорока-пятидесяти минут? – спросила Светлана.

 Я взглянул на часы. Было около полудня.

 – Ну что же, приезжайте. Я на месте.

 Я хотел объяснить ей, как проехать в офис, но она остановила меня:

 – Ваш адрес я знаю.

 Я достал папку, проверил наличие в ней чистой бумаги, чтобы записывать какие-либо данные. Включил диктофон. Батарейки в нем стояли свежие. Все было готово к приему посетительницы.

 Усевшись за стол, я снова посмотрел на часы, прикидывая, сколько времени осталось до приезда клиентки.

 Каждый раз, когда мне кто-то звонит и представляется, меня не интересует, кто их направил. Главное, что клиенты есть и с ними можно работать. К нам, адвокатам, кто ведет уголовные дела, в основном люди приходят посредством так называемого «сарафанного радио». Ведь адвокатов выбирают в основном по тем клиентам, которым ты помог. Они, в свою очередь, рекомендуют тебя своим знакомым и родственникам. Чаще всего таких адвокатов я и видел в следственных изоляторах, в тюрьмах, где происходит так называемая адвокатская тусовка. Где нас еще можно встретить? Три места – следственные изоляторы, суды и кабинеты следователя. Поэтому, если говорить о рейтинге адвокатов, то тот, кто чаще всего бывает в этих местах, и является самым востребованным, а совсем не тот, кто мелькает на телеэкранах и о ком пишут газеты.

 Мои размышления прервал звонок мобильного телефона. Я взял трубку и увидел на дисплее надпись «Саша». Это был мой помощник. В прошлом он работал оперативником МУРа и был моим ярым оппонентом, в какой-то мере даже врагом. Действительно, как он мне неоднократно говорил, я выпускал тех клиентов, которых его отдел активно разрабатывал, а иногда и ловил с поличным, надевая на них наручники в тот момент, когда они вытаскивали свои «стволы» или совершали какое-то другое преступление. А дальше начиналась работа адвоката. Спустя какое-то время эти люди оказывались на свободе. И кто был в этом виноват? Либо коррупционные судьи, либо адвокат. Но судей поймать за руку не так просто: судейский иммунитет – неприступная крепость для оперативников. А вот с адвокатом разобраться проще. Поэтому я и получал от муровцев угрозы, намеки на всевозможные проблемы, которые могут у меня возникнуть. Конечно, их можно было понять – они тратят время, усилия, рискуют жизнью, а тут раз – и вся работа сведена на нет, задержанный выходит на свободу, да еще и посмеивается над ними: ну что, лохи, как я вас обвел! Конечно, какое может быть отношение оперативника к адвокату, который способствовал освобождению своего клиента? Самое негативное. Вот такую неприязнь я и получал от Саши до того момента, пока с ним самим не произошла неприятность. Саша был задержан и впоследствии арестован по одному из дел. Статья, по которой его обвиняли, была типичной для категории оперативных работников и следователей – превышение служебных полномочий. Дело было достаточно темным: то ли он выполнял свои обязанности, то ли решил заработать на каком-то «леваке» – задержал он со своими товарищами бизнесмена-кавказца. А за этим бизнесменом, которого задержали и незаконно поместили в отделение милиции на небольшое время, стояли достаточно сильные и влиятельные люди одной из структур законодательных органов. Были подключены высокие чины в лице генералов с Лубянки, которые посчитали, что деятельность муровцев – не что иное, как деятельность «оборотней». Началось служебное расследование, а потом по линии прокуратуры было возбуждено уголовное дело. Тут произошел раскол. Каким-то образом некоторые муровцы сумели выйти сухими из воды, а Саша был помещен в следственный изолятор. Тогда, как ни странно, на защиту этого муровца, который не так давно был моим оппонентом, был приглашен я. Конечно, я задал вопрос: почему именно я? Но человек, который приглашал меня, сказал, что Саша сам просил об этом, в надежде на то, что я его так же выпущу, как и других своих клиентов из криминального мира.

 С этого момента я начал работать с Сашей. Действительно, примерно через год дело было прекращено, Саша вышел на свободу. Но желания возвращаться на Петровку у него не было. Он посчитал, что Петровка его предала – не подключила тот объем защиты, который был раньше, при прежнем министре внутренних дел, а, наоборот, всячески от него открещивалась. Такое отношение к сотрудникам появилось после знаменитого «дела оборотней», когда группа сотрудников МУРа была осуждена на длительные сроки. Но Саша не входил в эту бригаду и не занимался теми делами, которые инкриминировались его коллегам. Одним словом, Саша остался не у дел. Отмечая его благополучное освобождение в ресторане, мы с ним завели разговор об американской системе, когда адвокат работает, а оперативное сопровождение его осуществляет частный детектив, который в прошлом был сыщиком. Так у нас родилась идея работать совместно. Но поскольку клиентура ко мне приходила не каждый день и потребности в ежедневной работе для Саши не было, он устроился еще в какое-то охранное предприятие, чтобы иметь постоянный заработок, но основную часть времени проводил со мной. Вот и сейчас он звонил мне, чтобы поинтересоваться, нет ли работы. Я его предупредил, что сейчас ко мне едет клиентка и, возможно, работа для него появится.

 – Может, мне сразу и подъехать? – предложил Саша.

 – Почему бы и нет? Клиентка обещала приехать минут через сорок, уже двадцать прошло.

 – Хорошо, я буду минут через тридцать.

 Вскоре раздался сигнал видеодомофона. Я нажал на кнопку, и дверь открылась. Через минуту клиентка вошла в приемную. Я поздоровался и предложил ей войти в кабинет.

 На вид женщине было около сорока лет. Стройная, с белоснежными длинными волосами. Ухоженные руки, обилие колец с драгоценными камнями на пальцах, дорогая одежда говорили о том, что она не испытывает недостатка в средствах. Присев на стул, она представилась:

 – Меня зовут Светлана Васильевна Цветкова. Я антиквар.

 – Ну что же, очень приятно, Светлана Васильевна, – улыбнулся я в ответ. – Чем могу быть полезен?

 – Сначала я бы хотела с вами посоветоваться, а потом спросить, не могли бы вы взяться за мое уголовное дело, помочь мне. Точнее, пока его нет, но должны возбудить.

 – И вы проходите…

 – Я прохожу как потерпевшая.

 – Хорошо, – сказал я, – если я буду в силах, то помогу вам.

 – Спасибо, – кивнула женщина. – Ну что, мне рассказывать? Вы будете записывать?

 Я достал лист бумаги и авторучку.

 – Хотите, мы запишем наш разговор на диктофон? – предложил я, вытаскивая из ящика стола цифровой диктофон.

 – Мне все равно, – ответила Цветкова. – Можно я закурю?

 – Конечно.

 Женщина достала из сумки пачку тонких сигарет и золотистую изящную зажигалку, быстро закурила и, сделав затяжку, задумалась.

 – С чего мне начинать? – спросила она.

 – С чего вам будет удобно.

 – Тогда я начну издалека, с момента моего приезда в Москву и начала работы.

 Мне было все равно. Я выслушивал все, что рассказывали мне клиенты, а лишнюю информацию просто не брал во внимание. Наиболее важное я записывал, анализировал и в дальнейшем сопоставлял с фактами, которые доносил до меня клиент.

Глава 2. Клиентка

Глава 2

Клиентка

 Женщина помолчала, собираясь с мыслями, и начала свой рассказ.

 – В Москву я приехала шесть лет назад из Ленинграда. Я – кандидат искусствоведения, до этого работала в одном из музеев Питера. Но получилось так, что работа в музее и занятие искусством и антиквариатом стали не только моей профессией, но и частью жизни. Мне хотелось независимости, чтобы не было никаких начальников, которые бы меня контролировали и инструктировали. Поэтому я решила открыть частный антикварный магазинчик. Естественно, для этого был необходим первоначальный капитал. Имея кое-какие сбережения, а также одолжив деньги у родителей, я решила начать свой бизнес именно в Москве. Вы можете спросить, почему в Москве. Я подумала, что столица – это центр не только деловой активности России, но и место тусовки любителей антиквариата, продавцов и скупщиков раритетов.

 Я приехала в Москву. Вначале было огромное желание начать свое дело и преуспеть в нем. Не стану рассказывать, какие препоны я преодолевала. Могу сказать только, что за четыре года я сумела заработать денег, купить квартиру, открыть небольшой салон в центре Москвы и путем различных операций собрать небольшую коллекцию.

 Нужно сказать, что современный антиквар – в какой-то мере посредник между продавцом и покупателем. Он имеет с ними достаточно доверительные отношения. Ведь если продавец приносит картину или иное произведение искусства, то антиквар с ним беседует, старается узнать историю предмета. Затем, когда появляется покупатель, антиквар должен ему все рассказать и найти дополнительного эксперта, то есть подтвердить подлинность данного произведения искусства. Поэтому антиквар – звено в цепочке. Иногда получается, что услугами одного эксперта не обойдешься, приходится приглашать и второго, и третьего – по требованию покупателей, которые платят немалые деньги и хотят быть уверенными, что приобретают не фальшивку.

 – Таким образом, – продолжила свою историю Светлана Васильевна, – мне необходимо было взять в аренду какое-нибудь помещение. Попалось помещение в центре города, недалеко от Гостиного Двора. Стоимость аренды оказалась немалой – около пяти тысяч долларов в месяц. Эту сумму необходимо было заработать. Кроме этого, требовались деньги на содержание персонала – надо было взять в свой магазинчик трех-четырех человек – охранника, продавцов и товароведа. И должна появиться прибыль. Чтобы заработать на все – а получилось около десяти тысяч долларов, – необходимо было крутиться.

 Откуда бралось все то, что я выставляла на продажу? Прежде всего, некоторые вещи доставала в отдаленных уголках страны. Я исследовала окрестности «Золотого кольца», ездила в небольшие города. Но там практически все было вычищено. Правда, что-то мне все же удалось приобрести для последующей продажи. Затем, когда появились деньги, я стала выезжать за границу на аукционы. Конечно, главная мечта любого антиквара – это участие в аукционе Sotheby’s. Но и кроме него есть много аукционов, которые проводятся в разных странах несколько раз в году. Существуют выставки, галереи, где происходит не только купля-продажа, но и профессиональная тусовка. В этой тусовке меня постепенно стали узнавать. Круг моих знакомых – антикваров, покупателей и продавцов – расширялся.

 Начала работать вторая составляющая моего бизнеса. Мне стали приносить разные произведения искусства, и я их продавала. Основные эксперты были из Центра экспертизы имени Грабаря. Там я познакомилась с несколькими специалистами, которые, естественно, не бесплатно выдавали соответствующие заключения.

 По картинам я специализировалась на русском искусстве, и количество художников было ограничено. Нужно сказать, что русская живопись наиболее популярна и востребована. Многие коллекционеры охотно покупают ее. Первой волной было увлечение живописью Айвазовского. Но постепенно эта волна стала сходить на нет, поскольку все произведения художника оказались раскуплены и стало появляться много подделок. Затем были другие художники.

 Я продолжала заниматься своим крепким уже бизнесом. В моей галерее стало много произведений искусства: картины русских художников, статуэтки, иконы, – одним словом, произведения старины, антиквариат. Мне везло. Недаром я была кандидатом искусствоведения и неплохо разбиралась в раритетах. Кроме того, трудолюбие и предприимчивость, в определенной степени риск давали хорошие результаты. Надо сказать, что антиквариат с каждым годом дорожал. Некоторые цены взлетели на сто процентов, а то и больше. И работа антиквара заключалась в том, чтобы как можно более выгодно продать вещь. Ведь определенной цены нет. Так, одну картину, которая условно стоит сто тысяч долларов, можно продать за сто, а можно и за сто пятьдесят, и за двести. Все зависит от покупателя. Кто-то начинает торговаться, а кто-то выкладывает деньги сразу.

 Надо сказать, что среди русских предпринимателей, которые быстро разбогатели на нефтяном бизнесе, а также на алюминии, металле и угле, появилось большое количество людей, начавших собирать картины. Коллекционирование картин стало среди них модным и престижным. Ведь недаром многие коллекционеры не хвастались своими автомобилями последних марок стоимостью сто-двести тысяч долларов. Картины стоили гораздо дороже, поэтому это было и определенным вложением капитала. Цены начали расти. На этой волне и мой бизнес стал продвигаться вверх. Я разбогатела.

 Светлана Васильевна вытащила из пачки еще одну сигарету и вопросительно взглянула на меня.

 – Курите, курите, – улыбнулся я.

 – Может быть, я рассказываю слишком долго и не нужное для вас? – спросила она.

 – Нет-нет, пока все очень интересно!

 – Тогда я продолжу, – сказала Светлана Васильевна. – За пять лет работы у меня собралась достаточно серьезная коллекция антикварных вещей, часть из которых, правда, были чужие, а представлены в моем магазине на реализацию. Я сумела купить две квартиры, одну из них – в центре Москвы, на Остоженке… Знаете, есть такая «Золотая Миля»?

 Я кивнул.

 – У меня было две машины – «Мерседес» и «БМВ», каждая из которых стоила пятьдесят-шестьдесят тысяч долларов. Кроме этого – золотые часы, бриллианты, кольца и другая мелочь. Одним словом, было состояние, нажитое трудом и потом. Слава богу, не кровью… пока, – добавила Светлана Васильевна, затянувшись. – А дальше – дальше наступил тот день, когда я повстречалась с этими людьми. Теперь я подошла к самому главному. – Она смяла в пепельнице недокуренную сигарету и достала из сумочки тонкую папку. – Это мое так называемое досье.

 Светлана Васильевна вытащила из папки листок. Это была ксерокопия трех черно-белых фотографий с пояснениями под ними.

 – Первым ко мне в галерею заглянул Илья Яхонтов. Он тут первый, – она показала на фото. На меня смотрел мужчина лет пятидесяти пяти, с короткой стрижкой. – Появился он в моей галерее примерно год назад, и достаточно своеобразно. Я запомнила его фразу на всю жизнь.

 – Какую фразу? – поинтересовался я.

 – Ту, с которой он начал разговор и наше знакомство. Вы запишите ее, пожалуйста!

 Я молча взял ручку и приготовился писать.

 – Он подъехал к моему магазину на «Мерседесе». С виду это был достаточно солидный мужчина, лет пятидесяти пяти. Он молча вошел в магазин, огляделся вокруг, бросил взгляд на висящие на стенах картины, на бронзовые статуэтки. Затем, остановив взгляд на мне и, вероятно, поняв, что я являюсь владелицей этой галереи, неожиданно проговорил:

 – Давненько антикваров не отстреливали?

 Я остолбенела от неожиданности. Почему именно ко мне он обратился с этим вопросом? Я посмотрела мужчине в лицо. Что-то неприятное, колючее было в его взгляде. Неожиданно посетитель заговорил совершенно о другом – стал интересоваться выставленными предметами. Из разговора я поняла, что человек немного в искусстве разбирается – именно немного.

 Мы с ним проговорили около двух часов. Я узнала, что приехал он из далекого сибирского города, разбогател на алюминии, перебрался в Москву, купил квартиру, загородный дом в Подмосковье, естественно, по Рублево-Успенскому шоссе, и сейчас по акциям от его предприятия получает немалые деньги. Но, учитывая, что просто хранить деньги в наше время невыгодно, он вкладывает их в произведения искусства. А поскольку он еще в этом деле новичок, то ему необходима была моя помощь.

 Я охотно согласилась. А дальше Илья Яхонтов пошел по нестандартному пути. Он предложил мне поближе познакомиться и, так как рабочий день заканчивался, поехать к нему домой – а квартира его находилась рядом – посмотреть его коллекцию, а затем поужинать в ресторане. Я согласилась. Мне как женщине было очень интересно, что представляет собой этот мужчина, какая у него коллекция.

 Вскоре я закрыла свой магазин. Мы отправились на Кропоткинскую улицу, где он жил. Квартира оказалась большая, четырехкомнатная. Длинный коридор говорил о том, что раньше это была коммуналка. Илья показал мне несколько картин. Некоторые из них были достаточно дорогими. У меня сложилось впечатление, что он и в самом деле коллекционер.

 Дальше он стал показывать мне фотографии, на которых был изображен он в компании с разными людьми.

 – Вот это, – пояснял он, – большой милицейский чин… Это – алюминиевый магнат… А это криминальный авторитет. Все это – мои земляки. Вы знаете, у нас городок немаленький, и в нем много представителей именно этих трех категорий – криминальных авторитетов, включая воров в законе, алюминиевых воротил, а также милицейских чиновников, многие из которых, кстати, перебрались в Москву, получив повышение по службе.

 В дальнейшем Илья частенько хвастался своими связями в милиции и в криминальном мире. Он иногда даже говорил:

 – А не позвонить ли мне «оборотням»?

 Набрав номер того или другого милиционера, он интересовался, как у того идут дела, как они выполняют план по раскрытию преступлений и задержанию. Наверное, это было частью психологического воздействия на меня…

 Светлана Васильевна снова закурила. Стало видно, что она волнуется.

 – В этот же вечер мы пошли в один из арбатских ресторанов поужинать. Илья снова хвастался своими связями. Неожиданно он сказал, что у него есть друг, некий Павел Кремнев, из его города, который тоже является алюминиевым магнатом и собирается купить большое количество картин. Илья добавил, что познакомит меня с ним, уверен, что тот обязательно купит у меня несколько картин. Но при этом он хотел бы иметь определенный процент – комиссионные. Я охотно согласилась. Нужно было только оговорить величину процента. Яхонтов предложил достаточно невысокий навар.

 – Вот видите, – усмехнулся Илья, – наше знакомство оказалось выгодным для нас обоих!

 Не откладывая на потом, он вытащил из кармана мобильник и набрал номер.

 – Паша, привет, это я, – произнес он. – Хочу познакомить тебя с хорошим специалистом по антиквариату. Приезжай в ресторан на Кропоткинской, мы тут отдыхаем.

 Примерно через полчаса появился Павел Кремнев. На вид ему было примерно столько же, сколько и Илье, может, на пару лет поменьше. Был он невысокий, с коротко стриженными седыми волосами. Мужчины тепло поздоровались. Как я поняла, они когда-то работали вместе. После того как Яхонтов познакомил нас с Кремневым, он как бы отошел на второй план, и Кремнев в наших дальнейших отношениях играл ведущую роль. Надо сказать, что Павел Кремнев был жадным до покупки всякого рода антиквариата, особенно русского искусства. Он в течение года купил у меня восемь картин на сумму около двух миллионов долларов.

 Я присвистнул:

 – Это сколько же каждая картина стоила?

 – Сто, сто пятьдесят, двести тысяч долларов, – ответила Светлана Васильевна.

 – Хорошие деньги! Но вы же, наверное, их покупали на аукционах не за эти суммы?

 – Конечно, дешевле. Естественно, в цену закладывались мои комиссионные плюс экспертная очистка – заключение эксперта. Все картины были с документами. Так вот, Кремнев стал звонить мне по нескольку раз в день. При этом он не только интересовался каким-то конкретным предметом или консультировался у меня, когда покупал что-то у других антикваров или художников, но и стал выспрашивать у меня про мою личную жизнь – пойду ли я с ним сегодня вечером на концерт, была ли сегодня утром в спортклубе… Создавалось впечатление, что он контролирует меня такими звонками. Сначала я думала, что он клинья подбивает – хочет сделать меня своей любовницей… Но он был женат и иногда приезжал ко мне в салон с женой. Все продолжалось так примерно около года. За это время мы достаточно тесно сблизились с Кремневым. Он познакомил меня со своим заместителем, неким Сергеем Зайцевым. Тому было лет тридцать пять, и у Кремнева он служил кем-то вроде порученца – и водителем, и охранником… Естественно, никаких идей по поводу покупки антиквариата у Зайцева не возникало. К тому времени я уже побывала на даче у Кремнева, как, впрочем, и у Яхонтова, была в его квартире на Юго-Западной. Мы часто перезванивались. Купив у меня картины на такую сумму, он втерся ко мне в доверие. Да, вот еще что, – немного помолчав, добавила Светлана Васильевна, – часто получалось так, что он покупал картины для каких-то своих знакомых, подъезжал, показывал ту или иную картину и говорил, что ему не хватает какой-то суммы денег. Я ему без расписки стала давать десять, двадцать, а то и тридцать тысяч долларов, которые он всегда на следующий день возвращал.

 – Одним словом, отношения у вас были доверительные, – подытожил я.

 – Да, доверительные, – кивнула Светлана Васильевна. – Дальше начались проблемы с недвижимостью. Вначале мой арендодатель, владелец помещения, где находился магазин, поднял арендную плату до десяти тысяч долларов в месяц. Мне было трудно выплачивать такую сумму. Хотя, конечно, я чаще стала бывать за границей, привозить с аукционов картины. Но платить каждый месяц по десятке было непросто. Затем арендодатель неожиданно отказал мне в продлении договора аренды, причем сделал это за два месяца до конца года. Для меня это было странным. Почти четыре года я арендовала помещение, платила за него исправно. Но владелец помещения почему-то наотрез отказывался продлевать договор… И тогда вмешался Кремнев. Как только он узнал, что мне не продлили договор, он тут же предложил встретиться за ужином в ресторане.

 – Света, – сказал он, – а может быть, и к лучшему, что он не продлил вам договор! Вам надо искать собственное помещение.

 – Но у меня нет таких денег! – ответила я. – Вы же знаете, сколько сейчас стоит недвижимость в Москве! А я должна купить помещение только в центре. На окраине открывать антикварный магазин смешно.

 – Само собой! Давайте обратимся в несколько риелторских компаний, – предложил Павел, – пусть они подыщут помещение.

 Так я и сделала. Началась долгая процедура подбора помещения. За месяц я посмотрела около пятнадцати различных вариантов. И каждый раз на просмотре помещения меня сопровождал Кремнев со своим помощником Зайцевым. И всегда он находил какой-либо изъян, категорически отговаривая меня от покупки. Хотя, надо сказать, пара мест заслуживала внимания. Но Кремневу то не нравилось расположение – он говорил, что нет места для стоянки машин, а уважающий себя человек с большими деньгами не остановится, если негде парковать его лимузин, то придумывал еще что-нибудь. Одним словом, я уже устала от этой беготни. Но выхода не было – требовалось искать помещение. И тут мне позвонил незнакомый мужчина и представился Клепиковым Федором Ивановичем, независимым риелтором, владельцем небольшой фирмы по продаже недвижимости. Тогда я не задавалась вопросом, откуда он узнал мой телефон. В конце концов, я работала со многими риелторами, наверное, думала я, кто-то из них дал ему мой номер. А может, он нашел меня в компьютерной базе покупателей, искавших помещение. Короче, Клепиков поинтересовался, какое мне нужно помещение. Я сказала, что оно должно быть размером сто пятьдесят квадратных метров. Он тут же ответил, что есть прекрасное помещение в районе Кропоткинской, общей площадью в четыреста метров, но по очень низкой цене. Дальше все было очень странно. Как только я положила трубку, мне тут же перезванивает Кремнев и интересуется, как дела. Я, естественно, передаю ему разговор с Клепиковым и рассказываю о предложенном помещении. Кремнев говорит, что помещение нужно немедленно посмотреть.

 – Но у меня нет таких денег, – сказала я, – чтобы купить помещение в четыреста квадратных метров! Да мне и не нужно такое большое!

 – Ничего, – сказал Кремнев, – надо посмотреть. Если это предложение стоящее, то я вам найду партнера, который охотно купит вторую часть помещения. При этом мы с вами сможем и подзаработать.

 Так как наши отношения были доверительными, то у меня не возникло никакого сомнения…

 На следующий день мы поехали на Кропоткинскую смотреть помещение. Действительно, помещение было хорошим. Оно представляло собой двухэтажный особняк, расположенный в тихом арбатском переулке. Первый этаж продавался, на втором находились частные квартиры. Помещение мне очень понравилось. К тому же тут было два отдельных входа – с правой и с левой стороны. Кремнев был в восторге.

 – Вот это то что надо! – горячо убеждал он меня. – Прекрасно! Помещение делится на две части – у вас отдельный вход, и у моего знакомого тоже. Я вам представлю этого человека.

 При этом самого Клепикова, как ни странно, не было. Присутствовали только два риелтора – две девушки странного вида, совершенно не похожие на сотрудников фирмы по продаже недвижимости.

 Теперь нам нужно было переговорить с владельцем помещения, которым являлся все тот же Клепиков. Тогда Кремнев предложил мне позвонить Клепикову на фирму и подъехать к нему для переговоров, что мы и сделали.

 Офис Клепикова находился в бизнес-центре на Фрунзенской набережной. Мы с Кремневым доехали до балетной школы Большого театра. Дальше мы оказались перед большой огороженной территорией с современной проходной с электронной системой пропусков.

 – Нам в риелторскую фирму «Атлант», – сказал Кремнев вахтеру.

 – Одну минутку, – вахтер снял телефонную трубку и набрал короткий внутренний номер.

 Мы вошли во двор и оказались перед большим трехэтажным зданием. Вероятно, раньше это было помещение заводоуправления. Сейчас же новые владельцы переделали его под бизнес-центр. Мы вошли на первый этаж. На дверях я заметила множество табличек с названиями. Риелторская фирма находилась на втором этаже. Мы поднялись туда. Открыв дверь с табличкой «Атлант», мы оказались в офисе. В первой комнате сидели секретарша и один из риелторов. Во второй находился кабинет Клепикова.

 Здесь стояли шкафы, ксерокс, факс, на столах лежали разные папки, но, что мне показалось странным, не было ни одного клиента.

 Мы прошли в кабинет. Клепиков – мужчина лет сорока пяти, темноволосый, с намечающейся лысиной – поздоровался с нами. Я поинтересовалась, почему у него так мало сотрудников и нет посетителей, ведь в риелторских фирмах всегда много народу. Клепиков объяснил, что его фирма занимается эксклюзивными помещениями и работает он с узким кругом людей, подыскивая большие элитные помещения.

 – Предварительно я выкупаю это помещение, – говорил Клепиков, – и, естественно, зарабатываю на разнице.

 Он достал документы, поэтажный план помещения и стал рассказывать о его достоинствах. Наконец мы подошли к главному вопросу – какова цена этого помещения.

 – Я отдам вам помещение по цене тридцать пять тысяч долларов за квадратный метр, – сказал Клепиков. Тут в разговор вступил Кремнев.

 – Это несерьезно! – проговорил он. – Мы покупаем у вас все четыреста метров. Давайте нам скидку!

 Клепиков долго что-то высчитывал на калькуляторе, потом произнес:

 – Хорошо. Готов уступить по тридцать тысяч.

 – Нет, – покачал головой Кремнев, – давайте по двадцать пять – и мы берем помещение, вносим деньги в течение двух дней.

 Я удивленно посмотрела на него. За это время я не смогу найти пять миллионов долларов, чтобы купить свои двести метров! Конечно, для центра цена была невелика. Другие риелторы просили тридцать пять – сорок тысяч долларов за метр. И первоначально Клепиков назвал правильную цену.

 Кремнев подмигнул мне и прошептал, что объяснит все позже. Снова Клепиков что-то высчитывал, думал, потом сказал, что согласен, но необходимо совершить сделку максимум в течение трех дней, после этого срока цену он повысит.

 Когда мы вышли из офиса Клепикова, Кремнев сказал:

 – Это обычный прием риелтора.

 – Но где же мне взять такие деньги? Я и пяти миллионов найти не смогу, не говоря уже об этой безумной сумме за четыреста квадратов!

 Тут Кремнев сказал, что у него есть хороший друг, который тоже занимается алюминием, он приехал в Москву и сейчас ищет себе квартиру в центре города. Я же твердила одно – что не смогу найти сумму для покупки двухсот квадратных метров. Но и на это у Кремнева нашелся ответ.

 – Мой друг сейчас ищет себе квартиру, – сказал он. – У вас же, насколько мне известно, есть квартира в центре, на Остоженке. Как мне известно, площадь вашей квартиры сто метров?

 – Да, – кивнула я.

 – Вот и хорошо. Мой друг ее купит. У него знаете сколько денег? Он и торговаться не будет.

 – А как его зовут?

 – Андрей. Завтра он приезжает в Москву.

 – Но если мы даже и продадим ему квартиру, мне все равно не хватит денег на покупку офиса…

 – А он у вас еще и картины купит. Вам сколько не хватает?

 – Полутора миллионов.

 – Значит, на эту сумму он и купит у вас картины.

 Действительно, на следующий день появился Андрей. Парню на вид было около тридцати лет. Он больше смахивал на бандита, а не на алюминиевого магната. Но мне это было все равно – главное, чтобы он заплатил. Помещение ему понравилось. Квартира была недостроена, но был инвестиционный договор, по которому через год квартира должна была быть готова. Осмотрев ее, Андрей сказал, что его все устраивает. И цена, которую назвал ему Кремнев – тридцать пять тысяч долларов за квадратный метр, – его тоже устраивала.

 – Получается, всего я вам должен три с половиной миллиона долларов, – в заключение сказал Андрей, – за квартиру площадью сто метров.

 – Мы можем предложить тебе картины и скульптуры, – проговорил Кремнев, – у Светы есть свой антикварный магазин.

 – Как интересно! – улыбнулся Андрей. – Я охотно посмотрю что-нибудь!

 Потом мы поехали в магазин, и Андрей скупил практически всю коллекцию за полтора миллиона долларов. Теперь у меня была нужная сумма целиком. Единственное, что сказал Андрей, – вся сделка будет оплачена по безналичному расчету, обосновав это тем, что он не может возить с собой такую сумму наличными.

 – А как же я буду рассчитываться с риелтором? Он же предупредил, чтобы мы платили наличными, – спросила я.

 – Не проблема. Я свои деньги переведу на счет своего приятеля Паши, – Андрей похлопал Кремнева по плечу, – а он через своих знакомых банкиров обналичит эту сумму и рассчитается с риелтором. А Паше я доверяю. Вас устраивает такая схема?

 – Устраивает…

 – Значит, я прямо сейчас даю указания, чтобы моя коммерческая структура перевела на Пашин счет пять миллионов долларов. На этой площади я открою ресторан, – уточнил Андрей. – Из ресторана люди будут заходить в вашу галерею, и наоборот – из галереи в ресторан. Хорошее место для тусовки получается! Я бы даже в ваш бизнес вошел – конечно, если бы вы меня взяли…

 Я была на седьмом небе от счастья. Все мои планы воплощались в жизнь. Я продала свою квартиру, весь антиквариат по повышенным ценам, и при этом мне давали деньги на помещение, которое мне очень подходило. Теперь я не буду зависеть от арендной платы! А деньги на картинах я заработаю легко.

 На следующий день мне позвонил Кремнев и сообщил, что деньги Андрея поступили на его счет и он готов обналичить их. Можно было проводить сделку. Но при этом он попросил, чтобы первоначально я оформила квартиру на Остоженке на его помощника, Зайцева. Мы поехали в строительную компанию, переписали договор инвестиции. Надо сказать, что этот договор не требовал регистрации – достаточно было просто составить его, где одна сторона продавала, а другая покупала. И покупателем этой квартиры теперь стал Зайцев. Потом Кремнев объяснил мне, что Андрей не хочет «светиться» со своими покупками, именно поэтому квартира оформляется на Зайцева, так как он помощник Кремнева, а Андрей ему доверяет полностью.

 Меня все это не волновало. Оформленный договор я взяла с собой. Моим условием было: как только я получаю документы на помещение под галерею, то тут же отдаю инвестиционный договор на имя Зайцева. Это всех устроило.

 Теперь необходимо было обналичить необходимую сумму.

 На следующий день мне позвонил Клепиков и напомнил, что сегодня истекает срок, когда сделка может быть оформлена. Если же мы промедлим, то он передает это помещение другим покупателям. Я тут же перезвонила Кремневу. Тот сказал, что деньги приготовлены и он даже заказал инкассаторскую машину с охранниками для их перевозки.

 Сделка была намечена на полдень следующего дня в офисе Клепикова.

 Назавтра, ровно в двенадцать, мы сидели в приемной риелторской фирмы «Атлант» и пили кофе, ожидая приезда инкассаторской машины. Вскоре в помещение вошли два охранника в черной камуфляжной форме с двумя мешками. Клепиков встал и попросил разрешения пересчитать деньги. Мы кивнули. Поскольку я никакого отношения к этим деньгам не имела, то не обращала внимания на эти действия. Охранники внесли два мешка с деньгами в кабинет Клепикова, и тот начал их пересчитывать.

 Через пять минут Клепиков вышел к нам и сказал, что все в порядке, деньги он проверил. Меня это сразу насторожило. Ведь за такое короткое время невозможно пересчитать такую крупную сумму, да еще и проверить на подлинность долларовые купюры! Но я не зафиксировала на этом свое внимание.

 Клепиков сел и стал подписывать документы. Странности продолжались. Ведь помещение покупалось нами с другом Кремнева на двоих. Но в договоре покупателем была я, продавцом – Клепиков. То есть все помещение общей площадью четыреста метров приобретала именно я. С удивлением взглянув на Кремнева, я спросила:

 – Но мое помещение только двести квадратных метров, а остальные двести – вашего знакомого Андрея?

 – Ничего-ничего, – успокоил меня Кремнев, – потом мы уже с вами оформим договор. Мы же вам полностью доверяем!

 И я подписала документы.

 – А теперь – пойдемте пить шампанское! – улыбнулся Кремнев.

 Но тут неожиданно в разговор вступил Клепиков.

 – Одну минуточку, – сказал он, – Светлана Васильевна, а вам нужно эту сделку регистрировать в Москомимуществе и в Регистрационной палате?

 – Конечно, – кивнула я.

 – Это уже за отдельную плату…

 – И сколько это будет стоить?

 – Ну, для вас – десять тысяч долларов. И вся эта сумма уйдет на взятки чиновникам. Зато через месяц вы будете полноправной хозяйкой этого помещения.

 Я вопросительно взглянула на Кремнева. Тот пожал плечами:

 – Ведь это очень хлопотное дело – бегать по всем инстанциям. А сколько денег они могут с вас содрать… – вслух размышлял Кремнев.

 Я тут же согласилась на предложение Клепикова.

 – Деньги вам отдать сейчас? – спросила я.

 – Желательно…

 Я достала из сумки стянутую банковской резинкой пачку долларовых купюр, которую захватила с собой на всякий случай.

 – Вот, здесь десять тысяч, – я протянула пачку Клепикову и, повернувшись к Кремневу, добавила: – Теперь я осталась без копейки…

 – Ничего, деньги – дело наживное! – бодро ответил Кремнев. – Я приглашаю вас в ресторан за мой счет.

 – Да, еще вот что, – снова заговорил Клепиков. – Раз уж вы дали мне деньги, это необходимо оформить.

 – Ничего, можно договор не составлять, я вам доверяю, – замахала я руками.

 – Нет, это обязательное условие! – настаивал Клепиков. – Мы подпишем с вами договор, где обязательным условием будет конфиденциальность.

 – Конфиденциальность? – переспросила я. – Что это значит?

 – Это значит, что в течение месяца вы не должны разглашать информацию о приобретенном вами имуществе. Дело в том, что я буду его регистрировать, и чтобы не было никаких препятствий для этого, вы не должны афишировать свою покупку.

 Я снова посмотрела на Кремнева.

 – Наверное, это правильно, ведь на такое помещение много желающих, – проговорил тот и перевел взгляд на Клепикова.

 – Да-да, – тут же согласился с ним Клепиков. – Желающих очень много, поэтому мы и внесем в договор этот пункт.

 Что мне оставалось делать?

 – Хорошо, я согласна, – сказала я.

 Клепиков обратился к своей помощнице и сказал ей, чтобы та распечатала договор о регистрации сделки и включила в него дополнительный пункт о конфиденциальности. Вскоре документ был готов, и я подписала договор. Клепиков взял свой экземпляр.

 – Светлана Васильевна, – обратился он ко мне, – я поздравляю вас с заключением выгодной сделки и жду вас ровно через месяц.

 – А кто даст мне ключи? – спросила я.

 – Конечно я, – ответил он, – через месяц, после регистрации.

 Мы попрощались и вышли из офиса.

 – Ну вот, Светлана Васильевна, – сказал Кремнев, – большое дело сделано! Надо это отметить. Давайте зайдем в ресторан.

 Мы доехали до ближайшего ресторана. Кремнев заказал шампанское, закуски.

 – Да, Светлана Васильевна, я совсем забыл вам сказать… Вы же удачно продали Андрею свою квартиру, по повышенной цене, и я бы хотел получить свои комиссионные, – неожиданно сказал он.

 – Но я же совсем без денег осталась! Я отдала последние десять тысяч долларов!

 – А как же быть? Вы же мне обещали! И потом, я возьму по минимуму… Погодите, у вас же есть новый «Мерседес».

 – Не совсем новый…

 – Ему всего год, верно? Я согласен взять машину в зачет комиссионных. Вы же не хотите меня «кинуть»? Посудите сами, на сколько вы завысили стоимость своей квартиры. Это ведь гораздо больше, чем стоимость вашей машины.

 – Хорошо, – согласилась я. – Как нам быть?

 – Очень просто. Давайте заедем в нотариальную контору, тут рядом, и вы на меня перепишете «Мерседес».

 Вскоре мы были в нотариальной конторе. После оформления нужных бумаг я вручила Кремневу ключи и техпаспорт от машины.

 – «Мерседес» на стоянке, недалеко от моего дома, – пояснила я. – Давайте я нарисую вам, где стоянка находится.

 – С вашего позволения, я заберу машину сегодня, – сказал Кремнев.

 – Когда хотите, теперь она ваша…

 Вечером этого же дня мне снова позвонил Кремнев.

 – Светлана Васильевна, «Мерседес» забрал, все в порядке! Да, Андрей приехал, он хочет вас отблагодарить за совершенную сделку.

 Я насторожилась, подозревая какой-то подвох.

 – А может, не стоит? – попыталась отказаться я.

 – Нет, что вы! Он настоятельно просит! Ему нужно с вами поговорить по поводу ресторана. Может быть, он даже даст его вам в первоначальное управление.

 Я не верила своим ушам. Неужели человеку может так везти? Прямо манна небесная!

 – Хорошо, давайте договоримся о встрече.

 – Он просит о встрече завтра вечером.

 – Прекрасно, у меня вечер свободен. В каком ресторане?

 – Есть очень хороший ресторан в начале Большой Якиманки, напротив «Ударника». Давайте встретимся в восемь часов.

 На следующее утро снова раздался звонок Кремнева. Он попросил, чтобы я срочно приехала в свою галерею.

 В десять часов я была на месте. Кремнев вошел в галерею немного взбудораженный. В руках он нес большую сумку. Когда он раскрыл ее, я увидела, что в ней лежат три бронзовые статуэтки, которые он недавно приобрел у меня.

 – Светлана Васильевна, – начал Кремнев, – я несколько дней назад купил у вас вот это… А моей жене они почему-то не понравились. Я бы хотел получить обратно свои деньги.

 – Но вы же знаете, что у меня нет денег, – сказала я, открывая сейф. – Видите, тут последние тридцать тысяч лежат…

 – Ничего, давайте тридцать тысяч. Я возьму пока их, а семьдесят отдадите потом. Вот, держите! – и Кремнев вытащил статуэтки из сумки.

 Конечно, я понимала, что статуэтки не стоили ста тысяч, но мне не хотелось торговаться. В конце концов, он много сделал для меня, подумала я.

 В этот же вечер мы встретились с Андреем. Он много шутил, рассказывал анекдоты. Никакого подвоха не было. В конце вечера он взглянул на мои часы.

 – Ой, какие у вас часы красивые! – проговорил он. – Можно поближе посмотреть?

 – Конечно, смотрите! Это фирма… – сказала я.

 – Очень красивые… Золотые? И стоят, наверное, дорого?

 – Да я уже и не помню сколько…

 Кремнев с интересом посмотрел на часы и сказал:

 – Тысяч пятнадцать-двадцать они стоят…

 – Послушайте, Светлана Васильевна, я куплю эти часы за тридцать тысяч долларов, – проговорил Андрей. – И вот этот золотой браслет, который на вас, фирмы Картье, с бриллиантами, я тоже возьму за тридцатку.

 Браслет стоил от силы десять тысяч… Я не понимала, почему Андрей так бросается деньгами.

 – Итого я беру у вас это за шестьдесят тысяч, – подвел итог Андрей.

 Я молча сняла браслет и часы и протянула их Андрею.

 – Извините, а коробки от них у вас остались?

 – Да, дома лежат.

 – Прекрасно. Мы заедем к вам домой и возьмем коробки.

 – Андрей, мне хотелось бы получить деньги, – напомнила я.

 – Деньги? Конечно, сейчас! – Андрей полез в бумажник и вытащил оттуда кредитную карточку. – Боюсь, такой суммы мне в банкомате не дадут, а я после ограбления в прошлому году крупные суммы с собой не ношу. – Но, увидев мое растерянное лицо, он сказал: – Что делать, придется ехать в гостиницу, заказывать деньги срочным переводом.

 – Да не надо ничего заказывать! – неожиданно включился в разговор Кремнев. – Мы сделаем по-другому. Ты ведь мне доверяешь?

 – Конечно, как себе!

 – Тогда вот что. Светлана Васильевна должна мне семьдесят тысяч за одну сделку. Мы от семидесяти отнимаем шестьдесят, остается десять, и я возвращаю эти деньги Андрею. Светлана Васильевна, вы согласны с моим предложением?

 – Я не против, – ответила я.

 – Таким образом, Светлана Васильевна, вы должны мне только десять тысяч.

 По пути из ресторана мы заехали ко мне домой, я достала футляр от часов с паспортом и описанием и передала их Андрею. Он выглядел очень довольным.

 – Очень приятно иметь с вами дело! – сказал он. – Я уезжаю в свой город, вернусь через месяц-полтора, и тогда мы с вами приступим к общему бизнесу. Я сделаю ремонт в помещении под ресторан, и мы можем в холле повесить что-нибудь из ваших картин. Конечно, если вы не против…

 Я вернулась домой и легла спать. Но заснуть никак не получалось. За последние несколько дней я провела массу сделок и осталась без копейки, но получила большое помещение…

 Весь последующий месяц я думала только о новом помещении, рисовала различные планы, пыталась понять, где у меня будет прилавок, где галерея. Ведь двести метров – достаточно большое помещение. Кроме того, я планировала уговорить Андрея сделать дверь напрямую в ресторан – для особо важных клиентов, если ресторан будет работать на спецобслуживании, клиенты захотят отметить крупную сделку, чтобы люди смогли спокойно перейти в галерею. Мне казалось, что Андрей одобрит эту идею.

 Я обзванивала дизайнерские фирмы, вызывала архитекторов и дизайнеров для оформления нового помещения, а сама считала дни до конца месяца…

 В это время из Питера приехали мама с моим отчимом. Я рассказала им о совершенной сделке. Родители остались очень довольны. Правда, я не стала посвящать их в детали, в том числе умолчала и про пункт о конфиденциальности.

 Наконец месяц прошел. С утра я, посадив в машину родителей, отправилась в офис «Атланта», чтобы получить ключи от офиса. Когда я подъехала к знакомой проходной, то попросила охранника, чтобы он позвонил в «Атлант» и заказал нам пропуск. Охранник внимательно посмотрел на меня и ответил:

 – Что-то не припомню такой фирмы…

 – Да как же? Они на втором этаже сидят, в четырнадцатом офисе.

 – Хорошо, сейчас я проверю. – Охранник открыл какую-то тетрадь и стал просматривать. Через несколько минут он поднял глаза на меня: – Нет, такая фирма у нас не числится.

 – Не может быть! Я месяц назад была здесь, и фирма была!

 – Я ничем не могу помочь. Давайте я позову старшего, может, он что знает…

 Вскоре появился начальник охраны. Он выслушал мой рассказ о том, что месяц назад на втором этаже, в четырнадцатом офисе, была фирма «Атлант», подумал и сказал:

 – Хорошо, пойдемте посмотрим.

 Мы вошли в здание. Я стремительно вбежала на второй этаж и остановилась у знакомой двери. Но таблички с названием «Атлант» на ней не было… Не было вообще ничего, и дверь была закрыта на замок.

 – Откройте, пожалуйста! – стала просить я.

 Охранник заколебался, но, увидев мое состояние, проговорил:

 – Подождите немного, я возьму ключи.

 Через пару минут дверь была открыта, и мы вошли в совершенно пустые комнаты. Шкафы и столы стояли пустые. В мусорных корзинах – ни одного листка бумаги. Никаких признаков жизни!

 Начальник охраны сказал, что фирма, которая занимала это помещение, выехала около трех недель назад.

 – И куда же они делись? – спросила я.

 – Не знаю. Они сняли это помещение на короткое время, потом переехали. У нас так часто бывает…

 Я заволновалась. Единственное, что меня успокаивало, – у меня были документы на помещение. Ну, переехали они в другое место, говорила я себе, всякое бывает. Не случайно ведь Клепиков вставил в договор пункт о конфиденциальности – видимо, пообещал кому-то это помещение и, чтобы не ввязываться в разборки, съехал.

 Мы сели в машину и двинулись в сторону Кропоткинской посмотреть мой офис. Подъехав к зданию, я увидела, что в помещении горит свет. Странно, подумала я, кто там? Может быть, Клепиков? Я вошла внутрь. Там маляры вовсю красили стены.

 – Давайте знакомиться, – сказала я, – я хозяйка этого помещения. А вы тут ремонт делаете?

 Маляры удивленно посмотрели на меня и заулыбались:

 – Да, как видите.

 – А кто вам сказал, что нужно делать ремонт? – продолжала я. – Мне, например, этот цвет не нравится. Вас что, Клепиков нанял? Как мне его найти?

 Один из маляров неожиданно полез в карман, достал мобильный телефон, набрал какой-то номер и произнес в трубку:

 – Мария Сергеевна, тут женщина пришла… Говорит, что это помещение ее. Вы будете с ней говорить? – Маляр протянул телефон мне.

 Я взяла трубку и услышала, что на другом конце какая-то женщина кричит истошным голосом:

 – Кто вы такая? Это мое помещение! Что за аферисты ко мне ходят! Второй раз уже говорят, что купили это помещение! Еще один случай – и я заявлю в милицию!

 – Погодите, – постаралась успокоить женщину я. – Я купила это помещение у его владельца Клепикова…

 – Какой еще Клепиков! Не знаю никакого Клепикова! – продолжала кричать женщина. – Я владелица этого помещения и никому его не продавала!

 – Как не продавали? Оно же было в рекламном буклете…

 – Да, было. Оно до сих пор продается.

 – Но у меня есть договор о его покупке.

 – И что, этот договор зарегистрирован в Регистрационной палате? Или в Москомимуществе? – поинтересовалась женщина.

 Я замялась. Мне стало не по себе. Почувствовав это, маляр молча взял у меня из руки телефон.

 – Если вас обманули, я бы посоветовал вам обратиться в милицию, – мягко сказал он.

 Я потеряла дар речи и способность что-либо соображать. Мама схватилась за сердце, отчим подхватил ее, усадил на заляпанную краской скамью и стал шарить в ее сумке в поисках лекарства…

 Тут Светлана Васильевна остановилась и снова потянулась к пачке сигарет. В этот момент в дверях кабинета показался Саша. Он вопросительно взглянул на меня.

 – Заходи, Саша, – махнул я рукой.

 – Светлана Васильевна, – обратился я к ней, – это мой помощник, Саша, частный детектив. Раньше он работал оперативником в МУРе.

 – Вот и я первым делом в МУР побежала, – продолжила Цветкова. – Я там стала все подробно рассказывать. А они мне отказали за отсутствием состава преступления. Так что вы можете, господин адвокат, посоветовать? Неужели в этом деле нет состава преступления?

 – Конечно есть, – уверенно ответил я. – Вас же обманули.

 – Представьте себе, я потеряла квартиру, антикварное имущество на полтора миллиона долларов, машину, часы…

 – А когда это произошло?

 – Два дня назад.

 – И что вы делали?

 – Я попыталась возбудить уголовное дело, но мне отказали. Сказали, что даже не собираются искать этого мошенника. Я считаю, что все они заодно – Яхонтов, Кремнев и Клепиков. Да, и этот Андрей тоже с ними.

 – Судя по делам о мошенниках, которые я вел в последнее время, могу сказать следующее. Существуют определенные правила игры. Получается так, что пятьдесят процентов своего будущего «навара» они сначала вкладывают в намеченную жертву, входя к ней в доверие.

 – У меня так и получилось, – кивнула Светлана Васильевна. – Они накупили картин на два миллиона, а потом меня «кинули».

 Саша сразу понял, в чем дело.

 – Можно посмотреть на людей, которые это сделали? – спросил он.

 Цветкова вопросительно взглянула на меня.

 – Конечно можно, – сказал я и протянул Саше листок со сканированными фотографиями Яхонтова, Кремнева и Зайцева. Саша стал внимательно их рассматривать.

 – Лица мне незнакомы, – произнес он.

 – Они сказали, что из другого города, из Сибири.

 – Понятно, – протянул Саша и повернулся ко мне: – Ну что, беремся за это дело?

 – Конечно беремся, – ответил я. – Давайте только уточним задачу. Светлана Васильевна, что вы от нас хотите?

 – Прежде всего, чтобы вы добились уголовного дела по факту мошенничества против меня, – начала Цветкова.

 – Хорошо. Думаю, мы это сделаем.

 – Вторым этапом – чтобы разыскали мое имущество и вернули мне.

 – Так, по второму пункту посложнее. Дело, конечно, мы возбудим. Но возврат, как вы понимаете, не от нас зависит, а от следователя и оперативной группы, которые будут работать по вашему делу.

 – Ясно. Но вы будете оказывать содействие в поиске этих мошенников?

 – По мере возможности. – Я посмотрел на Сашу. Тот закивал головой.

 – Найдем мы их, конечно, – сказал он. – Не могли они никуда скрыться!

 – Кстати, а телефоны Яхонтова, Кремнева, Клепикова и Зайцева у вас есть? – поинтересовался я.

 – Конечно есть.

 – И, конечно, вся компания исчезла?

 – Нет, они в Москве. Сначала я порывалась позвонить им и устроить скандал, но мой отчим посоветовал мне подождать и посоветоваться со специалистами, не поднимая пока шума.

 – То есть вы делаете вид, что еще ничего не знаете?

 – Да, именно так.

 – Ну что же, может быть, это лучшее решение. Вам сейчас нужно срочно делать следующее. Вы же потеряли квартиру?

 – Да, и ее реальная цена два миллиона долларов.

 – Вам нужно срочно ехать в строительную фирму и писать заявление об аннулировании сделки.

 – Я уже пробовала это сделать. Но там попросили, чтобы я предоставила им копию постановления о возбуждении уголовного дела по поводу мошенничества.

 – Вы уже были там?

 – Да, была. Но разговаривала с каким-то клерком.

 – Ясно… Давайте поедем туда вместе. Они где находятся?

 – Да тут недалеко, на Остоженке.

 – Совсем рядом… Поехали!

 Мы сели в машину и направились к офису строительной фирмы. Рабочий день был в разгаре. Мы сразу попросили встретиться с начальником отдела по работе с инвесторами.

 Тот внимательно выслушал полный эмоций рассказ Светланы Васильевны о том, как она потеряла квартиру.

 – У вас квартира трехкомнатная, на третьем этаже, номер триста двадцать? – неожиданно спросил он.

 – Да, – удивленно ответила Цветкова.

 – Ваша квартира уже два раза перепродана.

 – Как перепродана?! – Цветкова осела на стуле, схватившись за сердце.

 – Стакан воды, срочно! – крикнул я.

 Саша подлетел к столу, схватил графин с водой, плеснул в стакан и всунул в руку Светлане Васильевне. Она выпила воду залпом.

 – Кто? – тихо спросила она.

 – Сначала некий Зайцев. Кстати, я сам оформлял ему эту сделку. А продал он квартиру некоему Кочергину Николаю Ивановичу, сказал, что ему не подходит третий этаж – слишком низко. А Кочергин уже переуступил право на квартиру, по-моему, Васильеву.

 – А можно узнать, что это за люди? – спросила Цветкова.

 – Я думаю, что они никакого отношения к этой компании не имеют, – сказал Саша.

 – Так что же теперь мне делать?

 – Я не знаю, – начальник отдела развел руками.

 – А можно пообщаться с владельцем вашей фирмы?

 – Это очень сложно. Он сейчас находится где-то в Куршевеле, отдыхает. И вряд ли его будут беспокоить.

 – Хорошо. Кто его замещает?

 – В основном все дела он ведет сам.

 – А вы можете ему сообщить о моей проблеме? Я бы хотела, чтобы он принял какие-то меры. Ведь квартира еще не сдана в эксплуатацию, и первым инвестором ее являюсь я.

 – Давайте уточним – бывшим первым инвестором, – поправил ее начальник отдела.

 – Но надо же что-то делать! – не успокаивалась Цветкова.

 Мы пробыли в офисе еще минут сорок, но все было безрезультатно. Когда мы вышли на улицу, Светлана Васильевна спросила:

 – Что теперь делать?

 – Надо добиваться возбуждения уголовного дела, – сказал я, – а после этого – чтобы следствие наложило арест на эту квартиру, через суд, конечно. Может быть, удастся отыграть ее.

 – Теперь я понимаю, почему они просили меня подписать договор с пунктом о конфиденциальности! – проговорила Цветкова.

 – Да, они все рассчитали правильно. За месяц успели дважды перепродать квартиру. Теперь третий человек, купивший вашу квартиру, является, юридически выражаясь, добросовестным покупателем.

 – Что это значит?

 – Это человек, который не посвящен ни в какие аферы, а покупает за деньги реальный товар. Он же не знает, что квартира получена мошенническим путем, поэтому закон и относит его к категории добросовестных покупателей.

 – И что дальше?

 Я не стал разочаровывать ее, что закон направлен против нее.

 – Дело, конечно, сложное, – повторил я, – но шансы у нас есть. Самое главное – возбудить дело.

 – Хорошо. Давайте действовать!

 – Саша, – я протянул листок помощнику, – можешь «пробить» по своим прежним каналам, что это за троица? Может быть, они судимы?

 – Конечно, – Саша сунул листок в карман. – Завтра утром, надеюсь, информация будет.

 – Давайте подождем до утра, – повернулся я к Цветковой. – Саша получит информацию о наших фигурантах, а после этого поедем возбуждать уголовное дело в Центральный округ, где находится ваша бывшая квартира. Начнем с нее.

Глава 3. Как возбудить дело?

Глава 3

Как возбудить дело?

 На следующий день около двенадцати часов мы – Светлана Васильевна, Саша и я – собрались в офисе. Саша был очень доволен.

 – Могу вас обрадовать, – произнес он, – господин Яхонтов проходит под кличкой Зима. Кремнев, его подельник, – кличка Кремень. И господин Зайцев – под кличкой Заяц. Первые двое судимы трижды, Зайцев – дважды. Последние две статьи у Яхонтова и Кремнева – за мошенничество. Но самое интересное, что эти трое отбывали наказание в одной колонии.

 Саша показал копию оперативной ориентировки. Я увидел три лица, фас и профиль, на фоне линейки. Далее шло перечисление статей, названия судов и сроков наказания, которые получал каждый, и название колонии.

 – Видите? ИТК строгого режима и номер колонии при последней отсидке у всех совпадают. К сожалению, – добавил Саша, показав на дату, – судимость с них снята.

 – То есть вы хотите сказать… – заговорила Светлана Васильевна.

 – Да, я хочу сказать, что они не считаются ранее судимыми.

 Светлана Васильевна изо всей силы стукнула ладонью по столу.

 – Как же так?! Трижды судимые, рецидивисты – и не считаются судимыми!

 – Вот такой у нас закон… – развел Саша руками.

 – А мы можем взять этот листок как доказательство? – спросила Цветкова.

 – Я думаю, что там, куда мы обратимся, такой листок получат в течение нескольких минут, – усмехнулся я.

 – Давайте все равно возьмем его! – настаивала Светлана Васильевна.

 – Ну хорошо, возьмем. А теперь поедем возбуждать дело!

 Мы распределили свои обязанности следующим образом. Я со Светланой Васильевной должен был поехать в Управление внутренних дел Центрального округа, добиваться возбуждения уголовного дела по факту мошенничества. Саша, взяв с собой все ориентировки и адреса троицы, намеревался определить, где они находятся, или, если они уехали, узнать, в какой город.

 На машине Цветковой мы поехали в район Таганки, где в одном из тихих переулков находилось Управление внутренних дел по Центральному округу столицы. Нам предстояла нелегкая задача.

 Вскоре мы подъехали к большому зданию из мрамора и металла. Перед входом висела большая вывеска с названием.

 – Ну вот мы и приехали, – сказал я.

 Мы вошли в бюро пропусков на первом этаже.

 – К кому мы пойдем? – спросила Светлана Васильевна.

 – Сначала нам нужно к дежурному.

 Мы подошли к дежурному и изложили ему суть нашего дела. Он тут же снял телефонную трубку и позвонил следователю. Через несколько минут для нас были выписаны пропуска, и мы пошли по длинному коридору первого этажа. Наконец мы увидели на дверях табличку с нужной нам фамилией Гусев. Мы постучали.

 – Да-да, входите, – ответил мужской голос.

 В кабинете за столом сидел мужчина лет тридцати пяти, с густой светло-русой шевелюрой, в клетчатой рубашке и джинсах.

 – Вы дежурный следователь? – поинтересовался я.

 – Да, – ответил мужчина. – А вы заявители, как я понимаю? Давайте запишем ваши показания, – он достал чистый бланк, на котором сверху было написано «Объяснение». Я прекрасно знал, что перед возбуждением уголовного дела должно быть проведено так называемое доследование с фиксированием заявления. Затем идет проверка, и только после этого решается вопрос о возбуждении уголовного дела или об отказе.

 Светлана Васильевна села за стол. Гусев включил компьютер. Сначала стандартные вопросы – фамилия, имя, отчество, дата и место рождения, место проживания… Закончив с формальностями, Гусев предложил рассказать, как все случилось. Мы заранее договорились со Светланой Васильевной, что она изложит все очень коротко, с момента появления троицы в ее антикварном магазине.

 Следователь все записал, затем принял заранее составленный список похищенных ценностей и вещей и предложил подождать пять-шесть дней, чтобы проверить факты. В заключение он сказал:

 – Мы сообщим вам, возбудят ли уголовное дело или будет в этом отказано.

 – Что значит отказано? – возмущенно произнесла Цветкова. – Я потеряла имущество на сумму более двух миллионов долларов! И вы считаете, что это не преступление?

 – Не я это решаю, – спокойно ответил следователь, – у нас есть вышестоящее начальство, прокуратура… Мы сообщим вам о результате.

 Мы покинули здание управления. Светлана Васильевна была расстроена.

 – У меня создалось впечатление, – сказала она, – что нам могут отказать в возбуждении уголовного дела.

 – Нет, не должны отказать, – стал успокаивать ее я. – Как они могут отказать, если похищено имущество на такую сумму!

 – Я не уверена в этом…

 – Вы все сказали правильно, – продолжал я, – показали связь между Кремневым и Клепиковым, так что, думаю, все будет нормально.

 – Ладно, я поеду по своим делам. Мне надо прийти в себя, что-то собрать на продажу. Ведь наверняка нужны будут деньги…

 – Да, – кивнул я.

 Светлана Васильевна уехала. Я направился в офис.

 Ближе к вечеру в офис приехал Саша. Он выглядел уставшим. Усевшись за стол, он вытащил сигарету и закурил.

 – Ну и накатал я сегодня километры! – сказал он.

 – Надеюсь, не без пользы? – улыбнулся я.

 – Конечно, с пользой! Шеф, знаешь что я хочу тебе рассказать? Приготовься к большой неожиданности.

 – Скажи сразу, ты их нашел?

 – Нашел. Представь себе, никто из них не уехал, все живут по своим старым адресам. Более того, Кремнев разъезжает на «Мерседесе» Цветковой, он его даже не перепродал.

 Я был удивлен.

 – Странно! – сказал я.

 – Более чем странно! Я ведь тоже вел в свое время дела по мошенникам. Обычно схема бывает следующая – затравка, обман, а потом они исчезают из поля зрения, некоторые даже уезжают за границу, чтобы там отсидеться. Здесь же все не так – никто никуда не уехал. И Кремнев ездит на «Мерседесе»…

 – Что же происходит? Они никого не боятся?

 – Неизвестно… Может, их кто-то прикрывает? – предположил Саша.

 – Да, после «дела оборотней» о многом задумаешься… Так что, Кремнев даже номера не сменил на машине?

 – Нет, со старыми и ездит.

 – Очень странно… Чем он занимается?

 – Встречается с какими-то «перцами», обедает с ними в ресторанах… Мне кажется, они готовят новую «разводку».

 – Что, прямо сразу? Не уехали, перерыва не сделали?

 Саша пожал плечами:

 – Неизвестно… Может, «разводка», может, еще какие контакты… Зайцев ездил в авиакассы, интересовался билетами в свой родной город.

 – Не знаешь, он один собирается лететь или с кем-то еще?

 – Заказывал два билета. Но мне не удалось выяснить, на кого еще.

 – И каковы твои выводы?

 – Все как-то не так. С одной стороны, Цветкову «кинули» на два с половиной миллиона, а с другой – мошенники ведут себя не по схеме, не прячутся, а вполне легально передвигаются по городу и общаются с людьми.

 – Ладно, подождем еще несколько дней. Ты продолжай вести наблюдение за Кремневым – он у нас главный подозреваемый. А я буду дожидаться ответа из УВД.

 Через четыре дня мы не вытерпели и сами позвонили следователю Гусеву, поинтересовались, как наши дела.

 – Я не в курсе, – ответил Гусев. – Я тогда был дежурным следователем, принял вас, записал все, а что дальше – не знаю.

 Светлана Васильевна была настроена агрессивно.

 – Но вы же можете узнать! – сказала она. – Пожалуйста, выясните, в каком состоянии находится мое заявление!

 – Хорошо, – ответил Гусев, – перезвоните мне через час, я попытаюсь все узнать.

 Через час мы перезвонили, но Гусева в кабинете не было. Только через три часа, к концу рабочего дня, мы смогли его застать.

 – Ну, есть какие-нибудь новости? – спросила Светлана Васильевна, включив громкоговорящую связь на телефонном аппарате.

 Гусев немного замялся, потом ответил:

 – Боюсь, придется вас разочаровать. Руководство не нашло состава преступления в действиях субъектов, на которых вы указали.

 – Как не нашло? Я же потеряла два с половиной миллиона!

 – Эти вопросы не ко мне, а к руководству.

 – Короче, мне отказано в возбуждении дела? Я правильно поняла?

 – Да.

 Тут в разговор вмешался я:

 – А можно получить бумагу с отказом?

 – Конечно, через пару дней вы сможете ее получить.

 – А пораньше никак нельзя?

 Гусев снова замолчал, словно подбирая слова.

 – Не знаю, это не моя компетенция. Приезжайте, поговорите с руководством. Тут работы всего на пять минут…

 В этот же день я приехал в УВД и взял бумагу с отказом. Светлана Васильевна спросила, что я намерен делать дальше.

 – Будем подавать в суд, – ответил я, – в связи с несогласием с отказом в возбуждении уголовного дела. Будем добиваться!

 – Послушайте, – сказала Цветкова, – когда мне вас рекомендовали, то сказали, что у вас есть достаточно неплохие связи в Генеральной прокуратуре… Кажется, вы с кем-то учились в институте, а теперь этот человек стал там большим человеком, не так ли?

 – Вы хорошо осведомлены, – усмехнулся я.

 – Так вот, добейтесь, пожалуйста, через вашего институтского знакомого, чтобы он как-то повлиял на возбуждение уголовного дела!

 Я молча кивнул головой. Да, у меня был такой знакомый. После окончания института нас всех разбросали по разным ведомствам – кто-то стал работать в прокуратуре, начав с должности следователя и дослужившись до высокой должности в Генеральной прокуратуре, кто-то пошел в МВД, в КГБ – теперешнюю ФСБ, кто-то – на судейскую работу. Некоторые пошли в адвокатуру. Короче, жизнь разбросала выпускников юридического факультета МГУ по разным местам. Раз в пять лет мы собирались в ресторанах на встречу однокурсников, там узнавали разные новости друг о друге.

 Сейчас я решил позвонить Михаилу Миронову, моему однокурснику, достал телефонную книжку и, обдумывая предстоящий разговор, набрал номер. На другом конце провода мне сообщили, что Миронов стал начальником Управления Генеральной прокуратуры. Я перезвонил ему и попросил о встрече.

 – Что-то случилось? – поинтересовался Миронов. – Кого-то задержали? Имей в виду, если дело ведет Генеральная прокуратура, я тебе помогать не буду.

 – Нет, тут другой случай, – сказал я, – и все в рамках закона. В функции Генпрокуратуры ведь входит надзор за правоохранительными органами?

 – Да, входит. И что?

 – Нужна помощь – у меня необоснованный отказ в возбуждении уголовного дела.

 – Интересные дела происходят в лагере адвокатуры! – усмехнулся Миронов. – Если раньше вы, наоборот, сетовали, что дело необоснованно возбуждалось, и пытались как-то прекратить его, то теперь все наоборот – вы стали представлять интересы, как я понимаю, потерпевшей стороны?

 – Что делать, такая у нас работа…

 – Ладно, давай встретимся, – сказал Михаил. – После работы, к сожалению, не могу – на дачу с женой еду. А вот в обеденный перерыв – подъезжай, поговорим, перекусим…

 – А куда мне подъезжать?

 – На Дмитровку. Напротив нашего здания небольшой кафетерий. Давай там встретимся в два часа. Сможешь?

 – Да, приеду.

 В два часа я сидел за столиком кафетерия и ждал своего институтского товарища. Через несколько минут появился Миронов. Он был в гражданской одежде.

 – Я слышал, что вы сейчас ходите в мундирах, – сказал я.

 – Да, Генеральный прокурор обязал, – ответил Миронов. – Но не идти же мне в мундире в кафетерий на встречу с тобой! Здесь всякие папарацци бродят, а ты у нас человек известный, сфотографируют тебя со мной, а потом мне с должности надо будет уходить… Ладно, давай по делу. Что у тебя случилось?

 – Случилась достаточно банальная вещь. Мы обратились в УВД Центрального округа, написали заявление – человек потерял два с половиной миллиона долларов, а там отказывают… Вот, написал жалобу в Генеральную прокуратуру, – я открыл папку и достал листок.

 – Не надо мне ничего показывать! – замахал руками Миронов. – Ты эту жалобу направляй через нашу канцелярию, а я постараюсь проконтролировать. А что за дело-то?

 Я коротко рассказал историю Цветковой. Миронов покачал головой:

 – Да, дело достаточно интересное. Ладно, давай так и договоримся. Ты завтра мне позвони, и я скажу, каков результат. Договорились?

 На следующий день я позвонил Миронову.

 – Все в порядке, – сказал он, – дело возбудят. Подъезжайте сегодня к начальнику отдела Широкову. Ему уже позвонили, он примет дело. Так что бери свою заявительницу и – вперед, успеха!

 – Спасибо тебе, дорогой! – произнес я.

 – Да не за что, это ведь наша обязанность – осуществлять надзор за соблюдением законодательства. Тем более в системе правоохранительных органов! – добавил Миронов, как бы подчеркивая, что мое обращение к нему было основано не на личных связях.

 В этот же день мы были у начальника отдела Широкова. Тот встретил нас достаточно холодно. Я начал с вопроса, не звонили ли ему из Генеральной прокуратуры по поводу нашего дела. Он что-то невнятно пробурчал и предложил Светлане Васильевне сесть за стол.

 – Давайте побеседуем с вами еще раз, – сказал он.

 Светлана Васильевна стала вновь излагать суть дела. Широков ничего не записывал, только время от времени делал какие-то заметки в блокноте. Потом он сказал:

 – Хорошо. Дело мы возбудили. Можете позвонить сегодня вечером, я скажу вам номер, под которым его зарегистрировали. Назначим следователя – я еще не знаю, кого подключу, – и начнем работать.

 Мы уже подошли к двери, чтобы уйти, но Широков неожиданно попросил меня задержаться.

 – Вы раньше работали в системе правоохранительных органов? – поинтересовался Широков.

 Я не удивился. Время от времени следователи задавали мне этот вопрос.

 – А что, похоже?

 – Какие у вас связи с Генеральной прокуратурой? – задал следующий вопрос Широков. – Оттуда звонили нашему руководству по вашему поводу.

 – Что же было делать? Вы же необоснованно отказали в возбуждении уголовного дела…

 – А почему вы считаете, что необоснованно?

 – Мы так поняли. Мы написали заявление, четко изложили суть. Из него ясно, что потерпевшей нанесен ущерб в размере двух с половиной миллионов долларов, она потеряла квартиру, картины. Также мы назвали имена мошенников, их адреса и телефоны. И после этого вы говорите, что нет оснований в возбуждении уголовного дела? Что получается?

 – Я ведь не случайно спросил вас, работали ли вы раньше в органах. Кстати, вы мне так и не ответили… Дело вот в чем. Если вы работали, то должны понять, что это стопроцентный «висяк».

 – Почему же? – спросил я.

 – А мы вызывали и Яхонтова, и Кремнева… Они все отрицают. Более того, у вашей подопечной, точнее, клиентки, тоже, между прочим, рыльце в пушку…

 – Что вы имеете в виду?

 – Я не уполномочен распространяться… – Широков помолчал. – У них к ней тоже есть претензии.

 – Претензии? – возмутился я. – Они обобрали ее до нитки и еще какие-то претензии предъявляют?

 – Может быть, вы не в курсе, – продолжил Широков, – но у них действительно есть претензии.

 – А Клепиков? Его роль?

 – Ну, действия риелтора – криминал стопроцентный. Но вы же понимаете, что он не тот, за кого себя выдавал. Мы уже обозначили его как человека с поддельным паспортом. Мы нашли настоящего Клепикова. Он живет в Электростали и работает инженером на электромеханическом заводе. Естественно, фотография вашего риелтора не соответствует личности Клепикова. Паспорт был либо утерян, либо украден. Так что этот риелтор – мошенник чистой воды, и личность его нами не установлена. Вы, как коллега, должны понять, что нам найти на необъятных просторах нашей Родины этого лже-Клепикова будет очень трудно, практически нереально.

 – Секундочку, – прервал я Широкова, – а связь Кремнева с Клепиковым?

 – Он все отрицает. Смотрите сами – нет никаких доказательств, что Кремнев знал Клепикова и руководил его действиями. Клепиков как бы сам по себе.

 – Но ведь это же ясно! – продолжал настаивать я. – Клепиков звонит моей доверительнице, и сразу же после окончания разговора звонит Кремнев и интересуется, как дела. Значит, он знал, что Клепиков уже позвонил Светлане Васильевне. А может, они с одного телефона звонили, по очереди!

 – Может быть, и так, – согласился Широков. – Но никаких доказательств этого нет. Так что, скорее всего, будет «висяк».

 – Что же нам делать?

 Широков пожал плечами…

 Вечером я позвонил Светлане Васильевне. Она приехала ко мне в офис. Я рассказал ей о разговоре с начальником отдела УВД. По ходу рассказа у нее заметно портилось настроение. Она была настроена агрессивно.

 – Вы сказали, что допрашивали Яхонтова и Кремнева? – спросила она. – Может, они денег дали?

 – Вряд ли… Хотя со стороны мошенников это бывает – дали «откупного», и дело начнет тормозиться, зайдет в тупик и развалится само по себе.

 – Надо активизировать наши действия. И добиться, чтобы этих людей арестовали! Вы можете это сделать?

 Я отрицательно покачал головой:

 – Вы же видите – следователи говорят, что прямых доказательств того, что Яхонтов и Кремнев участвовали в этой афере, нет.

 – Но вы же сами говорили, что мошенники в течение какого-то определенного времени разрабатывают свою жертву. Вот они меня и разрабатывали целый год – покупали мои картины, вкладывали в меня деньги, а потом с лихвой все вернули.

 – Это все так. Но у нас должны быть определенные доказательства.

 – Все равно что-то тут не так! А что делает ваш детектив?

 – Саша ведет наблюдение.

 – И что там интересного?

 – Все идет как обычно. Встречаются друг с другом, с какими-то людьми. Но пока ничего определенного нет, кроме одного факта – Кремнев ездит на вашем «Мерседесе», даже номера не поменял.

 – Это говорит о том, что он ничего и никого не боится, – подытожила Светлана Васильевна. – Наверняка у него есть какие-то покровители. Ведь он не случайно говорил – «позвоню „оборотням“». Значит, кто-то его прикрывает!

 – Но послушайте, – остановил я ее, – из Генеральной прокуратуры звонил мой однокашник, помогал. Дело возбуждено.

 – Но ничего не происходит!

 Вскоре она ушла.

Глава 4. Слежка детектива

Глава 4

Слежка детектива

 На следующий день она позвонила мне и встревоженным голосом сообщила, что вечером ей позвонил Кремнев и стал угрожать, что тоже возбудит против нее уголовное дело и посадит ее.

 – А чего вам бояться? – стал успокаивать ее я. – Вы же являетесь жертвой, это он вас обобрал и «кинул». Какое уголовное дело он может возбудить?

 Тогда я не понимал страха Цветковой, думал, что тут чисто женский рефлекс – мужчина угрожает, она его боится.

 К обеду в офис ввалился запыхавшийся Саша.

 – Как слежка идет? – спросил я.

 – Сегодня Кремнев целый день обивал пороги прокуратуры Центрального округа, – ответил Саша, – затем ездил в городскую прокуратуру. Создается впечатление, что он что-то затевает.

 – Светлана Васильевна сказала, что он собирается возбуждать против нее дело.

 – Похоже, что это правда, – кивнул Саша. – Я буду продолжать слежку.

 Вечером снова приехала Светлана Васильевна.

 – Я получила точную информацию, – сказала она. – Кремнев ездил в прокуратуру Центрального округа и написал заявление о возбуждении уголовного дела против меня. Вы не могли бы подключиться?

 – Конечно, – кивнул я. – Все узнаю.

 У меня был четкий план. На следующее утро я сел в машину и поехал в сторону Трубной площади. Там находилась прокуратура Центрального округа. Когда я шел по коридору, то неожиданно увидел на табличке знакомую фамилию «Бычкова». Она была следователем по одному делу, которое я вел в Кунцевской прокуратуре, работала там. А теперь – помощник прокурора района!

 Я постучался и открыл дверь.

 – Можно? – спросил я. – Ольга Викторовна, вы меня помните?

 – Конечно, помню, – Бычкова улыбнулась. – Разве вас можно забыть?

 Я вошел в кабинет.

 – Сколько же времени прошло с тех пор, как мы с вами дело закончили? – спросила Бычкова.

 – Лет пять, наверное…

 – Тогда вам просто повезло, – улыбнулась она. – Вы спасли своих клиентов от неминуемого наказания. Кстати, где они сейчас?

 Я пожал плечами:

 – Не знаю, я не поддерживаю с ними контактов. Может быть, в колонии, может, за границей живут или погибли… А вы, я вижу, неплохо взлетели?

 – Да пять лет ведь прошло, повысили…

 – На мой взгляд, заместитель прокурора, да еще и Центрального округа, – хорошая должность!

 – Если учитывать то, что меня хотели взять в городскую прокуратуру почти на такую же должность… – усмехнулась Бычкова.

 Я промолчал.

 – Да-да, и у нас есть свои интриги, – продолжила Ольга. – Когда я стала уходить, прокурор, с которым я работала, начал обзванивать своих коллег и обливать меня грязью.

 – Наверное, вы с ним что-то не поделили? – проговорил я. Слухи о том, что Бычкова была любовницей прокурора района, ходили давно.

 – А вы тут по какому поводу? – сменила тему разговора Бычкова.

 – Пришел по одному делу… Есть некий Кремнев, вроде бы он пытается возбудить дело против моей доверительницы.

 – И что же? Пускай возбуждает.

 – Но дело в том, что моя доверительница является потерпевшей, дело ведет УВД по Центральному округу. И я хотел попросить, чтобы, если дело все же будет возбуждено, его направили бы в Центральный округ, для объединения.

 – Сейчас я узнаю. – Бычкова сняла трубку телефона и позвонила в канцелярию. – К вам некий Кремнев не обращался? – спросила она. – Обращался? Хорошо, сейчас зайду.

 Бычкова встала из-за стола.

 – Мне выйти? – спросил я.

 – Ладно уж, сидите! Я вам доверяю, – улыбнулась Бычкова. – Тем более у меня в кабинете никаких уголовных дел нет.

 Вскоре вернулась Ольга Викторовна.

 – Да, вчера Кремнев был, написал заявление, хотел против вашей доверительницы возбудить уголовное дело, – сообщила она.

 – И в чем же он ее обвиняет? – спросил я.

 – Мы ему отказали, – проговорила Бычкова и, немного помолчав, добавила: – Конечно, я не в курсе, но с вашей клиенткой тоже не все в порядке. По-моему, у нее есть какие-то грешки. Кремнев много всего написал, но никаких доказательств с его стороны нет. Похоже, он пошел в другие прокуратуры…

 – Вполне может быть. Вечером узнаем…

 – Ну что же, – Бычкова протянула мне руку на прощание, – приятно было снова встретиться!

 Вскоре я вышел из здания прокуратуры и тут же набрал номер Цветковой. Коротко рассказал ей о своем визите в прокуратуру Центрального округа.

 – Так почему же вы не договорились, чтобы их арестовали? – снова завела свое Светлана Васильевна.

 – Это не в моей компетенции – их арестовывать, я же адвокат, защитник…

 – Что-то не очень вы меня защищаете, – бросила недовольно Цветкова.

Глава 5. Разрыв контракта

Глава 5

Разрыв контракта

 На следующий день меня ожидал сюрприз. Примерно в полдень в офис приехала Светлана Васильевна с каким-то мужчиной достаточно крупного телосложения. Усевшись за стол, она сказала:

 – Познакомьтесь, это мой брат Юрий.

 – Юрий Васильевич, – произнес мужчина, протягивая мне руку. На вид ему было лет сорок пять.

 – Он только что приехал из-за границы, – сказала Светлана Васильевна. – Кстати, мы с ним вместе занимаемся антиквариатом. Он в курсе дела. Какие у нас новости?

 Я стал рассказывать про наблюдение Саши, а также про то, что из УВД Центрального округа пока никто не звонил.

 – А вы звонили Широкову?

 – Да, разговаривал. Он говорит, что работа ведется.

 – А какой результат этой работы?

 – Не знаю, он передо мной не отчитывается. Я же не его начальник…

 – А вам не кажется, что они ничего не делают? – неожиданно проговорила Цветкова. – Да и вы, кстати, особо не выкладываетесь…

 Я насторожился.

 – Да и Саша ваш… Что толку, что он за ними следит? Мне продолжают звонить и угрожать. Более того, Юрий – мы сейчас с ним вместе в квартире живем – обратил внимание, что какие-то подозрительные лица около квартиры трутся. Во дворе каждый вечер стоит машина с заляпанными грязью номерами.

 – Может быть, это психологическое воздействие? Наверное, Кремнев нанял каких-то людей, чтобы воздействовать на вас.

 – Мне-то от этого не легче! – раздраженно сказала Светлана Васильевна. – Давайте договоримся так. Какой вам нужен срок, чтобы был результат?

 – Что значит результат? – спросил я. – Вы что-то путаете. Моя работа состоит из каждодневной, кропотливой работы, и результат зависит не от меня, а от судей, от следователей, которые выносят решения.

 – Но у вас же опыт, связи! Неужели вы не можете на них повлиять, чтобы они арестовали этих негодяев?

 – Мы делаем все, что в наших силах, мы работаем. Но пока оснований для их задержания и ареста нет.

 – Все понятно! – бросила Цветкова. – В таком случае я разрываю с вами отношения. – Она посмотрела на брата. Юрий утвердительно кивнул. – Я приглашу другого адвоката, чтобы он занимался моим делом. Я попрошу вас, чтобы вы вернули мне все документы, которые я дала вам.

 – Конечно, верну, – сказал я. Ситуация была достаточно неприятная. Не так часто случаются такие повороты в защите по уголовным делам, чтобы клиент брал другого адвоката…

 Я вернул Цветковой документы. Через полчаса появился Саша.

 – Вы что такой расстроенный? – сразу спросил он.

 – С нами разорвали отношения.

 – Я так и думал, что к этому идет. Она накануне мне тоже звонила, высказывала свои претензии. Она считает, что если пригласила нас в дело, то в течение месяца мы должны успеть все – и посадить негодяев, и имущество ей вернуть! Так быстро не бывает.

 Я кивнул.

 – Конечно, ситуация неприятная, – продолжил Саша. – И я думаю, что они уже нашли кого-то другого, и тот адвокат, как это часто бывает в вашей коалиции, заочно «опустил» вас, сказал, что вы ничего не делаете, и наобещал золотые горы. Давайте проследим за ней!

 – Не стоит, – махнул я рукой. – Пусть каждый живет так, как он хочет. Да, она сегодня с братом приходила.

 – А может, брат против нас настроил?

 – Да какая нам разница! Документы я все вернул, мы из этого дела вышли. Теперь нужно позвонить в УВД и сказать Широкову об этом, чтобы он не слал нам всякие бумаги.

 На следующий день я позвонил начальнику отдела УВД Центрального округа Широкову и сказал ему, что мы разорвали отношения с Цветковой.

 – Я в курсе, – ответил тот. – Вместо вас уже работает адвокат Марычев, кстати, бывший наш сотрудник, подполковник милиции.

 – А он раньше в вашем управлении работал?

 – Да, в нашем. А сейчас стал адвокатом.

 – Ну что же, тогда ему легче будет с ними работать.

 – Вполне возможно, – ответил Широков, – у него большие связи в милицейских кругах.

 – Успехов ему! Наверное, мне нужно приехать к вам и написать заявление, чтобы меня вывели из дела?

 – Нет, не нужно. Цветкова сама напишет заявление. Так что занимайтесь другими делами!

 Я тут же перезвонил Саше и сказал ему:

 – Они уже взяли другого адвоката, какого-то Марычева, бывшего подполковника милиции.

 – Вот, наверное, этот Марычев против вас ее и настроил! – сказал Саша.

 Забегая вперед, скажу, что было точно так. Именно бывший подполковник, а ныне адвокат Марычев всячески уговаривал Цветкову, чтобы она разорвала со мной отношения. Но никто из нас не ожидал того, что случится позже…

 После разрыва отношений со Светланой Васильевной я занимался другими делами и стал забывать это дело. Но оно снова напомнило о себе…

Глава 6. Светлана Васильевна

Глава 6

Светлана Васильевна

 Как только Светлана Васильевна с Юрием вышли из офиса адвоката, Юрий повернулся к сестре:

 – Наверное, мы правильно поступили. Твой адвокат – ни рыба ни мясо. Целый месяц прошел, а он ничего не сделал!

 Светлана Васильевна кивнула:

 – Ты прав. Поехали к нашему новому адвокату, мне Марычев больше внушает доверия.

 – Конечно – в конце концов, он подполковник милиции, всех там знает. Тем более он нам с тобой пообещал найти опера, который будет персонально заниматься нами.

 Через несколько минут они уже были в офисе другого адвоката.

 Николай Марычев, в прошлом подполковник милиции, стал адвокатом два года назад, когда вышел на пенсию и ушел из органов. Используя свои связи, он был посредником, ни разу не участвовал в судебных процессах. Он занимался чисто «коридорными» делами: заходил в нужный кабинет, договаривался, брал свою долю. Понятие защиты к нему применить было нельзя. Чистой воды посредник. Весь его интерес сводился к тому, чтобы получить свою долю, увеличив сумму, которая предназначалась следователю или оперативнику, вдвое.

 Светлана Васильевна и Юрий приехали в тот момент, когда Марычев играл в компьютерную игру. Он сразу же встал и заулыбался.

 – Как ваши дела? – спросил он.

 – Мы разорвали отношения с адвокатом, – сказала Светлана Васильевна, – и документы забрали. Вот, – она протянула Марычеву папку.

 – И правильно сделали! – отозвался Марычев. – Если адвокат в течение месяца ничего не делает, то это не адвокат.

 – Значит, вы обещаете нам в течение месяца результат? – поймала его на слове Цветкова.

 – Конечно, обещаю! Первым делом мы привлечем одного оперативника. Он парень цепкий. Когда я работал в органах, он был лейтенантом и имел кличку «Церберный пес». Ему говорили «фас», и он вцеплялся в клиента, как бультерьер в глотку. Он ваших мошенников из-под земли достанет и машину вам вернет. Только, Светлана Васильевна, вы же понимаете, что эта работа – не бесплатная… Короче, моему оперу нужно еще десять тысяч.

 – Десять тысяч долларов? – переспросила Светлана Васильевна.

 – Ну не рублей же… И я обещаю, что в ближайшее время он вам вернет машину.

 – Ну хорошо… Честно говоря, денег уже становится мало, практически нет…

 – У меня есть деньги, – сказал Юрий.

 – Давайте сделаем так. Завтра мы поедем в нотариальную контору, вы отзываете доверенность, а после этого я подключу своих знакомых из ГАИ, и, думаю, в течение двух-трех дней машина будет у вас.

 – Видишь – совсем другие дела! Уже виден результат! – сказал Юрий, когда они вышли из офиса.

 – Что-то мне не очень нравится этот человек, – задумчиво проговорила Светлана Васильевна. – Слишком много хвастовства и уверенности в себе.

 – Посмотрим, вернет он машину или нет.

 На следующее утро Светлана Васильевна с адвокатом были в нотариальной конторе. После процедуры отзыва доверенности Цветкова передала бумагу адвокату.

 – Теперь я подключаю своего опера. Считайте, машина у вас. Мы пробили по базе – номера он не менял, так что все будет сделано без проблем, – сказал Марычев.

 Светлана Васильевна вернулась домой. А вечером ей позвонили из арендуемого ею под галерею помещения.

 – Срок вашей аренды подходит к концу, – сказал арендодатель. – Я слышал, у вас большие неприятности… Давайте расстанемся по-хорошему. Вы забираете свои картины, скульптуры, что остались…

 – Но куда я их заберу?

 – Хотя бы домой. А мы начинаем делать ремонт.

 – Хорошо, раз вы нас выгоняете – а мы с вами работали без проблем несколько лет, – то пусть это будет на вашей совести.

 Утром Светлана Васильевна и Юрий приехали в галерею забирать оставшийся там антиквариат. Это заняло много времени. Они долго упаковывали картины, складывали в багажник непроданные скульптуры. Все нужно было отвезти в свою квартиру.

 Неожиданно в галерею вошла светловолосая девушка. Это была Тамара, секретарша хозяина помещения.

 – Добрый день! – сказала она. – Светлана Васильевна, извините, но Георгий Никанорович попросил, чтобы я забрала у вас ключи.

 – Конечно, Тамара, сейчас погрузимся, и я отдам ключи, – ответила Светлана Васильевна.

 Вскоре имущество было погружено, и Цветкова прошла в помещение, чтобы посмотреть еще раз, не забыла ли она чего-либо. Все было в порядке. Она подошла к Тамаре и протянула ей связку ключей.

 – Тут все комплекты, – сказала она. – Да, вот еще что… Тамара, – она остановилась, – я хотела задать один вопрос… Мы уезжаем и больше, наверное, никогда не увидимся. У меня есть уверенность, что ваш шеф действовал не по своей воле, не продлив нам договор аренды. Вы об этом что-то знаете?

 Тамара замялась. Светлана Васильевна быстро открыла кошелек, достала оттуда стодолларовую купюру и, показав ее Тамаре, спросила:

 – Вы дадите мне ответ?

 – Хорошо, я отвечу. Только вы меня не выдавайте. Он меня сразу уволит!

 – Не волнуйтесь, не выдам. – Светлана Васильевна протянула купюру Тамаре. Та быстро взяла ее и сунула в карман.

 – Приезжали люди – они часто бывали в вашей галерее…

 – Это Кремнев и Яхонтов?

 – Не знаю, может быть… Я их видела. Они закрылись в кабинете с шефом и о чем-то разговаривали.

 – Так я и знала! – покачала головой Светлана Васильевна. – Короче, они надавили на владельца помещения, чтобы он не продлевал договор! Тамара, а вы можете дать показания об этом у следователя?

 – Нет, мы так не договаривались! – испуганно заговорила Тамара и, вытащив из кармана деньги, стала совать их в руку Цветковой. – Вы ничего не слышали, я вам ничего не говорила!

 Тамара схватила ключи и выбежала из помещения.

 – Видишь, как получается? – обратилась Светлана Васильевна к брату. – Мошенники надавили на владельца помещения, он не продлил мне аренду, и тогда они закрутили махинацию с подставным помещением!

 – Понятно-то понятно, только как это все доказать? – проговорил Юрий.

 – Ничего, что-нибудь придумаем!

 Вечером позвонил Марычев:

 – Светлана Васильевна, можете получить свой «Мерседес»!

 – Уже, так быстро?!

 – Да, все в порядке. Проследили мы за вашим Кремневым. Машина уже числилась в розыске, гаишники остановили ее и отобрали у него ключи. Машину мы поставили на стоянку около вашего дома.

 – Спасибо вам большое, Николай!

 – Вот видите, как быстро мы работаем! Не то что ваш адвокат.

 Светлана Васильевна положила трубку и сказала Юрию:

 – Все, машину нам вернули, она на стоянке. Надо забирать!

 Через несколько минут они вышли на стоянку, где их ждал адвокат Марычев с ключами и документами.

 – Вот, – он протянул Цветковой пакет, – все в порядке.

 – Как же его задержали?

 – Слава ехал за ним на машине, договорился с гаишниками, те его и остановили у его любимого ресторана, где он обычно обедает со своими приятелями.

 – Наверное, он был недоволен?

 – Не то слово! Угрожал, на Славу чуть ли не с кулаками набросился. Но ничего, мы тоже не из пугливых!

 Вскоре они с Юрием вернулись домой.

 – Видишь, как все хорошо идет! – сказала Светлана Васильевна. – Наверное, правильно мы сделали, что поменяли адвоката.

 – Я тебе об этом сразу сказал! – ответил Юрий. – Мент есть мент, пускай и бывший. У него есть связи, он все знает, так что договорится.

 – Но мне кажется, что Широков настроен против нас. Не случайно он противодействовал ходу следствия и ничего толкового не сделал.

 – Подожди немного, Марычев подключится, и будет сдвиг, я уверен.

 – Да, снова деньги станет вытягивать…

 Тут зазвонил телефон. Светлана Васильевна подошла и посмотрела на высветившийся номер.

 – Кремнев звонит. Что делать?

 – Как что делать? Поговори с ним, пообещай, что это только начало.

 Цветкова подняла трубку и услышала раздраженный голос Кремнева:

 – Ты что думаешь, Светлана, что ты умнее всех? Забрала тачку? Ты не представляешь, что тебя ждет после этого! – кричал он. – Ты на коленях будешь стоять и предлагать, чтобы я взял тачку и отступные! Ты выработала весь лимит наших взаимоотношений. Теперь я перехожу в наступление! И в ближайшее время ты это почувствуешь. Ты будешь полностью разорена, на паперти стоять будешь и милостыню просить! Запомнишь меня на всю жизнь! – Кремнев бросил трубку.

 – Что там? – спросил Юрий.

 – Угрожал, сказал, что я буду стоять на паперти и просить милостыню, что все случится в ближайшее время.

 – Да ладно, он понты кидает, не обращай внимания! Но мы ему здорово нос утерли, правда?

Глава 7. Адвокат

Глава 7

Адвокат

 Сегодня пятница. Мне позвонил мой однокурсник Владимир Рудаков, который после окончания МГУ стал главным редактором одного из юридических журналов. Время от времени он звонил мне, и мы с ним обменивались новостями о наших общих знакомых или обсуждали перемещения, которые происходили в кругах юристов.

 – Привет, адвокат, – сказал Владимир. – Как твои дела?

 – Ничего, Володя, спасибо, все хорошо.

 – Ты собираешься к нам сегодня на торжественный вечер?

 – На какой вечер?

 – Как же! Ты что, не получил мое приглашение? Посмотри почту, я позавчера тебе его выслал. Юридический клуб, зал «Наполеон» на Ленинском проспекте. Там соберется вся юридическая элита Москвы.

 – Никакого приглашения я не получал…

 – Иди посмотри, а я подожду.

 Я положил трубку на стол и вышел в приемную, где на столе лежали бумаги. Наконец отыскал конверт с названием журнала, где работал Рудаков, и вскрыл его. Меня приглашали на встречу с коллегами в Юридический клуб. Среди приглашенных – ответственные работники прокуратуры, адвокаты, юристы крупных корпораций и министерств.

 Я вернулся в кабинет.

 – Спасибо, Володя. Я нашел твое приглашение.

 – Ты придешь?

 – А стоит ли мне туда идти?

 – Конечно стоит! У нас будет классная тусовка. Будет много известных людей, и для тебя это может быть полезным.

 – Кого же ты наприглашал?

 – Ты же читал: прокуратура, судьи… Скажу тебе откровенно – их будет немного. В основном адвокаты, твои коллеги, юристы министерств. Так что можешь завести новые знакомства.

 – Мне бы лучше познакомиться с представителями первой категории – с судьями, представителями прокуратуры, – улыбнулся я.

 – И они тоже будут. Правда, я не знаю, кто придет, но обещали из Верховного суда, из городского подойти, из прокуратуры города, Генеральной… Короче, обещали многие.

 – Да, здорово ты все организовал!

 – У нас же президент – юрист, ты же понимаешь…

 – Ты напоминаешь мне адвоката из «Первобытного страха», его Ричард Гир играл… Там начинается с того, что собирается клуб и одновременно происходит убийство священника.

 – И что? По-моему, там еще интрижка то ли с прокуроршей, то ли со следователем, – сказал Володя. – Я думаю, что убийство вряд ли случится, а вот интрижка может быть. Ты же у нас парень разведенный, свободный… Значит, тебя ждать? Я сейчас столы расписываю. Ты с кем предпочитаешь сидеть?

 – Володя, мне совершенно все равно. Если ты меня посадишь с моими коллегами, я не обижусь, если соседями будут судьи или прокуроры – тоже хорошо. Так что – на твой вкус.

 – Хорошо, я постараюсь подобрать тебе достойных соседей!

 В конце дня я заехал домой, стал собираться. Конечно, это было чисто протокольное мероприятие – встреча с коллегами. Но я решил пойти, чтобы как-то развеяться. До сих пор у меня оставался неприятный осадок, связанный с разрывом отношений по антикварному делу. Я надел свежую рубашку, другой костюм и галстук, сел в машину и поехал. Примерно в середине Ленинского проспекта находился банкетный зал «Наполеон».

 Зал представлял собой полукруглое двухэтажное помещение с большой буквой «N» наверху. Я обратил внимание, что перед входом припарковано много машин. Вот подъехал на «Мерседесе» очень известный адвокат, которому уже под восемьдесят, но до сих пор он достаточно востребован и всегда участвует в крупных делах. Выйдя из машины, погладив короткую бородку и протянув руку свой молодой жене, он направился к входу. Я тоже припарковал машину и пошел в зал.

 Народу внутри было много – человек триста. Многие стояли группами. Я заметил еще нескольких адвокатов. В руках приглашенные держали рюмки и фужеры – с коньяком, виски, шампанским… До начала торжественной части еще оставалось время, поэтому каждый находил себе занятие. Я старался отыскать знакомых, но все они были заняты разговорами. Я молча подошел к столу, взял фужер с соком и хотел отойти, но неожиданно меня остановил мужчина лет пятидесяти пяти, седоволосый, и, улыбаясь, протянул мне руку.

 – Вы меня не узнали? – спросил он. – А я вас знаю, правда заочно. Мы с вами чуть-чуть не оказались в одном деле.

 – А вы кто? – с удивлением спросил я.

 – Извините, позвольте представиться. – Мужчина достал из бумажника визитную карточку и протянул мне. На карточке было написано «Адвокат Марычев». – Ведь это вы вели дело Цветковой? Правильно?

 – Да, я…

 – А я сейчас вместо вас.

 – Значит, это вы в милиции раньше работали? Светлана Васильевна мне говорила…

 – Да, я раньше работал в этом управлении. Что я хочу сказать, коллега… Я был категорически против того, чтобы она вас отстраняла от этого дела. Но, понимаете, у женщин эмоции часто берут верх над разумом.

 Я прекрасно понимал, что Марычев меня обманывает: скорее всего, это было что-то вроде сцены унижения – вот какой ты крутой, а я еще круче оказался…

 – Между прочим, – продолжал Марычев, – мы «Мерседес» уже забрали у Кремнева.

 – «Мерседес» у Кремнева? – переспросил я.

 – Да. Мои помощники через ГАИ задержали машину, и теперь машина у прежней хозяйки. Так что дело пошло. Думаю, что в ближайшее время мы с ними разберемся полностью.

 – Ну что же, – улыбнулся я, – желаю вам успеха, коллега!

 – Да, тут есть еще некоторые нюансы…

 Но я не стал слушать дальше, повернулся и отошел в сторону. Было ясно, что все это – типичные понты. Марычев решил посмеяться надо мной и показать, какой он великий адвокат, сумел добиться возврата машины. Но на самом деле это было легко. Достаточно было просто отозвать доверенность. Меня тоже подмывало сделать это, и Саша меня постоянно уговаривал провести показательную акцию – отобрать «Мерседес». Но я понимал, что отнять машину без других дел – значит разозлить своих оппонентов. И еще неизвестно, чем это кончится… В конце концов, я уже не веду это дело, и мне все равно. Конечно, было немного обидно, что за месяц я не успел как следует развернуться, а меня уже отстранили.

 Тут я заметил своего приятеля. Виктор, как и я, был «уголовником», то есть занимался уголовными делами. Увидев меня, он подошел и поздоровался.

 – Давненько мы с тобой не встречались в следственных изоляторах! – улыбаясь, проговорил он.

 – Так у меня клиенты на свободе.

 – А мои все еще сидят!

 – Ничего, я уверен, что ты их оттуда вытащишь в ближайшее время.

 – А ты чем занимаешься, если у тебя все на свободе?

 – Представлял интересы потерпевшей стороны.

 – Представлял? – уточнил Виктор.

 – Да, до того момента, как меня отстранили от дела.

 – Да ты что? Тебя отстранили от дела? Не верю!

 – Да, отстранили. Клиентам нужен результат, причем в течение месяца.

 – Я тебя понимаю, – кивнул Виктор. – Есть такая тенденция. В последнее время в адвокатский корпус пришло много уволенных милицейских работников, работников прокуратуры, которые выполняют чисто посреднические функции.

 – Да, я слышал об этом, – кивнул я.

 – Они не адвокаты, а чистые посредники. Вот они всегда гарантируют результат, и клиентов, кто к ним обращается, не интересует ни имя, ни высокое качество защиты, а только результат. А какой результат мы с тобой можем гарантировать?

 – Действительно, ведь только мошенники могут что-то гарантировать. Я тебя понимаю, Виктор, и сочувствую. У тебя что, были такие же проблемы, как и у меня?

 – А как же! Они сейчас у всех, даже у этого, с бородкой, лучшего адвоката всех времен и народов! – ехидно проговорил Виктор. – К нему тоже приходят и разрывают отношения, если он в течение какого-то срока не получает результата.

 Я кивнул.

 Тут раздался звонок, приглашающий всех зайти в банкетный зал. Мы тоже направились туда. Полукруглый зал был заставлен круглыми столами, на которых стояли таблички с номерами. Я пошел искать свое место под номером 56.

 К тому времени почти все расселись. Я тоже сел. Рядом со мной оказались миловидная голубоглазая блондинка лет тридцати, в темном костюме, и один из адвокатов – молодой парень лет двадцати семи. Я поздоровался со всеми.

 Появились Рудаков – председатель Юридического общества, мужчина в темном костюме – заместитель Генерального прокурора и чиновник из Верховного суда. Они прошли в президиум. Рудаков начал длинную речь о значимости юридической науки, юридического сообщества – одним словом, протокольные фразы, которые всегда говорят в таких случаях.

 После выступления Рудакова выступили почетные гости. Все это было выслушано не очень внимательно. Затем торжественная часть закончилась и все перешли к трапезе. Через несколько минут в зале стоял гул почти такой же, как на аэровокзале. Каждый разговаривал на интересующие его темы.

 Я сидел за столом, мои соседи молчали. Затем блондинка встала и направилась к выходу. Я тоже встал и пошел в том же направлении, думая побыть тут еще немного и уехать домой. Девушка остановилась и, достав пачку сигарет, стала что-то искать в сумочке – видимо, зажигалку. Пошарив в сумочке, она повернулась ко мне и спросила, не могу ли я дать ей прикурить. Я достал из кармана зажигалку и поднес язычок пламени к тонкой сигарете. Девушка затянулась и поблагодарила меня.

 – Скучно тут, – я первым нарушил молчание.

 – Да, скучновато… – поддержала разговор девушка. – И неинтересно. Вы тут, наверное, кого-то знаете? А я впервые на таком вечере. Собственно, пригласили не меня, а моего начальника… Вы, наверное, персональное приглашение получили?

 – Да, персональное.

 – Мы с вами сидели за одним столом и так и не познакомились, – улыбнулась девушка. – Меня зовут Ирина Комарова. А вы?

 Я назвал свое имя.

 – И чем вы занимаетесь?

 – Я адвокат. А вы?

 – А я, выходит, ваш оппонент. Я – следователь.

 – Где же вы работаете? В прокуратуре?

 – Нет, в МВД, в Следственном комитете.

 – Мне приходилось вести дела в Следственном комитете, – кивнул я.

 – Я там работаю совсем недавно, меньше двух месяцев. Только первое дело получила…

 В этот момент зазвонил ее мобильный телефон. Ирина, отойдя в сторону, начала с кем-то разговаривать. По ее жестам я видел, что она нервничает. Через несколько минут, покраснев, она бросила телефон в сумочку, отключив его, и снова подошла ко мне.

 – Что, неприятности? – спросил я.

 – Да, что-то вроде этого…

 – Начальство? – улыбнулся я.

 – Нет, это личная жизнь. Точнее, прошлая личная жизнь. Я с мужем развожусь. Вот и достает он меня постоянно!

 – А что, если мы продолжим нашу встречу? – Я пристально посмотрел на Ирину. По ее встречному взгляду я понял, что она тоже хотела бы этого.

 – А какие у вас есть предложения? – спросила Ирина. – В ресторан пойти? Но мы уже поужинали…

 – Можно, например, поехать куда-нибудь…

 – А куда?

 – Можно за город. У меня дача недалеко…

 – И что мы на вашей даче будем делать? – усмехнулась Ирина. – Кстати, вы женаты?

 – Нет, я разведен.

 – Что же будут там делать два разведенных человека? – снова спросила Ирина, не отводя от меня взгляда.

 – Наверное, обмениваться опытом прошлой супружеской жизни, – пошутил я.

 – А вы меня будете соблазнять? – неожиданно спросила Ирина.

 – Вам бы этого хотелось? – задал я встречный вопрос.

 – Да почему бы и нет? Меня еще никогда адвокат не соблазнял! Ну, поехали? – Ирина махнула рукой в сторону выхода.

 Через минуту мы уже сидели в моей машине и мчались к Киевскому шоссе, где недалеко от Москвы находилась моя дача.

 Поставив машину в гараж, я повел Ирину в дом.

 – У вас тут неплохо, – сказала она, оглядываясь вокруг. – Уютный домик!

 Я провел ее в гостиную.

 – Давайте что-нибудь выпьем, – предложил я.

 – Да, конечно, у меня точно такое же желание… – Ирина помолчала. – Вы, наверное, потом будете рассказывать своим сослуживцам, как соблазнили следователя из Следственного комитета?

 – Я не из хвастливых.

 – Мне нужно сделать один очень важный звонок, – сказала Ирина. Она достала мобильный телефон и набрала номер.

 – Как у вас дела? – проговорила она. – Выезжаете? Хорошо. Утром я жду вас с клиентами. Бумаги от судьи не забыли? Если что – до утра. Я ложусь отдыхать. – Ирина выключила телефон.

 – Это вы супругу, что ли, указания давали? – улыбнулся я.

 – Да какие же могут быть указания бывшему супругу? – усмехнулась Ирина. – Это подчиненным, для одного мероприятия… А у вас на сегодня есть дела?

 – Да что мы все на «вы»! – сказал я. – Давайте перейдем на «ты».

 – Я согласна. Но для этого надо выпить.

 Я подошел к бару и, открыв дверцу, спросил:

 – Что ты предпочитаешь?

 – Я бы виски выпила…

 Я удивился:

 – Женщина пьет виски?

 – Женщина, которая проходит службу в МВД, – наполовину мужчина, – ответила Ирина, улыбнувшись.

 Мы выпили. Затем поговорили о чем-то, а затем —пошли спать…

Глава 8. Обыск

Глава 8

Обыск

 Светлана Васильевна и Юрий подъехали к дому на «Мерседесе».

 – Посмотри, опять эта «девятка» тонированная стоит! – Юрий показал на автомобиль. – Каждый вечер они у нашего дома дежурят! Давай-ка я пойду и поговорю с ними по-мужски!

 – Юра, не надо этого делать! – остановила его Светлана Васильевна. – А если их несколько человек? Если они тебя поколотят или, не дай бог, порежут?

 – Что они себе позволяют! – продолжал возмущаться Юрий.

 Поставив машину на стоянку, Светлана Васильевна и Юрий пошли к подъезду. Проходя мимо «девятки», Юрий решил спровоцировать сидящих внутри и не очень сильно стукнул ногой по крылу, рассчитывая, что из машины сейчас кто-то выскочит и завяжется разговор. Но, как ни странно, из «девятки» никто не вышел.

 – Зачем ты нарываешься? – спросила Светлана Васильевна. – Пойдем домой!

 Они поднялись в квартиру, переоделись и сели ужинать. После ужина Светлана Васильевна вышла в коридор.

 – Надо бы картины, которые мы привезли из галереи, еще раз переписать, – сказала она.

 – Ты думаешь, мы что-то забыли? Никто же не заходил в галерею в твое отсутствие.

 – Никто…

 – Тогда что ты волнуешься? Завтра перепишем. Времени уже много.

 После ванны, в халате, с мокрыми волосами, она вернулась на кухню и, заварив чай, села за стол. В это время кто-то позвонил в дверь.

 – Интересно, кто это так поздно? Половина десятого уже…

 – Не знаю, – ответил из комнаты Юрий. – Пойду посмотрю в глазок.

 Подойдя к двери и взглянув в глазок, он увидел стоящих на площадке людей. Несколько из них были в камуфляжной форме, а один – в милицейской.

 – Слушаю вас! – проговорил Юрий.

 – Нам нужна Светлана Васильевна Цветкова, – сказал милиционер.

 – Свет, тебя, – Юрий повернулся к Светлане Васильевне. – Какая-то странная группа людей…

 Светлана Васильевна подошла к двери.

 – Светлана Васильевна, это следователь из Следственного комитета МВД, – услышала она. – Мы должны провести у вас следственные действия.

 – А откуда я знаю, что вы действительно следователь? – тут же отреагировала Светлана Васильевна.

 – Я покажу вам свое удостоверение, – мужчина поднес к глазку раскрытое удостоверение. – Тут присутствуют участковый и понятые.

 – А остальные что за люди?

 – Это оперативное сопровождение наших следственных действий.

 – Я не буду открывать вам дверь, – сказала Светлана Васильевна. – По какому поводу вы ко мне пришли?

 – Вы откройте, мы вам все покажем. С документами все в порядке!

 – Это какое-то недоразумение! – упиралась Светлана Васильевна.

 – Ну, Светлана Васильевна, не вынуждайте нас идти на крайние меры!

 Тут Светлана Васильевна увидела, как один из мужчин, одетых в камуфляжную форму, вытащил из-за спины специальное приспособление для открытия дверей.

 – Не заставляйте нас ломать двери! – продолжал следователь.

 – Юрий, – Светлана Васильевна повернулась к брату, – у тебя есть что-то?

 – Да, – Юрий достал из кармана газовый пистолет.

 – Дай-ка мне его сюда на всякий случай!

 – Света, я тебя очень прошу… – начал Юрий.

 – Не волнуйся, все будет нормально, – перебила она его.

 Светлана Васильевна открыла дверь. Тут же в квартире оказались омоновцы, за ними вошли мужчина в штатском и милиционер.

 – Вот так лучше, Светлана Васильевна, – сказал мужчина, – а то бы мы вам всю дверь разнесли…

 Следователь прошел в кухню и показал Светлане Васильевне документы.

 – Вот, смотрите, все бумаги – решение районного суда о производстве у вас обыска…

 – Обыск? У меня? В связи с чем? – растерялась Светлана Васильевна.

 – В связи с возбуждением против вас уголовного дела.

 – По какой же статье?

 – Это вы все узнаете у следователя.

 – А вы тогда кто?

 – Я – помощник следователя.

 – Так что вы должны сейчас делать? – спросила Светлана Васильевна.

 – Прежде всего мы должны, согласно постановлению, произвести обыск.

 – Подождите, – сказала Светлана Васильевна, – сначала я хотела бы позвонить своему адвокату.

 Мужчина замялся. Потом достал мобильный телефон и стал кому-то звонить.

 – Хорошо, – сказал он, закончив разговор, – звоните. Кто ваш адвокат?

 – Марычев. Кстати, он раньше у вас работал, – добавила Светлана Васильевна.

 – Я такого не знаю…

 Светлана Васильевна быстро набрала номер Марычева.

 – Алло, Николай, это Цветкова. Ко мне пришли странные люди, говорят, что будут проводить обыск. Вы можете срочно приехать?

 В трубке она услышала невнятные слова:

 – Вообще-то я сейчас не могу…

 – Почему?

 – Я не был предупрежден. А я тут с друзьями, мы выпили… Как я сяду за руль?

 – Берите такси! В конце концов, вы мой адвокат!

 – Нет, мой рабочий день закончился. Я завтра приеду… Вы, Света, не волнуйтесь, – продолжал Марычев заплетающимся языком, – все будет нормально! Я приеду, разберусь с ними, мы их накажем…

 – Мне кажется, что вы несете полную чушь! У меня обыск будут делать, я не знаю, что мне делать, а вы приехать не можете!

 – Света, я заканчиваю разговор… Я должен пойти и проследить, у всех ли наполнены рюмки…

 Светлана Васильевна бросила трубку.

 – Ну, что с адвокатом? – спросил мужчина.

 – Он приедет, обязательно приедет! Кстати, для обыска необходимы понятые. Они у вас есть?

 – Да, конечно, – ответил мужчина в штатском. – Мы привезли их с собой. – Он показал на двоих молодых ребят.

 – Вы понятые? – спросила Светлана Васильевна. Молодые люди кивнули. – А почему вы их с собой привезли? – обратилась она к мужчине.

 – Светлана Васильевна, давайте не будем разбираться с формальностями! Какая разница – с собой, не с собой…

 – Вот, ключи от машины нашел! – один из омоновцев показал ключи от «Мерседеса». Мужчина молча взял ключи и опустил их в свой карман.

 – По какому праву вы забираете у меня мою машину? – взвилась Светлана Васильевна.

 – «Мерседес» и картины будут конфискованы по решению районного суда, – ответил мужчина в штатском. В это время один из понятых достал мобильный телефон и набрал номер.

 – «Мерседес» нашли, ключи взяли, картины в коридоре, – сказал он в трубку.

 Раздался еще один звонок в дверь. В квартиру вошли еще два человека. Один из них держал видеокамеру, другой – микрофон.

 – Это что, телевидение? – спросила Светлана Васильевна. – Я никого не вызывала!

 – Не волнуйтесь, – сказал мужчина в штатском, – это наше телевидение, милицейское. Мы должны все снять для вашей же безопасности, чтобы вы потом не говорили, что мы вам что-то подкинули.

 Оператор стал снимать крупным планом ее и Юрия, который тоже сидел за столом. В этот момент Светлана Васильевна поняла, что тут что-то не так. Она попыталась встать.

 – Сидеть! – резко окрикнул ее один из омоновцев. Она вытащила из кармана газовый пистолет. Прогремел выстрел. Запахло слезоточивым газом.

 – Ну, ты, сучка, даешь! – закричал омоновец и резким движением выбил из руки Светланы Васильевны пистолет. Через несколько мгновений и она, и Юрий уже были в наручниках.

 – Снимайте, снимайте! – приказал мужчина в штатском. – Сопротивление сотрудникам милиции при исполнении служебных обязанностей – до восьми лет.

 Тем временем омоновцы распахнули окна, чтобы газ выветрился.

 – Не нервничайте, Светлана Васильевна, – продолжал мужчина в штатском, – мы у вас надолго расположились!

 Обыск продолжался около шести часов. Один из понятых постоянно звонил кому-то, докладывая об обстановке, особенно точно перечисляя названия картин, гравюр и статуэток.

 В голове у Светланы Васильевны мелькали разные нехорошие мысли.

 Наконец, далеко за полночь, обыск закончился.

 – А теперь, Светлана Васильевна, – сказал мужчина в штатском, – собирайтесь!

 – Я никуда не поеду! – закричала Светлана Васильевна.

 – Не заставляйте нас применять силу, – спокойно проговорил мужчина. – Идите одевайтесь!

 – Что же, я при мужчинах переодеваться должна?

 – Ничего, мы отвернемся…

 Светлана Васильевна быстро прошла в комнату. За ней следовали два омоновца. Сбросив халат, она стала быстро переодеваться. Через несколько минут она была готова.

 – И еще, Светлана Васильевна, – снова заговорил мужчина, – я прошу вас – без глупостей! Мы с вами сейчас спокойно спустимся вниз… Вы будете подписывать протокол об изъятии вещей?

 – Каких вещей? – непонимающе спросила Светлана Васильевна.

 – Мы изъяли ваш загранпаспорт, билет до Питера…

 – Да, я собиралась поехать туда, навестить своих родителей.

 – Это ваша версия, – усмехнулся мужчина. – А мы считаем, что вы хотели уехать и спрятаться.

 – От кого?

 – Вам, наверное, это лучше известно…

 – Я ничего не знаю про возбуждение уголовного дела!

 – И фамилия Кремнев вам тоже ни о чем не говорит? – спросил мужчина.

 – Как же? Это человек, который меня обокрал!

 – А он утверждает обратное – что вы его обокрали.

 – Я?! Его?!

 – Да, вы его. И что он потерял большую сумму денег.

 – Да это же сверхнаглость! – Светлана Васильевна почти кричала. – Он вас что, подкупил?

 – Светлана Васильевна, я бы попросил вас не употреблять такие оскорбляющие нас выражения! – жестко проговорил мужчина. – У вас что, доказательства есть?

 – Но вы слишком заинтересованы…

 – Нет, мы только выполняем свой долг, и не более того.

 Через некоторое время, отказавшись подписывать протокол обыска, Светлана Васильевна в сопровождении мужчин вышла из подъезда своего дома.

 – Куда вы меня везете? – спросила она.

 – В районный суд. Сейчас будет решаться вопрос об избрании меры пресечения в отношении вас, потом поедем к следователю.

Глава 9. Любовница адвоката

Глава 9

Любовница адвоката

 Проснувшись утром, я повернул голову и увидел, что рядом со мной лежит Ирина. Она сладко спала. Было уже около девяти часов. Я спустился на первый этаж. Миновав несколько комнат, я вышел в сад. Была уже середина октября. Желтые листья устилали землю, трава потеряла тот сочный ярко-зеленый цвет, да и небо было пасмурное, тускло-серое. Но свежий воздух придавал бодрость и заряд энергии.

 Постояв несколько минут, я вернулся на кухню, включил плиту и стал разогревать завтрак.

 – Подожди, – услышал я. Это Ирина спустилась вниз. – Я сама все сделаю.

 – Ладно, ты же у меня в гостях, – улыбнулся я, нежно поцеловав ее в щеку. – Как спалось?

 – Отлично! Загород – вещь удивительная. Ты как бы освобождаешься от городской суеты и окунаешься в пространство, наполненное свежим воздухом. Кругом елки, сосны, березы – просто супер! А ты что, тут круглый год живешь?

 – Нет, время от времени приезжаю. Летом, конечно, чаще – с мая по октябрь, а зимой – на выходные. Ну, еще в таких случаях…

 – Когда какую-нибудь девушку снимаешь? – улыбнулась Ирина.

 – Нет, сам по себе… Все готово, давай завтракать.

 Мы уселись за стол, я включил телевизор. Тут Ирина, неожиданно вспомнив о чем-то, взяла пульт и спросила:

 – На каком канале у тебя «Россия» принимает?

 – По-моему, на третьем… А что такое?

 – Да там криминальная хроника сейчас будет, – пояснила Ирина, переключая программу. – Ты-то не смотришь?

 – Время от времени, когда получается. А ты?

 – Надо быть в курсе дела. У нас же раз в неделю бывает так называемая «летучка», на которой обсуждают те или иные преступления, которые проходят по нашему ведомству.

 – И какая же здесь связь?

 – Иногда мы разбираем криминальные репортажи, которые делают журналисты из нашей милицейской студии или с других каналов.

 – Здорово быть следователем и адвокатом и вести какое-нибудь общее дело! – сказал я, улыбаясь.

 – Об этом даже и не мечтай! Это просто невозможно.

 – Почему же?

 – Наверное, это мечта любого адвоката – жениться на судье, прокуроре или следователе, иметь общие точки соприкосновения, дела «прокручивать», так?

 Я улыбался и молчал.

 – Так вот, в нашем случае это невозможно, – повторила Ирина. – За нами тысячи глаз и ушей. И даже если мы ничего с вашим братом адвокатом не сотворим, все равно кто-то обязательно скажет: что-то у них не так!

 – И что тогда будет?

 – В лучшем случае отстранят. Можно не пойти на повышение…

 – Ну да, я же забыл, что у вас карьерный рост, «звездочки»… Кстати, ты в каком звании?

 – Майор пока.

 – Майор? И в Следственном комитете недавно работаешь?

 – Да, недавно. Сегодня должна получить первое дело.

 Тем временем началась криминальная хроника. Сначала крупным планом показывали пожар на севере столицы, потом аварию, а потом я неожиданно услышал знакомую фамилию:

 – Вчера следственные органы Департамента экономической безопасности МВД провели обыск и задержание двух крупных антикваров – брата и сестру Цветковых, – говорил диктор. От неожиданности я уронил чашку. Ирина удивленно посмотрела на меня. Диктор продолжал: – Обыск проходил в присутствии следователей Департамента экономической безопасности и силовых структур в сопровождении ОМОН. Брат и сестра Цветковы при задержании оказали сопротивление. – Я увидел кадры, на которых Светлана Васильевна сидела в наручниках. Она выглядела подавленной.

 На экране появился какой-то парень в штатском.

 – Необходимость обыска, – стал говорить он, – была продиктована тем, что Цветковы собирались покинуть Москву. Основанием для возбуждения уголовного дела явилось обвинение Цветковых в продаже поддельных картин русских художников. По данной статье Цветковым грозит до восьми лет лишения свободы. Следствие продолжается.

 Внизу экрана я заметил титры: сотрудник пресс-службы Департамента экономической безопасности.

 От неожиданности я потерял дар речи. Ирина, с удивлением глядя на меня, спросила:

 – Что, знакомые какие-то?

 – Не знакомые, а мои клиенты, представляешь? Бывшие, правда.

 – Почему бывшие?

 – Потому что пару недель назад они расторгли со мной соглашение, посчитав, что я работаю неэффективно.

 – И почему они так решили?

 – Дело в том, что я защищал их как потерпевших, их мошенники обманули. А сейчас получается, что они картины подделывали и против них выдвинули обвинение.

 – Ну и что, так бывает… И что же будешь делать? Побежишь ее освобождать?

 – С чего ты взяла? – усмехнулся я. – Просто для меня это неожиданно. Ты защищаешь человека, который стал жертвой преступников, а потом выясняется, что он сам преступник.

 – Есть такая русская пословица – «Вор у вора дубинку украл», – сказала Ирина, наливая в чашку горячий кофе.

 – Согласен. Просто никогда бы не подумал, что они занимались подделкой картин!

 Ирина промолчала.

 Вскоре мы закончили завтрак и поехали в город.

 Подъезжая к центру, я предложил Ирине:

 – Давай я довезу тебя до работы.

 – Нет-нет, не надо! Я выйду раньше, на метро доеду – у нас оно рядом.

 – Послушай, Ир, – я повернулся к ней, – мы с тобой еще увидимся?

 – Почему бы и нет? Мне кажется, что мы прекрасно провели время! Мы же свободные, независимые люди… Если, конечно, ты меня не обманул, – Ирина пристально посмотрела на меня.

 – О-о-о, это взгляд следователя, а я подозреваемый… И подозреваюсь в том, что женат? – улыбнулся я.

 – У меня профессия такая – всех подозревать.

 – Значит, согласно моей профессии, мне нужно всем верить?

 – Да, конечно. Вот мы и нашли с тобой точки соприкосновения – наши профессии! Ладно, адвокат, звони! Телефон ты знаешь, – проговорила Ирина, выходя из машины.

 Я развернулся и поехал в сторону офиса.

 Вскоре появился Саша с пачкой газет в руках.

 – Ну, что, командир, слышал информацию о Цветковых? – спросил он с порога.

 – Да, по телевизору видел репортаж.

 – Вот уже в газетах написали, – он бросил газеты на стол. Я начал просматривать их. Содержание везде было одно и то же: брат и сестра Цветковы подозревались в подделке картин русских художников и продаже их коллекционеру, алюминиевому предпринимателю. Кроме этого, сестра обвинялась и в нападении на сотрудников милиции при проведении следственных действий. А дальше шла информация, подействовавшая на меня словно разорвавшаяся бомба: основанием для возбуждения уголовного дела послужил тот факт, что Цветкова продала картину одному из олигархов, который впоследствии подарил эту картину самому президенту! Когда обнаружилось, что это фальшивка, разразился скандал.

 – Да, круто они за нее взялись, кто бы мог подумать! – покачал я головой.

 – А мне кажется, – сказал Саша, – что тут не было никакой подделки. Просто Кремнев решил на этом спекульнуть. Видишь, тут фамилия пострадавшего не называется – просто алюминиевый магнат, картина попала в коллекцию президента… Да, может, она никуда не попала!

 – Или картина не эта, – продолжил размышлять я. – Да что угодно может быть. Погоди, у меня есть кое-какие знакомые. Сейчас я им позвоню.

 Я позвонил своему знакомому, который работал в Администрации Президента, занимая там не очень высокий пост, но он был в курсе всех событий. Поинтересовавшись его здоровьем, я осторожно сказал:

 – В сегодняшних газетах сообщили, что в коллекции президента оказалась поддельная картина…

 – Ты что, веришь тому, что наши газеты пишут? – со смешком ответил чиновник. – Президент вообще не имеет никаких коллекций. Он не интересуется живописью.

 – Я так и думал. Похоже на журналистские игры или на игры тех, кому это выгодно.

 – А ты что, это дело ведешь?

 – Нет, просто так поинтересовался…

 Я положил трубку.

 – Ну вот, Саша, как я и думал! Президент не собирает картины, и никакой коллекции живописи у него нет.

 Саша пожал плечами.

 – Может, просто не хочет говорить? – предположил он.

 – Все равно, ход придуман правильный. Теперь к делу будет привлечено большое внимание. Только для чего это им нужно? – размышлял я вслух.

 – Для того, чтобы упрятать Цветкову на более длительный срок.

Глава 10. Арест

Глава 10

Арест

 Светлана Васильевна ехала в легковой машине на заднем сиденье в сопровождении двух оперативников. На нее снова надели наручники.

 Время от времени она смотрела в окно. Машина проскочила Тверскую, свернула в сторону ресторана «Макдоналдс», в самом начале улицы. Проехав еще несколько метров, повернула направо и въехала в небольшой дворик, где остановилась.

 – Все, приехали, – сказал один из оперативников. – Светлана Васильевна, выходите!

 Она молча вышла из машины и направилась в сторону четырехэтажного серого дома, на котором виднелась вывеска: «МВД Российской Федерации. Следственный комитет».

 В сопровождении оперативников она прошла мимо постовых, поднялась на второй этаж и двинулась по большому коридору со стенами, обшитыми панелями из искусственного дерева. Светлана Васильевна сразу обратила внимание, что у одной из дверей стоял стул, на котором сидел мужчина и нагло ей улыбался. Да это же Кремнев!

 Кремнев встал и нарочито вежливо поклонился:

 – Добрый день, Светлана Васильевна! Как настроение?

 Тут Светлана Васильевна увидела, что он поигрывает ключами от автомобиля, и узнала свой брелок… Все ясно, ключи ему уже передали, значит, и все дело подстроил Кремнев, раз он тут сидит! Конечно же он!

 Бросив на Кремнева взгляд, полный ненависти, она молча вошла в кабинет.

 В кабинете сидел молодой парень и что-то набирал на клавиатуре компьютера. Светлана Васильевна молча села на стул.

 – Я хочу знать, по какому праву этот негодяй завладел моим личным имуществом, – проговорила она.

 – Каким это личным имуществом? – спросил парень.

 – «Мерседесом», который вы вчера у меня забрали.

 – Насколько нам известно, это уже не ваше личное имущество, а переданное ему. У него есть все документы. Поэтому мы и передали ему машину. А если вы с чем-то не согласны, то можете подать гражданский иск.

 – Интересно, как я это сделаю, сидя в наручниках?

 – Наручники мы с вас снимем. Надеюсь, вы больше не будете на нас бросаться? – спросил парень, подходя к Светлане Васильевне и расстегивая замок наручников.

 Вскоре в кабинет вошла женщина.

 – Добрый день, я ваш следователь, – сказала она. – Ваше дело буду вести я. Итак, вы будете давать показания?

 – Какие показания? – переспросила Светлана Васильевна.

 – По существу дела. Против вас выдвинуто обвинение неким господином Кремневым, который обвиняет вас в том, что приобрел у вас четыре картины русских художников, впоследствии оказавшиеся подделкой. Что вы можете сказать по этому поводу?

 – Я ничего говорить не буду, – ответила Светлана Васильевна, – пока не приедет мой адвокат.

 – Мы уже звонили вашему адвокату, – сказала следователь, – он плохо себя чувствует – заболел. Так что мы предлагаем вам адвоката по назначению, то есть бесплатно.

 – Не надо мне другого адвоката! Я буду ждать, пока выздоровеет мой!

 – Но нас сроки поджимают. И нам нужно решить вопрос об избрании вам меры пресечения.

 – Делайте все, что хотите, но никаких показаний я давать не буду.

 – Хорошо, мы так и запишем в протокол, что на основании 51-й статьи Конституции вы от дачи показаний отказались. Итак, пока у вас два эпизода. Первый эпизод – вы обвиняетесь по статье «мошенничество», 4-я часть 159-й статьи – в особо крупных размерах, по факту продажи четырех поддельных картин. И второй – это сопротивление работникам милиции при осуществлении ими служебных действий. Сейчас оперативники пишут докладные записки по этому поводу.

 – Делайте все, что хотите, – повторила Светлана Васильевна.

 Вскоре ее вывели из здания Следственного комитета и снова посадили в ту же машину. Автомобиль направился в сторону Цветного бульвара – там находился суд Тверского района Москвы.

 Судебное заседание было коротким. Светлане Васильевне объявили, что она имеет право на защиту, и поскольку ее адвокат находится на больничном, то ей предоставили адвоката по назначению. Молодой парень лет двадцати семи только молча кивал и никаких возражений против предъявляемых ей обвинений не делал. Представитель прокуратуры зачитал, что она обвиняется по тяжкой статье и срок наказания грозит до восьми лет, а также она оказала сопротивление сотрудникам милиции при задержании и имела намерение скрыться от следствия, подтверждением чего явились обнаруженный у нее заграничный паспорт и купленные авиабилеты.

 Светлана Васильевна пыталась протестовать.

 – Какое же это бегство, – говорила она, – я же не за границу собиралась, а в Питер, к родителям!

 Но судья как будто этого не слышала.

 Потом суд удалился на совещание. Через полчаса судья вернулась и зачитала:

 – Избрать в отношении Цветковой Светланы Васильевны меру пресечения, связанную с арестом и заключением под стражу. Данная мера пресечения может быть обжалована в течение семи дней с момента провозглашения, – подчеркнула она.

 Адвокат вопросительно посмотрел на Светлану Васильевну.

 – Ну что, писать? – спросил он.

 Светлана Васильевна махнула рукой…

 Вечером, очутившись в камере следственного изолятора, она села и задумалась: как же так, еще недавно она сама добивалась возбуждения уголовного дела против троицы мошенников, которые так нагло ее обобрали, а теперь она в камере, а мошенники спокойно разъезжают по Москве и, может быть, уже торгуют ее картинами. Как несправедливо получается!

Глава 11. Свидание

Глава 11

Свидание

 Прошла неделя с момента моего знакомства с Ириной. Все эти дни я не переставал думать о ней, об этой блондинке с голубыми глазами. Но Ирина мне не звонила.

 Меня очень влекло к этой женщине, к милому личику, к хорошей фигуре… Одним словом, я жаждал нового свидания. Тем более сегодня пятница, конец рабочего дня…

 Я достал мобильный телефон и, немного подумав, набрал номер Ирины. Вскоре я услышал знакомый голос.

 – Вас беспокоит… – начал я.

 – А я знаю, кто меня беспокоит! – тут же отозвалась Ирина. – Добрый день! Как дела?

 – Нормально. А как у тебя?

 – У нас тоже все хорошо.

 – Получила новое дело?

 – Да, получила.

 – Ну и как?

 – Ничего, как обычно. Я же до этого тоже вела уголовные дела.

 – А на выходные какие планы?

 – Определенных нет…

 – Тогда как насчет встречи? – поинтересовался я.

 – Когда?

 – Я хотел пригласить тебя на выходные к себе на дачу. Конечно, если ты не против…

 – Почему же против? Мне там очень понравилось.

 – Сегодня вечером.

 – Я согласна.

 Вскоре я встречал ее на том же месте, где мы расстались неделю назад. В руке Ирина держала небольшую спортивную сумку. Я понял, что, скорее всего, она предугадала мое приглашение и заранее к этому приготовилась. А может, просто на всякий случай взяла… В сумке оказалось все самое необходимое – зубные принадлежности, какие-то женские мелочи.

 Я вышел из машины, подошел к ней и поцеловал. Она тоже улыбалась. Было видно, что она рада нашей встрече.

 – Может, сначала заедем куда-нибудь поужинаем? – предложил я.

 – Если честно, я очень устала. Последнее время тяжелая работа. Может, лучше купим продукты и перекусим у тебя?

 – Что-то готовить не хочется… Тем более никаких указаний насчет ужина прислуге я не давал.

 – Что, у тебя есть прислуга?

 – Нет, просто женщина, которая живет в нашем поселке. Она приходит два раза в неделю убираться, а иногда готовит что-нибудь.

 – Хорошо устроился! – усмехнулась Ирина.

 Вскоре мы уже мчались по Киевскому шоссе.

 – Надо заправиться, – сказал я и свернул к бензозаправке «BP».

 – Тогда пойдем перекусим, а то правда есть хочется… – сказала Ирина.

 Мы вошли в помещение заправки. Зал был выстроен на западный манер и был разделен на два отсека. С одной стороны – стеллажи с пивом, водой, автомобильные аксессуары, а с другой – стойка буфета, где продавали бутерброды, выпечку, пирожные, кофе и чай. Неподалеку стоял стенд с газетами, журналами и DVD. Пока Ирина ела – она взяла салат, пирожное и чашку кофе, – я подошел к стойке с прессой, выбрал несколько газет и DVD с фильмами.

 Вскоре мы были на даче. К этому времени дом был убран. Поздоровавшись с домработницей, я отпустил ее, поблагодарив за уборку.

 Ирина прошла в зал.

 – Кстати, я дачу у тебя не осматривала, – сказала она. – Пойдем, покажешь свои владения!

 – На первом этаже каминный зал, – начал объяснять я, – рядом кинозал…

 Мы вошли в отдельную комнату, где на стене висел экран, стоял проектор, сбоку – колонки.

 – Да у тебя настоящий кинотеатр, только персональный! – восхитилась Ирина. – Ты как товарищ Сталин!

 – Ну, не совсем… Кстати, я купил пару фильмов, мы можем их посмотреть.

 – Надеюсь, показ будет бесплатный или мне нужно купить билеты? – пошутила Ирина.

 – С женщин я денег не беру, – подыграл ей я, – у них есть и другой способ со мной расплатиться…

 Затем мы прошли в зимний сад, где стояли деревья и кустарники. Я подошел к небольшому фонтанчику и включил воду.

 – Как у тебя тут хорошо! – сказала Ирина, оглядываясь. – А почему ты не хочешь завести птичек, чтобы они тебе пели песенки?

 – Я же тут не так часто появляюсь. А птичек нужно… кормить каждый день. Но у меня нет человека, который будет это делать.

 – А почему бы тебе не жениться? Или ты слишком обжегся в предыдущем браке и не можешь на это решиться?

 – С чего это ты об этом заговорила? – удивленно спросил я.

 – Как же сложно быть следователем и адвокатом! – улыбнулась Ирина. – Вот они встретились, один задает вопрос, а второй на него отвечает тоже вопросом. Ладно, адвокат, не бойся, я не собираюсь выходить за тебя замуж или быть очередной любовницей. А сегодня я приехала, потому что никаких важных дел у меня нет, и к тому же твое общество мне приятно. Но если ты имеешь что-то против…

 – Ладно, все понял, – я привлек ее к себе. – Пойдем, я тебе еще сауну не показал.

 – Ой, сауну я обожаю! – Ирина начала на ходу сбрасывать с себя одежду…

 Прошло около двух месяцев. Ирина почти каждые выходные была у меня на даче. Мы с ней прекрасно проводили время.

 Однажды, когда мы сидели в зимнем саду и слушали, как журчит вода в фонтанчике, она спросила меня:

 – Скажи, пожалуйста, ты давно развелся? И какая была причина?

 – А почему ты интересуешься?

 – Да так, просто…

 – Хорошо, я тебе отвечу. Но и я задам тебе тот же вопрос, согласна?

 – Договорились.

 – Развелся в девяносто пятом, в расцвете своей карьеры – время такое было, бандитский период, стрелки-перестрелки, братва… Я работал тогда по двадцать четыре часа в сутки, практически не бывал дома. Бывали случаи, когда я приезжал домой в одиннадцать вечера, а через час меня снова выдергивали к очередному клиенту, которого задержала милиция. Я искал его по различным отделениям милиции и следственным изоляторам всю ночь. Как ты понимаешь, не каждая женщина это выдержит.

 – Да, ты прав, – задумчиво протянула Ирина, – ты в какой-то мере напоминаешь меня… У нас немного другая история. Мы учились вместе в юридическом институте, я вышла замуж на четвертом курсе. Потом было распределение, он попал в прокуратуру, я пошла по милицейской линии.

 – Значит, твой муж – прокурор?

 – Да, сейчас работает в Генеральной прокуратуре.

 – А дальше что?

 – Дальше все было как обычно. Потеряли интерес друг к другу. Он жил своей жизнью, я – своей.

 – А дети?

 – Детей нет. Хотя сделала несколько абортов… А если бы дети были, может быть, семья сохранилась…

 – Ты жалеешь об этом? – спросил я, придвигаясь ближе.

 – Нет, не жалею. Как говорится, все, что ни делается, все к лучшему.

 – А как твоя работа?

 – Да обычно. Веду дело, достаточно громкое, его время от времени освещают в прессе.

 – Что за дело-то?

 – По экономическому направлению.

 – А все же?

 – Послушай, адвокат, – сказала Ирина, внимательно посмотрев на меня, – что ты все время пытаешься раскрутить меня на эту тему? Давай договоримся с тобой так: у нас с тобой отношения, по-моему, достаточно неплохие, а все, что касается работы, особенно моей, мы не трогаем. Ладно? Ты только не обижайся…

 – Хорошо, я все понял. Вам, наверное, дают указания – ни в коем случае не сближаться с адвокатами и не рассказывать им служебные тайны? – улыбнулся я.

 – Да, что-то вроде этого…

 – А мне иногда кажется, что я с тобой мог бы вести одно дело. Скажу тебе честно, ко мне сейчас приходят клиенты, и я, когда они рассказывают о своем случае, первым делом спрашиваю их, не Следственный ли комитет МВД ведет их дело.

 – А зачем ты спрашиваешь?

 – Вдруг эти клиенты проходят по твоему ведомству и ты их ведешь?

 – Ну, адвокат, – улыбнулась Ирина, – я могу тебя разочаровать. Все клиенты, которые приходят к тебе, – не мои, потому что мне сейчас, кроме моего дела, ничего больше не поручают. А почему ты так хочешь, чтобы мы с тобой вели общее дело?

 – Не знаю… Чаще бы виделись…

 Ирина засмеялась:

 – Значит, мы с тобой будем вести одно дело, я как следователь, а ты как защитник, будем общаться по работе и, кроме этого, еще и встречаться по выходным и обсуждать назревшие проблемы? Так, что ли?

 – Почему бы и нет? – улыбнулся я.

 – Ты этого хочешь?

 – Конечно.

 – В мое деле есть адвокат, и, по-моему, они не собираются его менять. И к тому же это дело для тебя не перспективное. Для тебя вариантов там нет. Человек получит срок и пойдет в колонию на отсидку.

 – Ну что же, каждый сам выбирает свою судьбу…

Глава 12. В тюрьме

Глава 12

В тюрьме

 Светлана Васильевна проснулась ночью от сильного сердцебиения. Поднявшись с койки, она провела рукой по левой стороне груди.

 В камере было душно. Двенадцать заключенных спали. Кто-то вскрикивал во сне, кто-то сопел и храпел… Воздух был спертый и тяжелый. Вот уже полгода Светлана Васильевна находится в следственном изоляторе, и дело не подвигается вперед.

 Светлана Васильевна понимала, что Марычев ничего не делает, а старается просто тянуть время, рассчитывая на суд. А до суда еще долго… Брат Юрий сидит в Матросской Тишине, и у него такие же дела. Вот так – получается, подумала она, что был светлый период, когда имела галерею, антиквариат, машину, квартиру, деньги… А сейчас – ничего нет. Квартира на Остоженке пропала, поскольку Светлана Васильевна пропустила несколько судов; картины конфискованы, «Мерседес» у Кремнева – одним словом, все плохо.

 Светлана Васильевна лежала без сна до утра. После завтрака ее вывели на прогулку, а потом сообщили, что к ней пришел адвокат. Вскоре она уже сидела в следственном кабинете. Марычев появился в плохом настроении и достаточно холодно поздоровался.

 – У вас в корпусе автомат поставили, – сказал он, – я могу взять вам кофе. Хотите?

 – Да, – кивнула Светлана Васильевна.

 Марычев принес пластиковый стаканчик с напитком. От выпитого кофе у Светланы Васильевны закружилась голова.

 – Как идут мои дела? – спросила она.

 – Не волнуйтесь, Светлана Васильевна, все идет нормально, по плану.

 – Какой же он?

 – Я вам уже несколько раз говорил: основной план – разбить ваше дело на судебном заседании.

 – А почему вы считаете, что ваш план удачный?

 – Я еще раз повторю, что нет смысла сейчас выкладывать наши козыри.

 – А какие у нас козыри?

 – Я не хотел бы говорить на эту тему, – ушел от ответа Марычев.

 – Но вы же не собираете никаких доказательств! Надо собирать доказательства и развалить дело! Зачем нам ждать суда? Когда он может состояться? Следствие может идти в течение года. Прошло полгода, и еще полгода мне ждать? Насколько мне известно, они ничего не делают. Меня даже на допросы не вызывают.

 – Они и не могут вас вызывать. Вы же отказались от дачи показаний, они вас и не беспокоят.

 – Так, может, они ничего и не делают?

 – Нет, Светлана Васильевна, я вас уверяю, следователь не может ничего не делать. Они собирают информацию.

 – Значит, они собирают информацию против нас, а мне нужно, чтобы они собирали информацию и в отношении меня. Ведь в Уголовно-процессуальном кодексе написано, что следователь должен быть объективным и учитывать факты, собранные как против обвиняемого, так и за него.

 – Светлана Васильевна, это же теория! – улыбнулся Марычев. – А на практике все делается против вас.

 – Я все же хочу понять – вы собираетесь защищать меня или ваша основная работа состоит в том, что вы будете приходить ко мне пару раз в месяц, угощать меня этим отвратительным кофе и говорить, что все идет по плану? Уходите!

 – Светлана Васильевна, почему вы разговариваете со мной таким тоном? – спросил Марычев. – В конце концов, я давно работаю с вами бесплатно. Вы какой-то период платили мне за работу, я считаю, что я ее выполнил. После этого вы мне не платите, и я еще должен к вам ходить и выслушивать ваши нотации? Нет уж, Светлана Васильевна, давайте расставим все точки над i. Я такого тона не потерплю. Да, я все же хочу узнать, когда вы оплатите мою работу?

 – Да что же вы сделали? – удивленно спросила Светлана Васильевна.

 – Я к вам хожу. Я трачу на визит к вам в среднем три-четыре часа своего рабочего времени.

 – Да что вы говорите! – всплеснула руками Светлана Васильевна. – Вы у меня от силы полчаса бываете!

 – А дорога? А пока я в очереди стою? Это что, увеселительная прогулка?

 – Ладно, господин адвокат, – оборвала его Светлана Васильевна, – я все поняла. Давайте на этом закончим нашу встречу. – Она встала.

 – Ладно, Светлана Васильевна, что вы так расстроились? Все будет хорошо!

 – Я ничего хорошего в ближайшей перспективе не вижу, – холодно произнесла Светлана Васильевна. – Если бы вы мне сказали это через два дня после моего ареста, может быть, я бы вам поверила. Но прошло уже полгода, и ничего не меняется. Я сижу в той же камере, вы приходите с теми же песнями. Но потом вы уходите на волю, а я остаюсь тут. Я не вижу перспектив в нашем дальнейшем сотрудничестве.

 – Вы хотите сказать, что разрываете со мной отношения?

 – Да, именно это я и хочу сказать.

 – Хорошо, – сказал Марычев. – Но я считаю, что сейчас вы находитесь в возбужденном состоянии, и буду продолжать работу. Я не могу вас бросить.

 Светлана Васильевна встала и нажала на кнопку звонка. Через несколько секунд появился конвоир.

 – Вызывали? – спросил он.

 – Да, у нас закончена беседа, – сказала Светлана Васильевна. – Пожалуйста, отведите меня в камеру!

 Очень странный состоялся сегодня разговор! Она отказывается сотрудничать с Марычевым, а он продолжает ее защищать… Тут же она подумала: а что, если Марычев работает уже не на нее, а на Кремнева, и уже Кремнев оплачивает ему эту работу? В принципе, для него это выгодно – уж больно он скользкий человек, этот адвокат! Быть может, он даже сам предложил Кремневу свои услуги – информировать его о ее настроении, о планах. Действительно, она не платила Марычеву больше четырех месяцев. Кто же согласится работать бесплатно? Да еще при такой любви к деньгам! Нет, что-то тут не так. Надо что-то делать!

 К вечеру она пришла к мысли, что нужно вернуть первого адвоката, которого она незаслуженно отстранила. Он переживал, везде бегал… Просто тогда был такой период, что невозможно было все решить, а Светлана Васильевна была расстроена. Кроме того, к Марычеву у нее тоже имелись претензии: именно из-за того, что он вернул «Мерседес», Кремнев и возбудил уголовное дело. Но как же его вернуть? Как его уговорить? Никто из девчонок, которые сидят в камере, в ближайшее время освобождаться не будет. Если же передать через адвоката… Стоп, зачем через адвоката? Гораздо проще вызвать следователя. Так и надо сделать!

 На следующий день Светлана Васильевна написала следователю заявление с просьбой связаться с ее старым адвокатом и пригласить его в качестве нового защитника.

Глава 13. Новое дело № 290839

Глава 13

Новое дело № 290839

 Я сидел в своем адвокатском офисе и просматривал папки с досье. Саша сидел за компьютером в Интернете, что-то внимательно читая.

 Я взглянул на календарь – 25 декабря. Скоро новогодние каникулы, когда страна будет отдыхать… Я взял мобильный телефон и набрал номер Ирины.

 – Привет, дорогая! Как дела?

 – Ничего, работаю, – ответила Ирина усталым голосом.

 – Что такая грустная?

 – Да так, настроение испортили…

 – Что-то серьезное?

 – Нет, просто неприятный осадок…

 – Ты меня беспокоишь! Кстати, скоро Новый год…

 – Я помню.

 – Кроме праздника, еще и большие каникулы – девять дней. Давай махнем с тобой куда-нибудь в теплые страны, погреемся! Как ты на это смотришь?

 – Я не знаю, вряд ли получится…

 – Тогда объясни, в чем дело.

 – Я не могу тебе ничего объяснить по телефону. Все узнаешь при встрече.

 – Хорошо, а когда мы увидимся?

 – Я думаю, скоро. Все, извини, мне надо работать.

 Я положил трубку.

 – Что, командир, – спросил Саша, – размолвка? Отставку получил?

 – Что-то странное происходит, – задумчиво проговорил я. – То мы каждые выходные на дачу ездили, сейчас Новый год приближается, которого мы всегда так ждем, а она – я не знаю, я не могу… Какие-то неприятности…

 – Да просто цену себе набивает! – улыбнулся Саша. – Послушай, помнишь, мы вели дело антикваров?

 – Конечно помню.

 – Им до пятнадцати лет грозит.

 – Как?

 – Да, им статью переквалифицировали – 4-я часть 159-й статьи, в особо крупных размерах, срок по ней – до пятнадцати лет. Посмотри!

 Я подошел к монитору. На открытой странице была статья о деле антикваров. Действительно, там указывалось, что следствие провело несколько экспертиз, собрало достаточное количество доказательств и теперь изменена тяжесть обвинения – до пятнадцати лет.

 – Похоже, они кому-то серьезно перешли дорогу… Или действительно картины поддельные? И они попали в коллекцию президента? Поэтому такой срок? – предположил Саша.

 Я махнул рукой:

 – Вряд ли. Сказали же, что он картины не собирает.

 – Зря она с нами порвала! Работали бы сейчас, и ты бы никогда этого не допустил! А что там этот адвокат, как его фамилия, Марычев, что ли?

 – Не знаю, работает или нет…

 – Да, кстати, я забыл тебе рассказать про этого Марычева. В свое время я справки навел. Его из органов-то уволили!

 – Как уволили?

 – Ну, по собственному желанию он ушел… Но было одно дело, коррупционное. Поймали его то ли на взятке, то ли на подтасовке документов – одним словом, вызвали и сказали, чтобы он писал заявление по собственному желанию. Он написал и ушел. В адвокатуру.

 – Откуда у тебя эта информация?

 – Ну, пробил я по своим каналам.

 – А что раньше не говорил?

 – Но мы же все равно из этого дела вышли. А потом, ты же не побежишь Светлане Васильевне об этом докладывать.

 Зазвонил мой мобильный телефон. Я подумал, что звонит Ирина – может быть, хочет извиниться, загладить свой сухой разговор. Но на дисплее высветился незнакомый номер.

 – Слушаю вас! – сказал я.

 – Мне бы адвоката… – услышал я незнакомый мужской голос, который назвал мою фамилию.

 – Это я, добрый день.

 – Вас из Следственного комитета беспокоят. Меня зовут Виталий Николаевич Скачков. Я следователь, который ведет дело вашей бывшей подопечной Цветковой Светланы Васильевны.

 – А в чем дело?

 – Вы не могли бы к нам приехать? Она заявление написала. Хочет вернуть вас в дело.

 – Ничего себе! – присвистнул я.

 – Мы не можем вас заставить, как вы сами понимаете… Но она просила вас к ней прийти. Приезжайте к нам, тут и разберемся. Адрес знаете?

 – Конечно.

 – Вот и хорошо. У нас шестнадцатый кабинет, второй этаж. Пропуск я вам закажу. Вы когда будете?

 – Через час подъеду.

 Я положил трубку и повернулся к Саше:

 – Наверное, все-таки существует телепатия!

 Саша удивленно посмотрел на меня:

 – Что случилось?

 – Звонили из Следственного комитета. Цветкова просит, чтобы я снова стал ее адвокатом.

 – Ничего удивительного! – усмехнулся Саша. – Ей пятнашка грозит. Она кого хочешь позовет, чтобы ее вытащили!

 – Но она же с нами…

 – Да у нее другого выхода нет! И что ты намерен делать?

 – Не знаю. Поеду, поговорю, что там и как.

 – Смотри, тебе решать… А с другой стороны, дело громкое – в прессе постоянно пишут. Если вытащишь ее, будет большой плюс тебе! Ну что, на связи?

 – На связи. Я сейчас поеду туда, поговорю, а потом позвоню. Кстати, мы ее досье не выбросили?

 – Что ты! Все на месте! В архиве лежит, я только вчера перебирал.

 – Но я ведь часть документов вернул… Ладно, до связи!

 Я быстро вышел из офиса, сел в машину и поехал в Следственный комитет.

 На втором этаже, войдя в шестнадцатый кабинет, я увидел парня лет тридцати, который сидел за компьютером. Он махнул мне рукой и показал на стул. Мы поздоровались.

 – Я адвокат. Слушаю вас!

 – Вот какое дело, – следователь протянул мне заявление. – Я вчера был у нее в следственном изоляторе, она меня срочно вызвала. Цветкова просила, чтобы я с вами поговорил и чтобы вы снова стали ее защитником.

 – А какая у нее мотивация? – спросил я.

 – Какая может быть мотивация, господин адвокат? Человек попал в беду, просит помочь.

 – Но у нее же был адвокат Марычев…

 – Она от него отказалась, написала заявление.

 – И что?

 – Марычев был у нас сегодня утром. Он сказал, что Цветкова находится в возбужденном состоянии, даже в какой-то мере неадекватна в поведении, поэтому он считает, что заявление написано сгоряча, и не хотел бы с ней расставаться.

 – Так пусть не расстается! Я-то тут при чем?

 – Женщина волевая, упертая… Она нам не поверит, что вы отказались.

 – И что же вы мне предлагаете?

 – Я предлагаю вам поговорить с ней в следственном изоляторе один на один. Если захотите отказаться – откажетесь, но объясните ей причину сами.

 – Но почему такие сложности?

 – Да она нас жалобами завалит, что мы не обеспечиваем ей защиту должным образом. Я заранее это предвижу, – сказал Виталий Николаевич.

 – Ладно…

 В этот момент раздался звонок стационарного телефона. Скачков снял трубку.

 – Да, пришел… Да, здесь… Хорошо, сейчас зайдем…

 Я понял, что он говорит обо мне.

 – Вот еще какое дело, – продолжил Виталий Николаевич, положив трубку, – звонила руководитель нашей следственной группы, Ирина Георгиевна, она хотела бы с вами переговорить. Пойдемте, тут рядом, в конце коридора…

 Я встал и пошел за следователем. Вскоре мы оказались возле двери, которая была последней по коридору. Виталий Николаевич постучал и спросил:

 – Ирина Георгиевна, можно?

 Получив утвердительный ответ, он обернулся ко мне:

 – Проходите. А я вернусь в кабинет.

 Я вошел в кабинет руководителя следственной группы. Взглянув на женщину, которая сидела за столом, остолбенел. Передо мной была Ирина Комарова – блондинка с голубыми глазами… Вот это поворот!

 – Ну что же вы, господин адвокат, встали на пороге? – спросила Ирина. – Проходите, пожалуйста!

 Я молча подошел к ней.

 – Садитесь, пожалуйста! – официальным тоном продолжила Ирина. – Давайте знакомиться. Меня зовут Ирина Георгиевна Комарова. – Она подняла глаза к потолку, давая мне понять, что ее могут прослушивать.

 – Очень приятно, Ирина Георгиевна, – включился я в игру.

 – Вы в курсе, зачем вас сюда пригласили?

 – Да, Виталий Николаевич мне рассказал.

 – И что вы думаете по этому поводу? – Ирина опустила глаза.

 – Честно говоря, ничего не думаю…

 – Может быть, вам следует съездить в изолятор, переговорить с вашей клиенткой?

 – С моей бывшей клиенткой, – уточнил я.

 – Да, с бывшей…

 – Хорошо, я съезжу. Вы допуск мне дадите?

 – Конечно. – Ирина подняла трубку телефона: – Виталий, приготовь срочно бумагу начальнику следственного изолятора с просьбой выписать разовый пропуск для господина адвоката к Цветковой. Срочно, понял?

 Я в шоковом состоянии сидел на стуле. Ирина тоже опустила глаза, как будто бы читая какие-то документы. Странная ситуация, подумал я. Мы знаем друг друга, мы любовники, а сейчас делаем вид, что едва… Она следователь, а я… Да, ситуация неординарная. Но надо как-то выходить из нее.

 – Я, пожалуй, пойду к вашему помощнику… Только я забыл, в каком кабинете он сидит. Вы не проводите меня? – обратился я к Ирине, чтобы иметь возможность выйти из кабинета.

 – Конечно, – Ирина поднялась, – пойдемте, я вас провожу.

 Как только мы вышли из кабинета, я оглянулся по сторонам и взял ее за руку.

 – Ира, что происходит? – спросил я тихо. – Почему ты здесь?

 – А почему я не должна быть здесь? – ответила она так же тихо. – Я веду это дело.

 – Но раньше ты мне этого не говорила!

 – Я же не могла разглашать служебную тайну.

 – И что теперь мы будем делать?

 – Не знаю, тебе решать. Я к этому делу прикомандирована приказом и, в отличие от тебя, отказаться не могу.

 – Ну а мне-то что делать?

 – Думай сам. Только помни – если ты возьмешься за это дело, у нас с тобой должны быть сугубо официальные отношения.

 – То есть?

 – Я все сказала.

 – Значит, мы не будем встречаться?

 – А как ты себе представляешь наши встречи? На период следствия – не будем.

 – А сколько еще будет следствие длиться?

 – Очнись, пожалуйста! Мы с тобой сейчас не любовники, а официальные лица. Ты адвокат, я следователь. И мы не можем с тобой быть… Ты подумай и прими решение. – Ирина подвела меня к нужному кабинету.

 – Хорошо, я приму решение…

 Скоро я покинул здание Следственного комитета. Сев в машину, я стал раздумывать, куда мне ехать – то ли в офис вернуться, то ли сразу поехать в следственный изолятор к Цветковой.

 Вскоре я был в Текстильщиках у следственного изолятора № 6, где в основном содержался женский контингент. Подойдя к бюро пропусков, я постучал в окошко.

 – Документы у вас есть? – спросила дежурная.

 – Конечно, – я протянул ей адвокатское удостоверение с письмом из Следственного комитета. Та молча прочитала его и протянула мне бланк. Закончив заполнять графы листка вызова заключенной Цветковой, я взял листок и пошел в следующую комнату. Там находилась камера хранения, куда необходимо было сдать портфель, мобильный телефон, диктофон и другие личные вещи.

 – Что с собой могу взять? – спросил я.

 – Блокнот, ручку, – сказал дежурный камеры хранения.

 Сначала необходимо было пройти контроль. На входе стояла рамка. Помимо этого, дежурный металлоискателем тщательно провел по моему телу.

 Я поднялся на второй этаж и пошел по длинному полутемному коридору, мимо автоматов с кофе и чаем, подошел к окошку, где сидел очередной дежурный по изолятору, и протянул ему листок вызова.

 – Вы можете пройти в тридцать второй кабинет, – сказал дежурный, – сейчас ее приведут.

 Я подошел к автомату, опустил десять рублей и взял кофе. Выпив его, пошел искать нужный кабинет. Вскоре я попал в небольшую комнатку со стандартным для следственных кабинетов изоляторов набором мебели: небольшой стол и два стула, намертво прикрепленные к полу металлическими скобами. С правой стороны стояла вешалка, куда я и повесил свою дубленку. Повернувшись к окну, заметил, что расположено оно значительно выше человеческого роста, поэтому, куда оно выходит, не было видно. На потолке – лампа дневного света, датчик пожарной сигнализации и еще какое-то стеклышко, наверное видеокамера. Все следственные кабинеты просматриваются, а некоторые и прослушиваются.

 Осмотрев кабинет, я уселся за стол и взглянул на часы. Было около трех часов. Минут через двадцать дверь кабинета открылась, и конвоир ввел Светлану Васильевну. Она была одета в розовый спортивный костюм, выглядела очень похудевшей и уставшей. Увидев меня, улыбнулась.

 – Вот видите, где мы с вами снова встретились! Я такой встречи совсем не ожидала…

 – Честно говоря, мне эта встреча не доставляет большого удовольствия, – ответил я.

 Светлана Васильевна, обратившись ко мне по имени-отчеству, сказала:

 – Я очень вас прошу… Я долго думала – только вы можете меня спасти! Я хочу извиниться за тот мой поступок и за то недоразумение… Поймите, я потеряла все, что накопила тяжелым трудом, и мне показалось, что…

 – Ладно, – махнул я рукой, – что вспоминать прошлое! Сейчас ситуация неординарная. Я не могу сказать, что горю желанием вас защищать.

 – Но послушайте, – горячо заговорила Цветкова, – я прошу вас, умоляю! Хотите, на колени встану?

 – Нет-нет, этого делать не надо! – остановил ее я.

 – Только вы можете спасти меня, – повторила Светлана Васильевна.

 – Светлана Васильевна, я бы взялся за вашу защиту, но есть одно обстоятельство, о котором я не могу вам сказать, – я имел в виду свою связь с Ириной Комаровой, – которое препятствует этому. И я сейчас нахожусь перед дилеммой.

 – Да какая может быть дилемма? Вы – адвокат, я обращаюсь к вам за помощью, и вы обязаны мне ее оказать! Это же записано в хартии вашей профессии!

 – Насчет хартии вы погорячились, – улыбнулся я, – мы еще ничего не приняли. А обязан ли…

 – Вы поймите, – продолжала Светлана Васильевна, – они мне новую статью дали. Пятнадцать лет мне грозит!

 – Кстати, я хотел вас спросить про сопротивление работникам милиции. Я читал в газетах, и по телевизору показывали, как вы чуть ли не стреляли в них.

 – Нет, – покачала головой Светлана Васильевна. – Этого не было, и никакой статьи нет. У меня только 4-я часть 159-й. Они провели экспертизу, и, соответственно, срок вырос. Теперь мне грозит до пятнадцати лет.

 – А что следователь?

 – Да это вообще сучка! – зло проговорила Светлана Васильевна. – Вы меня извините за такие слова…

 Странно, подумал я, слышать такие отзывы об Ирине…

 – Более того, – продолжала Цветкова, – мне кажется, что они вообще ангажированы…

 – То есть вы хотите сказать, что им денег дали?

 – Кремнев развернул активную деятельность. И я уверена, что он проплатил мой арест и мое нахождение здесь.

 – Вот видите, какая сложная ситуация…

 – Да ничего сложного нет! Просто это дело – специфическое. Антиквариат, экспертиза… Вы думаете, что милицейские следователи хорошо разбираются в антиквариате?

 – Но они же могут консультироваться у специалистов?

 – Да, конечно. Но мы с вами все эти обвинения опровергнем! – уверенно сказала Цветкова.

 – Но, Светлана Васильевна, я ведь тоже не разбираюсь в антиквариате… Вы пригласили меня по делу о мошенничестве, и я представлял ваши интересы как потерпевшей стороны. Здесь – другое дело. Вас обвиняют в подделке картин…

 – Мы с вами обязательно докажем, что этого не было! Я вас очень прошу, соглашайтесь на мою защиту!

 – Но у вас был адвокат, кажется, Марычев его фамилия?

 – Да, был… – Светлана Васильевна опустила глаза. – И все это произошло из-за него…

 – Как из-за него? – удивился я.

 – Да, именно. Он организовал возврат «Мерседеса» – это разозлило Кремнева, и он устроил мой арест. Вы же помните, раньше он обивал все пороги, но ему везде отказывали в возбуждении уголовного дела? А тут вмешался лично начальник управления!

 – И что вы хотите сказать?

 – То ли напрямую, то ли через какие-то связи Кремнев вышел на этого начальника и убедил его возбудить уголовное дело. Может быть, и не безвозмездно…

 – Но откуда вы все это знаете?

 – Ничего я не знаю, а могу только догадываться и предполагать, – ответила Светлана Васильевна.

 – Хорошо, так что же Марычев? Он сейчас с вами работает?

 – Я дала ему отвод. Подозреваю, что он работает на Кремнева.

 – Почему вы так думаете?

 – Дело в том, что я ему давно уже не плачу, а он из дела не выходит. Вот вы бы стали работать бесплатно? – спросила Цветкова.

 – Наверное, если бы я вел клиента и у него кончились деньги, я довел бы его до конца.

 – Но, наверное, у вас было бы меньше энтузиазма? Скажите откровенно!

 – Вероятно, вы правы…

 – А у него большой интерес к этому делу. Он пытается выведать у меня информацию, всячески отговаривает от определенных поступков. Я хотела написать несколько жалоб – в Генеральную прокуратуру, министру внутренних дел, а он стал отговаривать меня.

 – По каким причинам?

 – Сказал, что будет обратная реакция, что эти жалобы ничего не дадут и мне станет еще хуже. Я сижу в следственном изоляторе, и мне грозит пятнадцать лет – что может быть хуже? Что, меня расстрелять должны по этому делу?

 Я чувствовал, что Цветкова начинает нервничать.

 – Это первое, – продолжала Светлана Васильевна, все больше распаляясь, – а второе – он все время угощает меня кофе, и мне кажется, что он туда что-то подсыпает.

 – Почему вы так думаете? – насторожился я.

 – Потому что, когда он уходит, я нахожусь в невменяемом состоянии несколько дней.

 – А какой в этом смысл? Вы считаете, что он отравить вас хочет?

 – Я не знаю.

 Мне начало казаться, что у Светланы Васильевны не все в порядке с головой… Но, с другой стороны, за время пребывания ее в СИЗО – а она сидела тут уже полгода – у любого крыша поедет…

 – Хорошо, – сказал я, помолчав, – если, положим, я хочу подчеркнуть: положим, – я возьмусь за ваше дело, то тогда мы вместе с вами составим план защиты. Я должен буду пойти в несколько экспертных советов, сделать свои собственные запросы, и мы разобьем обвинение. Сколько вы уже находитесь под арестом?

 – Семь месяцев. Да, я хочу вам сказать насчет гонорара: вы не волнуйтесь, у меня есть несколько квартир, одну из которых мои родители продадут. Так что деньги на оплату у меня будут.

 Помолчав, я продолжил:

 – Давайте сделаем так: сегодня я к вам пришел, теперь мне надо подумать.

 – А сколько вы будете думать?

 – Хотя бы сутки. А потом приму окончательное решение, и если оно будет положительным, то я появлюсь у вас на следующий день, чтобы ознакомиться с делом.

 – Хорошо, но я буду надеяться, что вы согласитесь и не бросите меня в трудную минуту! – сказала Светлана Васильевна, улыбнувшись. – К вам обращается женщина, которая прошла тяжелый путь испытаний и унижений, и вы должны ее вытащить из этого ада. Я невиновна!

 – Хорошо, – кивнул я, – мы с вами договорились – я подумаю.

Глава 14. Адвокат и следователь

Глава 14

Адвокат и следователь

 Вскоре я вышел из следственного изолятора, сел в машину и задумался. Как же мне быть? Стоило бы поехать в офис, где меня ждет Саша, чтобы выслушать мой рассказ о встрече со следователем и бывшей клиенткой. Но в то же время мне нужно разобраться в отношениях с Ириной. Поразмыслив, я решил, что сначала все же встречусь с Ириной.

 Остановив машину возле Следственного комитета, я набрал ее номер.

 – Слушаю тебя, – ответил взволнованный голос.

 – Ира, я у нее был. Мы можем сейчас с тобой встретиться? Это займет не более десяти минут.

 – А тебе этого времени хватит?

 – Вполне.

 – И что ты решил?

 – Я хотел бы, чтобы мы решили вместе…

 – Хорошо, сейчас я спущусь. Давай подходи к «Макдоналдсу», встретимся там. И возьми что-нибудь пожевать.

 – Это что, конспиративная встреча? – улыбнулся я.

 – Не до шуток, – оборвала меня Ирина. – Я буду минут через десять.

 Стены ресторана были из стекла, и через них просматривалось все, что происходило в зале. Видимо, Ирина не хотела, чтобы нас видели вместе. А может быть, Кремнев за ней следит? Или она с ним заодно?

 Я выбрал столик в углу и расположился так, чтобы Ирина села спиной к входу. Вскоре она появилась. Я помахал ей рукой.

 – Ну, как ты? Был у нее? – спросила Ирина, усаживаясь.

 – Мне кажется, что она немного не в себе. Стала говорить, что адвокат пытается ее отравить…

 – Это обычное поведение людей, которые долго находятся в замкнутом пространстве, – объяснила Ирина. – Так что ты решил?

 – А ты что посоветуешь?

 – Сам решай.

 – Но прежде чем принять решение, я хотел поговорить с тобой.

 – Внимательно тебя слушаю.

 – Она очень меня уговаривала, умоляла даже, чтобы я занялся этим делом и спас ее.

 – Да, ей светит приличный срок, – кивнула Ирина.

 – Но я хотел бы определить наши с тобой отношения…

 – А у нас с тобой никаких отношений больше не будет, если мы будем оппонентами по одному и тому же делу, я тебе уже говорила.

 – Но мы же…

 – Никаких отношений! – повторила Ирина. – Ты должен понимать, что у меня есть определенные служебные обязанности и правила поведения. У нас не так все просто, за нами наблюдают. И если ты думаешь, что наши отношения не выплывут на поверхность… Это невозможно. Наши встречи прекратятся, пока ты будешь вести это дело.

 – Погоди, – прервал я ее. – Получается, что я стою перед выбором: либо продолжать общаться с тобой, либо вести это дело и забыть о тебе.

 Ирина замолчала.

 – Мне казалось, – продолжал я, – что у нас с тобой серьезные отношения и я тебе нравлюсь…

 Ирина продолжала молчать.

 – Или мне это только казалось?

 – Что же ты решил? – тихо произнесла Ирина, глядя в стол. – Будешь брать это дело или нет?

 – Новый год приближается… Давай мы с тобой съездим отдохнем, а потом я решу.

 – Нет, ты должен решить сейчас! В крайнем случае завтра.

 – И конечно, если я возьму это дело, то мы с тобой уже никуда не поедем?

 Ирина кивнула.

 – Так что же ты решаешь? – снова спросила она.

 – Не торопи меня, это непростой вопрос.

 Ирина взглянула на часы:

 – Мне надо на работу, у нас совещание начинается… Давай наш разговор перенесем на более поздний срок.

 – На какой?

 – Созвонимся.

 Ирина ушла, а я поехал в офис.

 – Ну как, шеф? – спросил Саша, едва я вошел в кабинет.

 – Не знаю, – и я коротко изложил ему суть дела.

 – Да, попали вы! – присвистнул Саша. – Получается палка о двух концах. Клиент настаивает, чтобы вы взяли дело, и дело достаточно перспективное и громкое.

 – Ты думаешь, мы с тобой сумеем его разрушить? Я же еще не читал, что они там накопали…

 – Мне интуиция подсказывает, что мы все сделаем как надо. Но, с другой стороны, у вас другая женщина, следователь, с которой у вас роман или любовная интрижка, не знаю как это назвать…

 – Да какая разница, как это назвать! – махнул я рукой.

 – И вы должны эти отношения прекратить. А совместить никак нельзя?

 – Категорически нет. И, скажу тебе честно, у меня появился охотничий азарт.

 – Охотничий? – переспросил Саша.

 – Да, как будто я выхожу на охоту. Я возьму это дело, займусь защитой, и мне, может быть, удастся его развалить. Но, с другой стороны, я так привык к Ирине…

 – В таком случае решайте, что важнее – карьера или любовь.

 – Хорошо, постараюсь. Времени у меня на это – сутки. Сегодня пятница, поеду на дачу, подумаю, а в понедельник дам ответ.

 Впервые за последние полгода я был на даче один. В доме без Ирины было пусто…

 Я поужинал и сел смотреть очередной фильм. Вскоре зазвонил мобильный телефон. На дисплее высветился номер Ирины.

 – Привет! – сказал я.

 – Добрый вечер. Как ты?

 – Ничего, отдыхаю.

 – На дачу поехал?

 – Да. Но мне тут грустно и одиноко без тебя…

 – Понятно… Что ты решил?

 – Ничего пока. Думаю до понедельника отложить. Может, ты приедешь?

 – Я вот о чем хотела с тобой поговорить… – Ирина сделала вид, что не слышала последней фразы. – Еще в «Макдоналдсе», но не получилось… Короче, мы с тобой больше встречаться не будем.

 – Почему, что случилось? В конце концов, не буду я брать это дело!

 – Причина не в том. Я, скорее всего, вернусь к мужу. Он приезжал ко мне, мы долго говорили… Наверное, мы снова будем жить вместе.

 – Это меняет дело… Но как-то неожиданно все это…

 – И еще вот что, – продолжила Ирина, – если ты возьмешь дело Цветковой – а ты вправе его взять и вести, – у нас с тобой отношения будут нормальные, как между следователем и адвокатом, я не буду вставлять тебе палки в колеса. Но, естественно, ни на какую помощь с моей стороны и тем более на получение какой-то дополнительной информации ты не должен рассчитывать. Понял?

 – Да.

 – Вот мы и расставили все точки над i, – закончила Ирина.

 – Вот ведь как получилось. Я решал, а за меня это сделала ты.

 – Извини, так получилось… Я давно тебе хотела об этом сказать.

 – Хорошо, что все-таки сказала. Ладно, товарищ майор, в понедельник буду у вас. Стану принимать дело, раз все так сложилось у нас с тобой. Это мое окончательное решение.

 – Хорошо, до понедельника!

 Я задумался. Слова Ирины о том, что она хочет вернуться к мужу, показались мне не очень убедительными. Может быть, она просто ищет предлог расстаться со мной? Или боится, что о нашей связи может кто-то узнать и это отразится на ее карьере? Но мне показалось, что она отчаянная, рисковая женщина. Какова же истинная причина?

Глава 15. Поддельные картины

Глава 15

Поддельные картины

 Проведя выходные на даче, я утвердился в решении приступить к защите Цветковой. В понедельник утром я был в Следственном комитете.

 Ирина немного задерживалась, поэтому я сидел в кабинете у Виталия Николаевича и дожидался ее прихода. Тот сидел за компьютером и набирал какой-то текст, время от времени поглядывая в мою сторону. Наконец он оторвался от экрана и повернулся ко мне:

 – Я хочу вам сказать честно – зря вы в это дело ввязываетесь!

 – Почему же зря?

 – Неперспективное оно. Мы собрали практически полную доказательную базу, есть заключение экспертов. Наконец, дело курирует достаточно высокий начальник в нашем департаменте.

 – И что это за начальник – министр или его заместитель?

 – Нет, что вы… Но очень серьезный человек, и он имеет большие возможности. Да и сама Ирина Георгиевна говорила, что не стоит вам вступать в это дело.

 – Значит, получается, что я, адвокат, должен спрашивать разрешения и совета у вас, следователей? – улыбнулся я.

 – Конечно нет, – ответил Виталий. – Хозяин – барин. Я просто высказал свою точку зрения. И Ирина Георгиевна тоже ее поддерживает, – повторил он.

 В этот момент дверь открылась. Ирина удивленно посмотрела на меня:

 – Адвокаты на работе с самого утра?

 – Волка ноги кормят, – улыбнулся я.

 – Я понимаю, что вы вступили в это дело?

 – Да, правильно понимаете, Ирина Георгиевна!

 – Что вы хотите посмотреть? – спросила Ирина. – Мы можем показать вам документы, которые подписывала ваша клиентка, или обвинительное заключение.

 – Я бы хотел ознакомиться с обвинительным заключением.

 – Хорошо, оно у нас в новой редакции – мы добавили ей еще пару статей. Пойдемте ко мне в кабинет, я вам покажу его.

 Я молча двинулся за Ириной. В кабинете она уселась за стол, достала какую-то папку и стала пролистывать ее, откладывая в сторону те страницы, с которыми я мог ознакомиться. Я же смотрел на Ирину очень внимательно.

 – Как настроение, Ирина Георгиевна? – спросил я спустя несколько минут тишины.

 – Настроение ничего. А как вы провели выходные? На даче, наверное, были? – каким-то язвительным тоном спросила Ирина.

 – Да, на даче.

 – И весело там было?

 Что это? – подумал я. Намек на что-то или ревность?

 – Было все как обычно, – ответил я.

 – Могу себе представить! – Ирина снова подняла голову и посмотрела вверх, напоминая, что кабинет может прослушиваться. Я молчал.

 – Ну вот все, что я вам могу показать, – Ирина придвинула ко мне несколько листков. – Вот обвинительное заключение.

 Я взял листок и начал читать. Светлане и Юрию Цветковым было предъявлено обвинение в мошенничестве в особо крупных размерах, хищении предметов, имеющих особую ценность, совершенное группой лиц, а также в неуплате налогов. В этой редакции все выглядело так: Светлана и Юрий Цветковы вступили в преступный сговор с неким гражданином Коробейниковым, создали преступную группу для совершения хищений на рынке антиквариата. План антикваров заключался в приобретении на антикварных рынках и аукционах по заведомо низким ценам картин, близких по сюжету и исполнению манере русских художников XIX века. Реализация этих картин осуществлялась через салон Светланы Цветковой. Схема была опробована на Кремневе, с которым у антикваров сложились доверительные отношений. Для этого гражданин Коробейников примерно за пять тысяч долларов купил на аукционе в Дании картину местного художника Януса ля Кура «Деревья у озера», которую затем привез в Россию и после подделки подписи передал Светлане Цветковой. Она выдала картину за «неизвестный шедевр» живописца Александра Киселева «Летний день. Дорога вдоль опушки леса». Работа сопровождалась заключением известного эксперта Татьяны Поляковой, работающей во Всесоюзном художественном научно-реставрационном центре имени Грабаря. Кроме того, госпожа Цветкова, являясь кандидатом искусствоведения, лично гарантировала подлинность работы и ее музейную ценность, выдав доверчивому клиенту сертификат подлинности на бланке своего антикварного салона «Русские картины».

 Господин Кремнев, поверив этим документам, купил картину за 120 тысяч долларов. Затем Светлана и Юрий Цветковы продали бизнесмену еще пять поддельных работ общей стоимостью более миллиона долларов. Кроме того, Цветкова, по данным следствия, похитила у предпринимателя набросок «Обнаженная с тамбурином» русского художника-передвижника Константина Маковского, датированный серединой XIX века. Рисунок был приобретен господином Кремневым на аукционе Сотбис за 30 тысяч долларов. Также антиквары подозреваются в неуплате налогов на сумму 4,8 миллиона рублей. По совокупности обвинения… – далее следовало перечисление статей УК.

 – Да, серьезное обвинение, – сказал я, поднимая голову от бумаги.

 – На пятнадцать лет лишения свободы тянет, – сказала Ирина.

 – Вот тут, в обвинительном заключении, – начал я, – две фамилии встречаются: некий Коробейников и эксперт Полякова. Что с ними?

 – А что вас интересует?

 – Меня интересует их статус в этом деле.

 – У Поляковой пока статус свидетеля. У Коробейникова – ему заочно предъявлено обвинение, он в розыске. Поймать его – дело времени. Так что, как видите, мы приготовили достаточно серьезное обвинение. Выдвинуты три статьи, серьезное наказание. Даже не знаю, как вам придется в этой ситуации…

 – Ничего, как-нибудь постараюсь, – улыбнулся я.

 – Я должна вас, как адвоката, ознакомить с экспертным заключением. – Ирина протянула мне еще несколько листков.

 В заключениях я прочел, что одна из лабораторий, занимающихся экспертизой картин, дала заключение, что картины, которые им предъявили, были слегка переделаны. Их авторы – живописцы того же времени – Янус ля Кур и Андерсен Лунблю. Работы эти покупались в апреле прошлого года на датском аукционе по пять-шесть тысяч долларов, затем перевозились в Россию, на них наносились поддельные подписи русских авторов. При этом фальшивки прошли экспертизу на подлинность во Всероссийском художественном научно-реставрационном центре имени Грабаря.

 Затем Ирина ознакомила меня еще с одним документом, где все трое мошенников, которые обманули Цветкову с ее квартирой, были признаны по этому делу в качестве потерпевших – и Кремнев, и Яхонтов, и даже Зайцев, что меня очень удивило.

 – Ирина Георгиевна, я хотел спросить, что с первым делом, где моя доверительница является потерпевшей?

 – Мы его забрали, объединили в одно и расследуем. Вы же знаете: бывает так, что обвиняемый одновременно находится в роли потерпевшего. В вашей большой адвокатской практике такое было?

 – Было, конечно. И кто же обвиняемый по первому делу?

 – По первому делу нет обвиняемых, – ответила Ирина. – Лица, совершившие мошенничество в отношении Цветковой, не установлены. Что же касается Кремнева и Яхонтова, что вас, судя по всему, интересует, то они проходят только как свидетели. Претензий к ним у следствия нет.

 – Ну что же, – улыбнулся я, – получил от вас много ценной информации! Пойду работать.

 – Желаю успехов! – сказала Ирина на прощание.

Глава 16. Установление истины

Глава 16

Установление истины

 Выйдя из Следственного комитета, я сел в машину. Что теперь делать? Прежде всего нужно поехать в Центр Грабаря, который занимается экспертизой картин, попробовать там установить истину, а потом отправиться к клиентке и разобраться с ней.

 Я открыл справочник и нашел адрес Центра Грабаря. Он находился недалеко от Третьяковской галереи, куда я и поехал.

 Вскоре я был на месте. Меня тут же остановил вахтер.

 – Добрый день, – сказал он, – чем могу быть полезен?

 – Я бы хотел встретиться… – Я замолчал, так как не знал, с кем мне нужно повидаться. Что мне ему сказать? – Я бы хотел встретиться с директором. Он на месте?

 – Да, на месте. А как вас представить?

 Я назвал свою фамилию и должность. Вахтер немного удивился, но подвинул к себе телефон и набрал номер.

 – Владимир Алексеевич, к вам адвокат пришел, хочет с вами поговорить…

 Вскоре я открыл дверь кабинета директора. Передо мной был седоволосый мужчина лет пятидесяти, в сером костюме. Я поздоровался с ним и протянул свою визитную карточку. Директор немного замешкался, словно раздумывая, давать ли мне свою визитную карточку в ответ, затем все же протянул ее мне.

 – Чем могу быть полезен? – спросил он.

 – Наверное, вы слышали про скандал с галереей «Русские картины», которой владела госпожа Цветкова?

 – Да, немного слышал…

 – У вас работала эксперт Полякова. Я бы хотел с ней поговорить.

 – Госпожа Полякова отстранена от экспертизы частных работ, но при этом продолжает работать с музейными экспонатами. Вы должны понять, что даже высококвалифицированные эксперты имеют право на ошибку. Кроме того, фальшивых картин такого высокого уровня изготовления в России еще не было.

 – А что вы можете сказать о Поляковой? – спросил я.

 – Только хорошее, – ответил директор. – У нее такого никогда не было. И я хочу вам сказать, – он неожиданно перешел на полушепот, – здесь работает определенная группа людей, так сказать, цепочка. И в эту цепочку вовлечены художники. Они хорошо знают живопись XIX века и методы ее экспертизы. Кроме того, на мой взгляд, есть и дилеры, работающие на этом рынке. Поэтому я не знаю, какая роль отводилась в этом деле вашей доверительнице Цветковой и моей сотруднице Поляковой.

 – Хорошо, – кивнул я. – У меня к вам, Владимир Алексеевич, еще один вопрос. Я прекрасно понимаю, что мне, как адвокату, разговаривать с Поляковой не имеет смысла, поскольку это может быть истолковано как воздействие на свидетеля. Но вы должны понять, что я впервые занимаюсь таким делом и, естественно, ничего не понимаю в антиквариате, тем более в подделках.

 Директор внимательно посмотрел на меня и спросил:

 – Вам нужен консультант, который всему обучит и расскажет подробности?

 – Да, хорошо бы…

 – Я бы охотно помог вам, хотя тоже не посвящен в тонкости подделки картин, – словно оправдываясь, проговорил директор, – но мне оказывать вам консультативные услуги… Был скандал, про это много пишут, наверняка вы будете ссылаться на меня, поэтому я из этических соображений не смогу вам помочь. Но человека, который согласится оказать вам помощь, я назову. – Он открыл записную книжку и начал выписывать данные на листок бумаги. – Вы позвоните ему, объясните ситуацию. Человек отзывчивый, специалист своего дела. И я думаю, что он даст вам нужную информацию. Вы хотите организовать свое собственное расследование, не так ли?

 – Совершенно верно, Владимир Алексеевич, прежде чем приступить к защите своей доверительницы, я хочу понять, способна ли она на такие действия.

 – Вы на правильном пути! Желаю вам успеха! – Владимир Алексеевич протянул руку для прощания.

 Дойдя до машины, я развернул листок, чтобы посмотреть, где работает эксперт. Но там была только фамилия, имя, отчество и номер мобильного телефона. Я тут же набрал этот номер. В трубке раздался басистый мужской голос.

 – Мне нужен Иван Петрович Сидоров, – сказал я.

 – Это он и есть.

 – Вас беспокоит… – я назвал себя. – Я по рекомендации Владимира Алексеевича, директора Центра Грабаря. Мне бы хотелось проконсультироваться по поводу экспертизы некоторых картин русских художников. Могу я это сделать?

 – Вы из милиции? – неожиданно услышал я.

 – Нет, наоборот.

 – Понятно… Ну что же, приезжайте, поговорим. Третьяковскую галерею знаете?

 – Конечно.

 – Вот там я и работаю. Войдете через служебный вход, попросите дежурного позвонить мне по внутреннему телефону, я спущусь.

 – Хорошо. Я буду минут через пятнадцать.

 – Буду ждать!

 Вскоре я сидел в небольшом кабинете, заставленном разными картинами, и разговаривал с Иваном Петровичем. Сидорову было лет пятьдесят – пятьдесят пять. Он очень внимательно посмотрел на меня. Я сообщил, что являюсь адвокатом владелицы галереи «Русские картины».

 – Что же, собственно, вы хотите узнать?

 – Все, что касается технологии подделки, и ваше мнение по этому поводу. Мне сказали, что вы специалист высокого класса…

 – Специалист по подделкам? – засмеялся Сидоров.

 – Нет, по антиквариату, по русским художникам. Но поскольку вы эксперт, то знаете, как отличить подделку от оригинала. И я хотел узнать технологию.

 – А для чего вам это? – поинтересовался Иван Петрович.

 – Я хочу понять, имела ли моя клиентка отношение к этому делу или нет.

 – Вполне разумный подход! – кивнул Сидоров. – Так что конкретно вас интересует? Я могу говорить о подделках часами, это моя больная тема. Помните таможенника из «Белого солнца пустыни» и его знаменитые слова «За державу обидно»? Вот и мне тоже обидно. Ведь подделка картин – это убийство!

 – Убийство? – переспросил я.

 – Да, самое настоящее убийство имен русских художников.

 Иван Петрович начал свой рассказ издалека:

 – Что можно сказать? На антикварном рынке сейчас настоящий бум на хорошую русскую живопись XIX века, как в свое время был дефицит колбасы.

 Картин хватает не на всех, но мошенники изобрели хитрый способ. В Швеции, Германии, Дании они скупают картины европейских художников позапрошлого века и после небольших, но мастерски выполненных изменений выдают за живопись русских художников, цены на которую выше как минимум раз в двадцать. Отмена таможенных пошлин при ввозе произведений искусства способствовала этому бизнесу. На 120 произведений, которые гуляют под русскими именами на нашем рынке, я обнаружил европейские исходники. Эта зараза распространилась так широко, что сейчас существует несколько каналов массового сброса фальшивок в Россию, на сотни миллионов долларов. Есть мелкие антиквары, которые рыщут по европейским рынкам в поисках исходников. Не исключено, что фальшивок сбросили гораздо больше – ведь исходники покупают не только на аукционах, но и в частных коллекциях.

 – Хорошо, а кого же подделывают?

 – Да всех! Алфавит знаете? От первой до последней буквы! Точнее, от таких художников, как Алисова и Акулова, до Якоби и Ярошенко. Подделывают пейзажи, портреты, натюрморты, жанровые сцены, интерьеры – все, вплоть до того, что исторические картины из жизни викингов выдаются за произведения Сергея Грибкова на древнерусский сюжет. Пейзажи Айвазовского делают из французов и итальянцев. Вельца, Шульце, Шильгера, Крыжицкого, Гладкова, Крачковского – из датчан и немцев, Алексея Боголюбова и Льва Логариу – из английских и немецких.

 Обидно, сейчас в одном из издательств вышла книжка о боголюбии – толстый том, почти каталог. И там, на одной из первых страниц, – подобные вещицы. Я знаю несколько статей, написанных на основе таких переделанных и вновь открытых картин. Шишкиных немало – используются полотна Дюссельдорфской школы, и на уровне технологии и стилистически они действительно очень близки Шишкину. Вы, молодой человек, далеки от нашего дела… Я скажу вам, что в прошлом году на аукционе Сотбис едва успели погасить скандал, который был связан с картиной Шишкина. Продавали картину под названием «Пейзаж у ручья», которую оценили в миллион долларов. На самом же деле это был холст голландского художника, купленный на аукционе в Швеции за десять тысяч долларов, и с экспертизой, к сожалению, нашей Третьяковки…

 – Иван Петрович, я все понял. Но как все же подделываются картины?

 – Очень просто. Вымывают кусок живописи, убирают чужеродные детали, например виллу, римский пейзаж, бродячего монаха в сутане, замазывают красками – не современными, акриловыми, а масляными, какими писали в девятнадцатом веке, и на них ставят очень похожую новую подпись. Полотно греют лампами, чтобы лак растрескался, как будто вещи больше ста лет, – этот прием называется кракелюр, – затем покрывают специальным лаком, который не дает свечения в ультрафиолете. Специалисты по подделкам даже хаживали на лекции экспертов, чтобы узнать об особенностях стиля художников – о «косом дожде» киселевских мазков, о «гречневой каше» каменистой земли у Лагорио. Обнаружить подделки крайне трудно: холст старый, а близость, скажем, датской и русской школы мошенники открыли даже раньше искусствоведов. Перед уловками так называемых «перелицовщиков» бледнеют даже признанные эксперты.

 Вот я обнаружил около двадцати фальшивых заключений экспертов. В прошлом году на антикварном салоне в Центральном доме художников была продана картина «Девушка со скрипкой» русского художника Фешина, а это работа венгерского художника Нараи: «Княгиня Ольга» Васнецова с сертификатом подлинности – копия хранящейся в Лондонской галерее картины «Леди из Шалот», «Летний пейзаж с морем» Судковского с положительным заключением крупнейшего экспертного центра – картина датского художника, с которой смыли человеческие фигурки и корову.

 – Но все же, как определить? Как подделывают? – повторил я свои вопросы.

 – В основном раньше подделывались девяносто процентов «по-сухому». Это, как я уже говорил, когда свежая краска затекала в старый кракелюр и все это было видно. Сейчас же все делается по-другому – умело, с сохранением авторской фактуры, записывается угол, на котором ставится подпись «по-сырому», потом совместное сильное загрязнение, и лак особый, который быстро дает трещины и под лупой выглядит как старый. И потом, такое разнообразие подходов – фальсифицируют, пишут всякие бумажки, сопровождающие картину, наносят на оборот дарственные надписи – например, «Любимому племяннику от дяди Саши».

 Все это потом специально состаривается. Мне даже показывали дореволюционные немецкие открытки, где репродуктирована та же самая взятая у бабки со стены картина Маковского, на самом деле – западная. Открытка старая, желтая, я надрываю ее, а она внутри совершенно белого цвета – новая. Или страницы старого журнала «Солнце России» – старые, мятые, мухами засиженные… Вот на ней тексты Льва Толстого, вот о картине Чернецова, которую продают. Все это – подделки!

 – А что же касается экспертизы, как она определяет такие подделки?

 – Экспертиза? – повторил Иван Петрович. – Экспертиза состоит не только из технологий. Технология – это как анализ крови, только подспорье для диагноста. Но технологическая схема обследования картины – это прежде всего изучение холста, характера грунта, рисунка, палитры, общие приемы построения красочного слоя. Кстати, эти приемы схожи у многих художников, особенно у академистов девятнадцатого века – что немецких, что датских, что русских. Рентгенограмма – без комплекса это исследование может не дать правильный результат. Например, для картин Левитана характерно несколько типов рентгенограмм, как и подписи, хотя у Сурикова любая подпись висит на лаке. Так что, если опираться только на нее, всего нашего Сурикова надо из музеев выносить. Некоторые художники, например Куинджи и Василий Верещагин, вообще почти не подписывались. И наличие их подписи на какой-либо работе только настораживает.

 – Иван Петрович, получается, что все фальсификаторы – образованные люди, хорошо знающие русское, немецкое, датское искусство?

 – Да, это делают люди, хорошо знакомые с историей искусства, так сказать, не чуждые художественно-реставрационной и музейной среде. Некоторые подделки создаются с прекрасным чутьем. Например, вместо европейских замков, вилл и мельниц вписываются церкви, русские избы, украинские хатки. Причем для убедительности в картины Орловского добавляют пчелиные ульи и колоды, в пейзажи Саврасова – ворон и березы.

Глава 17. В тупике

Глава 17

В тупике

 Вышел я от Сидорова с переполненной информацией головой. Все перепуталось, необходимо было разобраться в этом потоке и выслушать мнение самой Цветковой, ее алиби на этот счет. Но прежде чем ехать в тюрьму, я решил заехать к Ирине Комаровой и еще раз перечитать показания, которые дала Светлана Васильевна.

 Через полчаса я читал показания: «В течение последнего года Кремнев с товарищами скупили на антикварном рынке ряд картин, по которым я консультировала его в плане проверки подлинности экспертных заключений. Кремнев очень суетился, пытался ухватить даже не очень качественные вещи. У антикваров он приобрел несколько картин, якобы принадлежащих кисти художника Киселева. Экспертизы я ему не делала. Я проверяла лишь бланк экспертизы. На тот момент эти бланки были подлинные. Кремнев приобретал эти картины сам, у меня он ничего не приобретал. Я лишь оказывала ему консультативные услуги». Затем я посмотрел на протоколы новых допросов, еще раз перечитал их и обратился к Ирине:

 – Получается, что фактически у Цветковой Кремнев ничего не покупал? Она ему оказывала только консультативные услуги?

 – Ты что, – Ирина неожиданно перешла на «ты», – веришь в эту версию? У нас есть заключение, смотри! Эта картина Киселева легла в основу обвинения против твоей Цветковой. Произошла история следующим образом: Кремнев купил эту картину за 145 тысяч долларов. А не так давно, в прошлом году, эту же самую картину купил на аукционе в Копенгагене за 5 тысяч долларов подельник твоей Цветковой, Коробейников. Потом, когда Кремнев заподозрил что-то неладное, а точнее, обман, он передал это полотно в экспертный совет ГНИИ реставрации. Там и обнаружилось, что эта вещь, хоть и старая, не принадлежит кисти Киселева, а подпись на ней – не авторская. Кстати, у нас составлен акт, – Ирина показала мне его. – А другая фирма сделала технологическую экспертизу и выдала заключение – оно у нас тоже есть, – она вытащила листок с номером и показала мне, – что материалы, первоначально использованные в картине, имеют возраст более сотни лет, а переписана картина не более полувека назад, возраст же авторской подписи – менее десяти лет. Вот и получается, что они друг на друга кивают!

 – Я сейчас пойду в следственный изолятор, поговорю с Цветковой.

 – А что она тебе скажет? Что она невиновна и что ее обобрали до нитки? И в придачу мошенницей сделали? Я ее слова уже наизусть выучила!

 – Значит, ты веришь им, а не Цветковой? В обязанностях следствия указано, что оно должно изучить мнения обеих сторон…

 – Ты случайно лекции студентам юридического вуза не читаешь? – усмехнулась Ирина. – А то бы у тебя отлично получилось!

 – Что-то ты какая-то злая стала, – сказал я. – Как с мужем?

 – Какое это имеет значение? – раздраженно ответила Ирина. – Неважно. Муж объелся груш…

 – Ладно, не буду тебя злить, – улыбнулся я. – Поеду в следственный изолятор, поговорю со своей клиенткой.

 – Давай, работай, адвокат! – сказала Ирина, закрывая за мной дверь кабинета.

 Через час я уже был в следственном изоляторе и разговаривал с Цветковой. Светлана Васильевна, как и следовало ожидать, полностью отрицала свою вину.

 – Они меня использовали! Я им ничего не продавала, ни одной картины! Я только консультировала их в плане подлинности того или иного экспертного заключения! – говорила она. – Вы сейчас съездите к Ольге Свиридовой, – Светлана Васильевна взяла ручку и записала номер телефона, – она, моя подруга, была в тот момент, когда ко мне приезжал Кремнев с этой злополучной картиной. Она может дать показания и выступить на суде.

 – Хорошо, я сегодня же встречусь с ней.

 – Да, кстати, я хочу, чтобы вы подали заявление в суд и опротестовали проведенный у меня восемь месяцев назад обыск.

 – И что на обыске изъяли?

 – Вот, я написала…

 Я взял список. Там было указано, что изъято достаточно много: 58 полотен современных, но одно – кисти Айвазовского, 41 гравюра, в придачу – серебряный кофейник с клеймом Фаберже, серебряная сахарница конца девятнадцатого века и ложка для соуса.

 Затем я рассказал Светлане Васильевне, что я был в экспертных центрах, консультировался.

 – Всего у нас три таких центра, – сказала она. – Помимо Третьяковской галереи, где делают примерно 500 заключений в месяц, есть центр имени Грабаря – там делают 300, а есть еще ГНИИ реставрации, они тоже выдают экспертные заключения. Так что у вас есть возможность все проверить. И главное – я хочу, чтобы вы меня вытащили отсюда!

 – Я работаю, – ответил я. – Ситуация складывается достаточно сложная. Слишком много противоречий: ваши показания, показания Кремнева… Полагаю, со временем все выяснится.

Глава 18. Слежка

Глава 18

Слежка

 В этот же вечер я встретился в кафе с Ольгой Свиридовой. Я достал диктофон и положил его на столик.

 – Ольга, вы не возражаете, если я буду записывать нашу беседу? – спросил я.

 – Конечно, не возражаю! Я готова, как обещала Свете, дать показания в суде.

 – Так что вы можете сказать?

 – Я была у нее в гостях, – начала Ольга. – Приехал Кремнев и привез картину Киселева «На берегу реки». Причем приехал он с дилером и сам привез Светлане полотно с готовым заключением из Центра Грабаря. Он сказал, что хочет ее купить, но сомневается, не фальшивка ли это. Света отвезла полотно в Центр, изучила запись в журнале учета, встретилась с экспертом, кстати, с Поляковой, уточнила, ее ли подпись стоит на экспертном заключении. Затем они вместе проверили, не подменили ли это полотно. Все было в порядке. Вообще, я хочу сказать, что у этого Кремнева, как мне Света рассказала, собралась солидная коллекция – около пятнадцати картин русских мастеров, примерно на два миллиона долларов. Кремнев предпочитал пейзажи Киселева. А Светлана выдавала ему гарантии на бланках своей галереи – такие шикарные, с вензелями, – и шутила, мол, такие вещи должны находиться в лучших музеях. Правда, загвоздка была в том, что все заключения, которые она выдавала, были неофициальными. Но в последнее время около Светы крутились какие-то странные люди во главе с Кремневым. Они все скупали и приезжали к ней консультироваться. Я точно знаю, что она им ничего не продавала.

 – Хорошо, а вы можете дать показания?

 – Конечно, могу. И еще, эти люди часто хвастались, что они приближены к криминальным кругам, что деньги, которые они вкладывают в антиквариат, – общаковые.

 – Ясно, разберемся… Спасибо, Ольга, за беседу!

 Складывалась достаточно интересная ситуация. С одной стороны, Кремнев доказывал, что все картины, которые позже оказались фальшивыми, он приобретал у Цветковой, а она говорит, что ни одной картины Кремневу не продала. Кто же из них обманывает? Или это делают оба, ведут игру, выгодную только для себя? Ладно, будем работать…

 Я решил заехать в офис поговорить с Александром. Когда я вошел в офис, Саша сидел за компьютером.

 – Как дела? – спросил я у него.

 – Все нормально. Только вот что… Кто-то несколько раз звонил, интересовался, где ты.

 – Мало ли, может, клиент какой. Он себя не назвал?

 – Нет. Я предложил ему представиться, а он категорически отказался. И телефона не оставил.

 – И что же тут странного?

 – Слишком активно он тебя искал. Через каждые полчаса звонил и спрашивал, не пришел ли ты. А как только появился, звонки прекратились…

 – И где же логика?

 – А логика такая, – продолжал Саша, – если ты человеку очень нужен, то почему он перестает звонить через какое-то время? Из этого следует, что тебя пытаются «пасти».

 – Кто?

 – Не знаю, тебе виднее.

 Мы с Сашей просидели в офисе примерно полчаса. Наконец решили пойти домой. Закрыв офис, вышли на улицу и остановились у подъезда. Моя машина стояла рядом, Сашина – на другой стороне.

 – Ну что, куда поедешь? – спросил Саша.

 – Не знаю, наверное, домой, а сначала где-нибудь поужинаю… А у тебя какие планы?

 Саша пожал плечами:

 – С пацанами с прежней работы хочу встретиться. Хотят ЧОП организовать – видимо, меня будут уговаривать.

 – Сколько сейчас таких ЧОПов из бывших сотрудников органов, – улыбнулся я.

 Я выехал из переулка и двинулся по Гоголевскому бульвару. Я заметил, что Сашина машина едет на несколько автомобилей позади. Включив радио, я стал слушать новости. Затем свернул на набережную и поехал в сторону Ленинских гор. Через пару минут зазвонил мобильник. На дисплее высветился номер Саши.

 – Шеф, за тобой «хвост»!

 – Какой еще «хвост»? – удивился я.

 – Тонированная «девятка», номер вижу плохо. Проверь, шеф! Давай сделаем так: ты езжай до моста, там развернись и в обратную сторону, а я немного отстану, проверю, поедут ли они за тобой.

 – Хорошо, сделаю. Ты не пропадай, контролируй ситуацию!

 Я поддал газу и полетел вперед. Увидев, что светофор замигал, я резко затормозил, а когда загорелся красный свет, развернул машину и поехал в обратную сторону.

 Я внимательно посмотрел в зеркало заднего вида и увидел, как тонированная «девятка» повторила мой маневр и двинулась за мной. Саша перегородил дорогу «девятке». Я остановился, вышел из машины и направился к ним. Саша уже разговаривал с сидящими в «девятке». Это были ребята лет двадцати пяти, внешне похожие на бандитов, – короткие стрижки, кожаные куртки…

 – В чем дело? – спросил я у Саши.

 – Вот, говорят, кататься ехали. Хотя ясно, что они поворачивали за вашей машиной, – сказал Саша, изображая милиционера. Он достал свое удостоверение МУРа и, показав его ребятам, проговорил: – Сейчас вызовем наряд и пробьем их по полной программе!

 Видимо, последняя фраза испугала ребят.

 – Да мы, собственно… – начал один из них, – мы тут случайно оказались. Попросили, деньги заплатили, за вашей машиной последить…

 – Только и всего? – спросил я.

 – Да, больше ничего…

 – А кто попросил-то?

 – Не знаю… Мужик один.

 – И как вы с ним связь поддерживаете?

 – Он нам звонит.

 – И телефона его не знаете?

 – Нет…

 – Все понятно, – сказал Саша, – «дурака включили»! Сейчас мы их в отделение доставим. Я вызываю наряд. Наверняка за ними есть какие-нибудь «висяки»…

 – Мы сейчас позвоним, спросим, – тут же продолжил парень, – может быть, он сам сюда подъедет…

 Саша вопросительно взглянул на меня.

 – Пускай звонят, – сказал я.

 Парень быстро достал мобильный телефон, отошел в сторону на пару метров и набрал номер. Из обрывков разговора я понял, что он объясняет собеседнику, что их задержали те, за кем они следили.

 – Хорошо, – парень закончил разговор и вернулся к нам. – Сейчас он подъедет. Он хочет с вами, – парень посмотрел на меня, – поговорить.

 – Так кто он?

 – Сейчас узнаете. Он недалеко, в течение десяти минут подъедет.

 – Ладно, подождем. – Саша крепко взял под локоть одного из парней: – Давай-ка посиди в моей машине. Не на улице же стоять!

 Через несколько минут возле нас остановился черный «Мерседес» класса Е, с круглыми фарами. Из машины вышел седоволосый мужчина. Саша сразу узнал его.

 – Это Кремнев, – сказал он.

 Я вышел.

 – Добрый день, – мужчина назвал меня по имени-отчеству. – Это я попросил ребят проследить за вами, потому что хотел поговорить. Моя фамилия Кремнев. Думаю, что она вам знакома…

 – Да, фамилия знакома. Но Кремневых на свете много…

 – Павел Васильевич, как раз тот, который является потерпевшим по делу, где вы защищаете человека, мошенницу.

 – Но у меня есть другая информация, – ответил я, – что вы тоже подозреваетесь по делу, где я тоже представляю интересы своей клиентки.

 – В том деле я всего лишь свидетель, – поправил меня Кремнев. – Следственные органы все проверили, и у них на меня ни компромата, ни обвинений нет. Да что мы тут стоим? Вон там, неподалеку, есть кафе, там можно спокойно поговорить.

 – Если этот разговор вам нужен, то я готов. Мне же в принципе с вами разговаривать не о чем.

 – Нет, разговор касается меня, я бы хотел кое-что вам объяснить.

 Я перехватил вопросительный взгляд Саши.

 – Посиди тут, подожди, на всякий случай, – сказал я ему. Кремнев, оценив ситуацию, махнул ребятам рукой. Через минуту «девятка» исчезла.

 Мы вошли в кафе, сели за столик, заказали чай – Кремнев выбрал зеленый, а я – черный.

 – Наверное, вы удивлены, что я на вас вышел, – начал Кремнев.

 – Не очень… Моя клиентка рассказывала, что вы человек энергичный.

 – Да, мои друзья говорят, что у меня в одном месте шило… – усмехнулся Кремнев. – Вот такой я беспокойный человек, везде хочу успеть! Дело вот в чем. Я хочу вам прояснить ситуацию. Я познакомился со Светланой Васильевной Цветковой примерно два года назад. Познакомил меня с ней Яхонтов – наверное, вы это знаете.

 Я кивнул.

 – Яхонтова я знаю еще с молодых лет. Мы с ним из одного города…

 – Я в курсе, Павел Васильевич, – перебил я его. – Я даже знаю, в какой вы колонии сидели.

 – Что из этого? Когда это было – десять лет назад, судимость уже снята… Мы занимались совместным бизнесом, я скопил определенную сумму, приехал в Москву. Тут, по совету своих знакомых, стал вкладывать деньги в антиквариат. Это ведь тоже форма бизнеса, выгодное дело… И решил я сконцентрироваться на картинах Александра Киселева. Почему именно Киселева? Этот русский художник еще мало известен, и сейчас его картины стремительно растут в цене. Через Яхонтова я познакомился со Светланой Васильевной. Она произвела на меня хорошее впечатление: кандидат искусствоведения, владелец галереи, человек высочайшей квалификации, которая хорошо разбирается в творчестве различных художников. Она подтвердила, что заниматься Киселевым – весьма выгодное дело. Естественно, в этом были и определенные трудности, – продолжал Кремнев. – Дело в том, что официально представлена только одна картина Киселева – она висит в галерее, называется «Старая мельница». Больше его картин ни в каталогах, ни в других изданиях нет. Поэтому я поверил Цветковой и стал покупать у нее картины Киселева. В основном по сто – сто пятьдесят тысяч долларов. Но у меня не было и мысли, что это фальшивки! Я полностью ей доверял. Женщина солидная, кандидат искусствоведения, не раз участвовала в аукционах и выставках… Кто бы мог подумать, что она занимается подделкой картин!

 – И как же вы обнаружили подделку? – спросил я.

 – Очень просто! У меня уже было около полутора десятков картин, ко мне часто заходили друзья. Они даже посмеивались, что у меня картин Киселева столько, сколько он и не написал. Подкалывали меня до того случая, когда я купил одну из картин, где была изображена березовая роща. Так вот, пришел мой приятель, из того же сибирского городка, и сказал, что видел эту картину в каталоге Сотбис. Действительно, на следующий день он принес мне каталог и показал эту картину. Но она была немного не такой. Та же самая березовая роща, но там не нарисовано человека. И что самое интересное – картина была выставлена на продажу как картина датского художника стоимостью пять тысяч долларов. А я ее купил за сто сорок пять!

 – Но вы же сказали, что там был человек…

 – Да его можно было дорисовать! Мы стали проверять каждый листочек на дереве, и все сошлось.

 – И каковы были ваши дальнейшие действия?

 – Я повез картину на экспертизу. Сделали одну, сказали – поддельная. Сделали вторую, химическую, по краскам, сказали – поддельная. Тогда я повез на экспертизу все картины, которые купил у вашей клиентки, и они все оказались поддельными. Вы понимаете, что я не стал насылать на Цветкову бандитов и требовать свои деньги, а обратился в правоохранительные органы за возбуждением уголовного дела.

 – Как мне известно, вы не могли наезжать на Цветкову бандитскими методами, потому что уголовное дело уже было возбуждено против вас, – уточнил я, – по факту мошенничества с ее квартирой и с картинами.

 – Я снова повторяю – к афере с квартирой я никакого отношения не имею!

 – Но вы же контролировали этот процесс и хотели, чтобы она купила помещение под картинную галерею, – не унимался я.

 – Я контролировал, но желал ей добра, хотел, чтобы у нее была достойная картинная галерея, давал ей советы, не более того! А этого Клепикова я до того и не видел, он сам к ней пришел.

 – Все это очень странно… Но дело в том, что в своих показаниях она полностью отрицает факт продажи ею вам этих картин. Она утверждает, что лишь консультировала вас по поводу подлинности экспертных заключений, которые вам выдавал Центр Грабаря.

 – Врет она! Она не только не выдавала сертификаты подлинности, – как я понимаю, бумажки из ее салона ничего не значат, – но она устраивала встречи с экспертом Поляковой, и та фактически организовывала у нее экспертизу.

 – А Полякова что говорит?

 – Она отрицает свою связь с Цветковой. Получается ситуация больше чем парадоксальная… Сами смотрите: картина стоит сто – сто пятьдесят тысяч долларов, а некоторые и больше, но их, к счастью, я не купил. И что получается – это сделка? Происходит купля-продажа, и реализуется она, грубо говоря, в подворотне.

 – Почему же в подворотне?

 – Да она может где угодно происходить: в офисе, в галерее, в магазине… Человек привез картину, другой человек – деньги. Ударили по рукам и разошлись, правильно? А такая сделка, по идее, должна проходить где-нибудь в Регистрационной палате и быть зарегистрирована. Ведь по стоимости картина равняется стоимости однокомнатной квартиры в Москве!

 Я кивнул.

 – Поэтому, – продолжал Кремнев, – необходимо, чтобы в дальнейшем регистрацией картин занимался один орган, и картины бы имели свои истории.

 – Конечно, ваша мысль интересная, – сказал я, – вы можете даже в Госдуму обратиться с этим предложением. Но, зная жизнь, я могу сказать, что не каждый человек, который обладает большими деньгами, захочет себя легализировать как собирателя картин, чтобы не попасть в поле зрения правоохранительных органов и криминальных структур. Не правда ли, уважаемый Павел Васильевич?

 – Согласен с вами, – улыбнулся Кремнев.

 – Но я так и не понял, что вы хотите от меня?

 – От вас? Только одного – чтобы вы объективно расследовали это дело.

 – Но я же не следователь, я адвокат и защищаю интересы Цветковой.

 – Тогда вы должны понять, что перед вами мошенница, которая выбрала способом своей защиты нападение. Она обвиняет меня, но мошенница – она.

 – Павел Васильевич, – сказал я, – давайте мы с вами вот о чем договоримся. Вы уже знаете мой телефон. Вы даете мне свою визитку, и я тоже буду знать ваш телефон. Если возникнет необходимость, то мы с вами свяжемся и обсудим проблемы. Но отказаться от этого дела я не могу. Поэтому все ваши, как бы лучше сказать, варианты активизации, особенно с серыми машинами…

 – Нет-нет, теперь это исключается полностью! – замахал руками Кремнев. – Мы же цивилизованные люди и можем всегда договориться о встрече.

 – Хорошо, давайте так и решим. Мы договариваемся о встрече, если возникнет необходимость, но каждый работает в своем направлении. У вас ведь тоже есть адвокат?

 – Да, есть. Кстати, он тоже хотел с вами поговорить…

 – Я думаю, в этом нет необходимости. Давайте подождем окончания следствия, а там посмотрим.

 – Конечно, – кивнул Кремнев. – Я считаю, что наша сегодняшняя беседа прошла с пользой.

 – Согласен, – улыбнулся я. – Вы изложили свою точку зрения, я вас выслушал, она мне понятна. Вы знаете нашу версию. А дальше – время рассудит!

 Когда я вышел из кафе, стоящая неподалеку машина мигнула мне фарами. Это был Саша. Я сел в салон.

 – Как встреча прошла? – поинтересовался Саша.

 – У него своя версия. Он говорит, что покупал у Цветковой картины, они оказались поддельные и так далее.

 – А что сам думаешь?

 – Я бы ему не поверил. Но в этом деле есть определенная странность. Какой смысл ему заявлять, что эти поддельные картины ранее куплены у Цветковой? Может быть, он хочет перейти в наступление и избавиться от того уголовного дела, которое на нем висит? Но там он сейчас проходит как свидетель, и никаких претензий к нему у следствия нет. А он почему-то настаивает…

 – Кстати, на чем он настаивает?

 – Только на одном – на наказании моей клиентки. Он не говорит о том, чтобы она вернула ему деньги, забрала картины…

 – Ну вот! Они ее обманули и хотят упрятать в тюрьму, как и обещали – раздеть догола и надолго посадить.

 – Мне нужно встретиться с некоторыми экспертами, а еще лучше – с частными коллекционерами, выслушать их мнение обо всем этом.

 – Тебе карты в руки, шеф! Ну что, тебя надо дальше сопровождать?

 – Нет, мы обо всем договорились.

Глава 19. Собственное исследование

Глава 19

Собственное исследование

 На следующий день я обратился к директору Центра Грабаря с просьбой познакомить меня с владельцем частной коллекции русских художников.

 – Кого же мне вам назвать? – проговорил он, раздумывая. – Право, не знаю… Есть у нас пятерка владельцев крупнейших коллекций, но могу ли я вам их рекомендовать? Понимаете, эти люди считаются достаточно весомыми в нашем обществе. Я сделаю вот как – позвоню одному из них, и если он согласится, то дам вам его телефон. Вы не возражаете против такой схемы?

 – Конечно нет. Я буду вам очень обязан!

 Ближе к вечеру я снова позвонил директору Центра и поинтересовался, как наши дела.

 – Вам повезло, – услышал я. – Есть такой Петр Петрович Болдырев, частный коллекционер. Он входит в пятерку крупнейших антикваров России. И он согласился с вами встретиться, даже заинтересовался. Ему контакт с вашим братом почему-то показался любопытным. Записывайте телефон!

 Буквально через пять минут я уже разговаривал с коллекционером.

 – Приезжайте ко мне за город, – сказал Петр Петрович, – Рублево-Успенское шоссе. Жуковку знаете?

 – Конечно знаю.

 – Записывайте адрес!

 Утром я позавтракал и сразу же поехал в Жуковку.

 Петр Петрович Болдырев занимался коллекционированием уже много лет. На вид ему было около пятидесяти лет. Подтянутая фигура, темные, с сединой, волосы… Встретил он меня по-домашнему – в джинсах и в клетчатой рубашке. Поздоровавшись, пригласил меня в зимний сад.

 Мы немного поговорили на отвлеченные темы, затем Петр Петрович решил показать мне свою коллекцию. Она действительно была обширная. У меня сложилось впечатление, что я увидел только ее часть.

 Вскоре мы разговорились. Я узнал: антикваров можно разделить по пятибалльной школьной системе.

 Так, на пятерочку антикваров единицы на внутреннем рынке, которых можно сосчитать на пальцах двух рук. Четверочка – может, пятьдесят антикваров. А дальше – по нисходящей – до тысячи. Они называют себя антикварами, но пока еще не прошли период селекции, когда время отсеивает шлаки и оставляет на поверхности то, что потом станет блистать.

 Мой собеседник был явно антиквар из первого ряда. Он создатель и президент первого и единственного пока в России Аукционного дома. Дважды в неделю здесь проходят аукционы по всем направлениям антикварного рынка. Через руки экспертов Аукционного дома проходят тысячи предметов старины. Здесь каждый день сталкиваются с вещами первоклассными и теми, которые вызывают сомнение.

 Исторически так сложилось, что Санкт-Петербург считается столицей подделок. Талантов там много, потому что есть отличная академическая школа имени Репина, которая воспитывает первоклассных художников-реалистов. Москва больше специализируется на авангарде, свободных рук и здесь хватает. Многие обвиняют в наплыве подделок экспертов, потому что за ошибки они не несут никакой ответственности.

 – Если на Западе эксперт ошибется пять-шесть раз, то первое, что сделают, – это подадут на него в суд за неправильную экспертизу, второе – он возместит моральный и материальный ущерб, а третье – его отстранят от участия в экспертизе. У нас этого нет. У меня вопрос: а сколько добротных заключений подписал этот эксперт? Ведь об этом никто не говорит. И количество бесспорных решений, безошибочных, очень мало кого интересует. Всех занимает, а где он промахнулся. Делали, делают и будут делать ошибки, они неизбежны. Мы люди, а не автоматы.

 Однако учесть все нюансы и опасности при покупке предметов старины, особенно картин, невозможно. Коллекционирование предметов искусства многие объясняют не разумом, а страстью и верой в прекрасное. Я вам задам вопрос. Вот вы мне скажите, почему «Маки» Мане – шедевр, а маки, которые пишет художник, который сидит на Арбате, такие же красивые, но не шедевр?

 Я тоже не знаю. Объясните мне, почему за Пикассо просят 104 миллиона долларов? Объясните! Это разуму непостижимо, это вера.

 Страсть – ключевое слово для коллекционера. Мошенники всегда учитывают психологический момент. Первый официальный советский миллионер Артем Тарасов привез из Лондона малую венчальную корону дома Романовых. По крайней мере, Тарасов сам в это верил. Он торжественно привез корону в Москву, демонстрировал публике, показывал антикварам. Он надеялся, что государство выделит несколько миллионов долларов и выкупит историческую и культурную ценность. Специалисты корону не признали – поставили под сомнение ее принадлежность к дому русских царей. Я остаюсь абсолютно убежденным, что эта вещь имеет огромную историческую ценность, примирение двух великих русских фамилий – Романовых и Пушкиных. Наследница получила ее от внучки Пушкина, от своей прабабки…

 Чем ближе профессионализм историка, эксперта к этой истории или легенде, созданной вокруг предмета, тем щепетильнее, тем меньше человек могут разобраться, где правда, а где ложь.

 Есть только одно место в стране, где не стоит скандалить. Рынок в Москве называется «вернисаж», потому что на его развалах предметы искусства. В поисках прекрасного сотни антикваров разбредаются по российской глубинке, прочесывая деревни, поселки и города. Все обнаруженные ими ценности выбрасываются на прилавки в Измайлово. Правда, сейчас найти шедевры здесь невозможно. Залежи культурных ценностей перебираются специалистами еще на рассвете. Это самый низкий уровень антикварного рынка – для начинающих коллекционеров или туристов.

 Если вы собираетесь покупать здесь вещи, чтобы вкладывать деньги, то, с моей точки зрения, это бесполезно по нескольким причинам… Вот характерное… Эти рисунки нанесены вновь и состарены, потому что доска – последняя четверть девятнадцатого – вот тут надписи какие-то остались, шпонки сохранились, – а она переписана вновь, и наверняка новый владелец умалчивает о том, что это новодел. Если икона была написана мастером, то цена ее будет, по этому сюжету, где-то около пяти тысяч долларов. Если она новодельная, с такими примитивными копытами, со смешной мордочкой у лошади – я думаю, не более ста долларов она должна стоить.

 Несколько лет зреет идея государственного контроля в сфере оборота антиквариата. Наиболее радикальные голоса выступают за монополизацию и лицензирование экспертизы, чтобы одна компания сначала проверила все картины и промаркировала их, а потом выдавала экспертные заключения. Работы такому центру хватит на многие годы. Борьба за контроль над антикварным рынком обостряется. Но большинство коллекционеров уверено, что только публичность победит мошенников.

 Они даже не злодеи, они придурки. В сегодняшнем мире, таком маленьком, это раньше был Советский Союз, в нем грабили церкви, переправляли на Запад… А сегодня я советую всем коллекционерам опубликовывать и выставлять свои вещи. Если претензии у кого-то будут – у церкви, у старушки, – отдайте, но зато коллекции у вас будут чистые. Если вы думаете о капитализации своей коллекции, то в целом поднимется и цена, и ценность ее.

 От подделок не застрахован никто. Сколько лет существует спрос на старину, столько же функционирует и рынок подделок. За примерами далеко ходить не надо. Недавно выяснилось, что купленные японцами еще в 1987 году за 25 миллионов фунтов стерлингов «Подсолнухи» Винсента Ван Гога написаны Полем Гогеном.

 Картина «Девушка за вирджиналом», долгое время считавшаяся подделкой под Яна Вермейера, признана подлинной и продана на аукционе Сотбис за 30 миллионов долларов.

 Нет традиций, мало профессиональных антикваров, неопытные покупатели и необразованные владельцы доставшихся непонятно каким образом культурных ценностей – все это естественные пережитки развивающегося антикварного рынка.

 Мой собеседник сделал паузу в своем рассказе, и я осторожно его спросил, чем он сам занимается?

 – В основном – историей русского пейзажа XIX века, – сообщил Петр Петрович. – Собираю Саврасова, Поленова, Левитана и многих других. И, конечно, Маковского. Так что определенный опыт у меня имеется.

 Вскоре я закончил осмотр коллекции Петра Петровича, наговорив хозяину кучу комплиментов. Мы уселись за столик.

 – Петр Петрович, меня интересует, были ли подобные случаи фальсификации в истории вашего арт-рынка, и если были, то почему? Например, зачем нужно выдавать француза за англичанина или наоборот?

 – Наверное, сама жизнь спровоцировала такую ситуацию, – заговорил Перт Петрович. – Впервые на английском рынке национальный художник намного дороже зарубежного мастера той же школы и эпохи. Есть такой художник, датско-немецкий, Луи Гурлитт. Это классик позднего бидермайера. Он весьма известен на родине. Но во Франции и в Англии его вряд ли купят, потому что стоит он недорого. А наши покупатели метут все, что с русским именем. Переделали его в Боголюбова, и цена подскочила чуть ли не в пятьдесят раз. Или сделали из некоего Вильгельма Порста русского Федора Васильева, и цена возросла – вы не поверите! – с одной тысячи евро, что давали за Порста, до трехсот тысяч! Как вам это? И эти люди, кто занимается подделками, ведут себя неуважительно к искусству. Был у нас художник Алексей Транковский, непрофессиональный, но самобытный. Так его переделывают в Трутовского, Грандковского или Маковского. И это не просто афера. Я уже говорил, что занимаюсь историей русского пейзажа XIX века. По этой теме было много живописцев Московского общества любителей художеств и Московского товарищества художников. В этих обществах все мастера группировались по известности художников – Поленова, Саврасова, Левитана – и им подражали. Много было членов Санкт-Петербургского общества художников – круга Константина Маковского. Конечно, часть из них, не слишком известных, всплыли на рынке. Но вы можете спросить – а куда же остальные делись? Они ведь были очень плодовитыми. Но теперь Левитин – уже Левитан, а Ярцев или Зарецкий – уже Поленов. Почти любой салонный портрет, имеющий, к несчастью, похожесть с шикарным Маковским, – уже с его подписью. Если раньше подделок было процентов пять-десять, то сейчас – за шестьдесят. И к тому же за счет других хороших художников.

 – Я пессимист и считаю, что за этим стоит социальная ситуация. Все имеют свой кусок, всем это удобно и выгодно, – продолжал Петр Петрович.

 – Так что же делать? Как исправить ситуацию на рынке русского арт-искусства? – спросил я.

 – Ситуация реально изменится только вместе с обществом. Если немного утрировать, то пертурбация этих вещей возможна только после национализации или перераспределения собственности всех Рублевок. Но пока этого не происходит, и коллекционеры не бросают своего занятия. Да и корпорации накупили много фальшивок в свое время. У меня создается впечатление, что многие боятся проверить свои картины – а вдруг они будут фальшивыми? А так ты живешь спокойно…

 – Хорошо, Петр Петрович, а вы допускаете, что в вашей коллекции какие-то картины фальшивые?

 – Нет, категорически нет! Все мои картины проверены. У меня есть свой метод.

 – Но вы же покупаете картины и продаете их…

 – Да, конечно, и даже имею с этого неплохой навар, – улыбнулся Петр Петрович.

 – И у вас не было случая, когда вы покупали картину, а потом выясняли, что она поддельная?

 – Были.

 – И как вы разбирались?

 – Очень мирно и цивилизованно. У меня есть специально обученные люди, которые едут к тому дилеру, который продал мне картину, и спокойно убеждают его вернуть мне деньги, а я возвращаю ему картину. Все проходит без эксцессов. Но в последнее время, так как меня многие знают, мне таких предложений никто не делал.

 – Значит, с ваших слов, получается, что человек, который продает картину, знает, что она фальшивая. А может быть так, что продавец не знает о подделке?

 – Ситуации могут быть разные, – ответил Петр Петрович. – Есть даже такой вариант. Допустим, мошенники организовывают цепочку. Дилер берет картины на западных аукционах, фальсифицирует их, а потом сбывает антиквару за две-три стоимости. А разве трудно при таком наваре обеспечить липовую экспертизу? Антиквар, в свою очередь, предлагает вещь клиенту за хорошие деньги, но ниже реальной цены. Дилер получает свои десять процентов, клиент экономит. Но это не все. Подделки могут скупать и сами организаторы цепочки.

 – Зачем же им поддельные холсты?

 – А они ничего не теряют. Когда у них накопится много таких картин, они выставят антиквара на «счетчик» и потребуют назад полную стоимость. Или вот вам еще один пример. Есть у нас один коллекционер, «черный дилер» с Арбата Дима. Так вот, он скупает все исходники. Знаете, что это такое?

 – Да, я уже немного начинаю разбираться.

 – Это что-то похожее на русские мотивы, которые потом можно переработать, потому они и называются исходниками. Так вот, он все скупает. А зачем он это делает, как вы думаете? Он что, собирает коллекцию фальшивок? – Петр Петрович хитро прищурился.

 Я пожал плечами:

 – Не знаю…

 – Вот вам еще одна загадка! То есть в антикварном мире очень много возможностей заработать деньги. А вы, собственно, кого представляете? – неожиданно спросил Петр Петрович.

 – Брата и сестру Цветковых. Слышали про этот скандал?

 – Конечно, слышал. Даже знаю некоторые подробности. У нас ведь антикварный рынок достаточно узкий…

 – Там такая ситуация… Если в двух словах – они утверждают, что продавали честные картины, потом стали утверждать, что не продавали, а покупатель настаивает, что они продали ему фальшивки…

 – А вы не думали, господин адвокат, – перебил меня Болдырев, – что тут тоже можно выстроить определенную схему с этими продажами и покупками?

 – Какую же? – спросил я.

 – Вот представьте себе: добросовестный продавец, то есть лицо, которое проводит все платежи от покупателя официально, у него есть результаты экспертизы с подтверждением подлинности, продает картину. Предмет сделки, предположим, подлинный Айвазовский или Шишкин. Покупатель, взяв картину, получает чеки, накладные и экспертизу. Так?

 Я кивнул.

 – Затем покупатель заказывает изготовление качественной копии и сдает ее на экспертизу. И получает заключение – фальшивка! Покупатель возвращает качественную копию продавцу, утверждая, что тот его обманул, и прилагает результат независимой экспертизы и платежные документы продавца. Теперь два варианта развития событий. Первый: продавец, не желая терять репутацию, забирает копию, возвращает деньги, извиняется, но при этом прекрасно понимает, что его обманули. Вариант номер два. Продавец, уверенный в своей правоте, отказывается выплачивать деньги и забирать копию. Тут покупатель делает заявление в милицию о мошенничестве и прикладывает идеальную доказательную базу в виде платежных документов, результатов независимой экспертизы и – внимание! – вещественного доказательства: качественной копии картины. Покупатель может подстраховаться – в момент приобретения картины с ним могут находиться его друзья, которые подтвердят факт совершения сделки. Действительно, при таких обстоятельствах возбуждение уголовного дела в отношении продавца гарантировано на сто процентов!

 Последняя версия меня потрясла. Что же получается? – думал я, возвращаясь домой. Допустим, Кремнев поступил именно так: купил подлинные картины Киселева у моей клиентки, затем заказал у хороших художников копии и представил следствию документы о том, что он купил эти картины у Цветковой, и самое главное – хорошо выполненные копии. Оригиналы, конечно, остались у него. Надо сегодня же встретиться со следователем и изложить эту версию! Пусть проверяет.

Глава 20. Новая проверка

Глава 20

Новая проверка

 Я сел в машину, прибавил газу и вскоре оказался в Москве. На мое счастье, в Следственном комитете рабочий день еще не закончился. Я позвонил Ирине.

 – Могу ли я подняться и поговорить? – спросил я.

 – Да, – ответила она, – если это так срочно.

 – Да, очень срочно и важно!

 Я почти бегом поднялся на второй этаж и влетел в кабинет Ирины.

 – Ну вот, – сказал я, – теперь мне все ясно! Есть такая версия… – И я начал излагать то, что услышал от Петра Петровича.

 Ирина внимательно выслушала меня и пожала плечами:

 – Ну что же, такое вполне возможно. Но есть факты…

 – Какие?

 – Он не мог заказать эту картину у современных художников, потому что делали химическую экспертизу. Краски на картине – девятнадцатого века. Это первое. Второе – как нам стало только что известно, ваша, – Ирина выделила слово «ваша», – клиентка проходила стажировку в Лувре, во Франции.

 – И что из этого следует?

 – Очень многое. Она проходила стажировку именно в отделе реставрации и экспертизы частных коллекций Лувра.

 Да, неожиданная информация! Теперь я запутался окончательно, не понимая, кто же из них мошенник – моя клиентка или тот, кто ее обманул. Или оба?

 Уже месяц я работал по делу Светланы Васильевны Цветковой. За это время стал немного разбираться в экспертизе по картинам. Конечно, мне было далеко до полного объема знаний, но азы я знал.

 Схема взаимодействия на антикварном рынке проста. Есть владелец картины. Он передает ее антиквару, который помогает картину продать. Обязательно эксперт подтверждает подлинность произведения искусства. И есть новый владелец шедевра. На каждой стадии сделки может вклиниться мошенник.

 Подделки для российского антикварного рынка специально завозят в нашу страну из Европы. Схема очень простая, она требует только времени, выдержки и значительных финансовых вложений. Картину изготавливают в России и потом вывозят в Европу как не представляющую никакой художественной ценности. Там прогоняют через европейские аукционные дома, тем самым накручивая цену. В результате есть картина в дорогой раме, на обратной стороне много печатей европейских аукционных домов, и экспертам бывает трудно в подобной картине распознать подделку.

 – Только во Франции, наверное, около двухсот аукционных домов. Второстепенные аукционы, предположим, в Ницце – там есть аукцион, который с удовольствием специализируется на русской тематике. На нем владельцы, обговаривая минимальный процент, покупают эти предметы, подтягивают цену и впоследствии могут сдать на аукцион национального уровня, более заметный.

 В результате своеобразной аукционной карусели на картину, написанную под Шишкина или Айвазовского, есть и бумаги с такой же солидной стоимостью – в 50 или 100 тысяч долларов. И перед любителем русской живописи выкладывают на стол солидные документы. Избежать такой «разводки» непросто. В России часто покупают не картины, а документы. Это не коллекционирование, а инвестиции.

 Ведь тот конечный покупатель, который приобретает уже на европейском аукционе этот фальсификат с консультациями, комментариями экспертов, которым не надо доверять, профан. Без этого эта схема была бы невозможна.

 Спасение не только в честном антикваре. Главная защита от подделок – эксперты. Признанных специалистов чрезвычайно мало, и их слово ценится очень дорого.

 По экспертизам у меня было так же много вопросов. Я специально поехал на консультацию в Третьяковскую галерею в Москве. Туда каждый понедельник приносят картины, чтобы определить, подлинник это или подделка. Там проводят комплексную техническую экспертизу, в частности, химический анализ – состав краски, исследование грунта…

 Людмила Петровна стояла у истоков советской экспертизы. Сегодня она – старший научный сотрудник Третьяковской галереи. Невозможно подсчитать, сколько картин прошло через ее руки. Но она спокойно говорит об ошибках.

 – Да, конечно, были ошибки. Некоторые из них, как говорится, сидят в памяти гвоздем. Одну картину мне бы очень хотелось снова взять в руки, потому что я теперь знаю, на чем меня обманули, и хочу проверить это.

 Людмила Петровна любезно рассказала мне о тонкостях своего дела.

 – Мы взяли на экспертизу известного русского художника Клевера «Зимний лес». Если, например, сейчас по результатам исследования мы обнаружим здесь титановые белила, дальше работать с этой картиной мы уже не будем, потому что, по нашим опытным данным, в 1915 году Клевер не мог применять титановые белила для своей картины. Мы видим, что здесь, конечно, очень большое содержание в данной точке цинковых и свинцовых белил. Вообще Клевер интересен – на каждом стволе у него очень много оттенков краски. Никакой поддельщик так тонко не напишет.

 После химии подробно анализируем технику исполнения живописи и сравниваем картину с эталонными материалами подлинников этого художника. Работа кропотливая, лабораторная. Еще надо сделать рентген и разбираться в том, как картина создавалась, переписывалась ли она, а если переписывалась, то самим ли мастером, не было ли реставрационных вмешательств.

 – Обратите внимание на этот фрагмент, – сказала Людмила Петровна. – Здесь у нас рисунок, посмотрите, веточки как бы были нанесены, они росли вверх, в итоге на картине веточки ушли вбок, то есть художник отказался от изначального плана и решил, что так будет красивее и для композиции более интересно.

 – А на основании чего вы делаете вывод о том, что это Клевер, а не Шишкин, например? Вот вы лично? – спросил я.

 – По многим параметрам. У художников разный почерк, и бывает даже так, что работа без подписи определяется как Шишкин, предположим, или как Клевер. Иногда эксперты исследуют картину месяцами, пытаясь определить, подлинник это или подделка. Сидят над картиной, раскладывают десятки фотографий и ищут сходства и отличия. Но в некоторых случаях стопроцентной гарантии все равно дать невозможно.

 Клевер был замечательным мастером, он был очень известным, и его копировали не только в двадцатом веке, но и в девятнадцатом, при его жизни. Снимались копии, но мало того – создавались подделки. То есть если берем химанализ, смотрим в микроскоп – все замечательно, подмалевочек, рисуночек. Подпись – вы сами сказали, что проще всего сымитировать подпись. У нас специальное хранилище. Депозитарий Третьяковской галереи – это кладезь знаний для любого из экспертов. Здесь хранятся эталонные произведения практически всех русских художников XIX века и начала XX. Например, на этой стойке можно увидеть этюд Репина к знаменитой картине «Бурлаки на Волге». В депозитарии все картины точно подлинные. Но как определить подлинность вещи, которой сто пятьдесят лет? Эксперты, искусствоведы, технологи долго спорят, разглядывая рентгеновские снимки картины и сравнивая различные материалы. В экспертизе субъективное мнение – до сих пор важная составляющая конечных выводов.

 Подпись убедительная, время убедительное, стилистически – вполне вероятно. Но, допустим, в фактуре, в сложности построения, в сложности структуры красочного слоя чего-то не хватает или что-то лишнее. И вот тут эксперт должен для себя решить, берет он или не берет на себя ответственность принять решение.

 Отношения эксперта с теми, кто подделывает картины, – как бой на ринге, как игра двух разведок, война нервов и тайных приемов.

 Для любого современного поддельщика, фальсифицируеющего живопись более ранней эпохи, самое трудно преодолимое – это имитация возраста. Колорит виден, стиль он чувствует, характер композиции и решение пространственных планов – всему, если внимательно посмотреть, можно научиться и все можно воспроизвести. Но время – самая коварная штука. Именно на этом чаще всего и горят поддельщики.

 Серьезные эксперты солидных музеев и галерей были уверены, что их обмануть никто не сможет. Время – ключевое слово в истории с подделками, в истории со скандалами на российском рынке в последние годы. Никто не ожидал, что мошенники найдут способ, как обмануть и время, и экспертов. Многие фальшивые картины были признаны экспертами как подлинные работы.

 Например, в Академии художеств все копировали Айвазовского. И, если двадцать лет назад лепили подпись «Айвазовский», ни ультрафиолет, ни химия не покажет подделки, если исполнено такой же краской, холст того же времени, даже, может быть, гвозди того же времени, подрамник того же времени.

 Еще одна тонкость – это подбор красок. Мы попросили одного реставратора показать нам краски, которые он специально использует для того, чтобы реставрация со временем не бросалась в глаза.

 Когда картину старую реставрируешь современными красками, цвет тот же подбирается, но через некоторое время меняется – выгорает… Берешь старые краски, свинцовые, они более стойкие. У меня немножко есть красок сороковых-тридцатых годов.

 На реставрацию старой картины уходит много времени, но результат того стоит. Спасти картину можно в любом состоянии. Время реставрации неопределенное. Скажешь, например, год, а в процессе работы появляются новые и новые нюансы. Часто мошенники имитируют возраст картины, сознательно оставляя на ней следы реставрации. В этой игре нет мелочей.

Глава 21. Продление ареста

Глава 21

Продление ареста

 Цветкова по-прежнему находилась в следственном изоляторе. Настроение у нее было аховое, она ждала от меня поворотов в деле, но ничего не происходило. Единственным изменением могло быть окончание очередного срока следствия. Но следователь всегда продлевает его, и пересматриваются меры пресечения.

 В один из дней мне позвонила Комарова и сообщила, что очередной суд по поводу избрания меры пресечения назначен на пятницу.

 – А сама приедешь?

 – Что мне там делать? Мы обычно на такие заседания не ездим.

 Настроения продолжать разговор не было ни у меня, ни у нее.

 Мысль о поездке на это заседание не вызвала у меня особого энтузиазма. Я знал, что по существующей традиции в большинстве случаев судья просто штампует продление меры пресечения и оставляет подследственного под арестом, если, конечно, об этом ходатайствует следствие. Тем не менее Цветкова ждала этого дня и не теряла надежды.

 Я сказал ей прямо, что надеяться не на что, будет очередное продление на два месяца.

 – Но как же так? Я же сижу тут совершенно незаконно! – снова начала возмущаться Светлана Васильевна. Я уже устал от таких заявлений. Конечно, я понимал ее, как и любого, кто сидел в следственном изоляторе.

 В пятницу состоялся суд. И, естественно, судья, не моргнув глазом, продлила срок содержания под арестом. На мои доводы об изменении меры пресечения на подписку о невыезде или залог она не отреагировала.

 – Подсудимая может скрыться от следствия или оказать препятствия для дальнейшего развития дела, – сказала судья.

 Но новые события все же нас ждали. Так случилось, что сменился генеральный прокурор. Им стал бывший министр юстиции, а прежнего направили в Минюст. В этой связи я вспомнил про своего институтского товарища Михаила Миронова и решил позвонить ему и поздравить. Я набрал номер и услышал знакомый голос.

 – Привет, коллега! – сказал я.

 Он немного растерялся от такого обращения, видимо, не узнав мой голос.

 – А кто это? – поинтересовался он.

 – Ну вот, забываешь своего институтского товарища! Вот что значит – мы с тобой по разные стороны баррикады, ты прокурор, а я адвокат…

 – А, это ты, Терразини! Как твои дела?

 – У меня все хорошо. А тебя хочу поздравить с новым генеральным прокурором.

 – Твои поздравления принимаю. Более того, скажу, что ты чувствуешь, когда нужно позвонить. У тебя есть возможность подсуетиться.

 – Это как? Вы расширяете Генеральную прокуратуру и решили укрепить ее адвокатами? – пошутил я.

 Институтский товарищ захихикал.

 – Нет, пока такой команды не было. Но поговорить с тобой я могу сегодня в обеденный перерыв. Давай на старом месте встретимся. Подъезжай, если есть желание.

 – У меня всегда есть такое желание!

 Часа через полтора мы встретились в кафе. Михаил пожал мне руку, мы уселись за столик и заказали легкий ланч.

 – Ну что? Ты говорил мне про какие-то изменения, что я могу подсуетиться… – начал я разговор.

 – Изменения касаются нашего департамента. Ты же знаешь, какие отношения были у прежнего генерального прокурора с министром юстиции. Тем более когда они поменялись местами. Как ты думаешь, какие могут быть изменения?

 – Прежде всего кадровые. Тот, кто пришел на старое место работы, – а до назначения министром юстиции он был первым заместителем генерального прокурора, – естественно, убирает людей бывшего генерального, проводит так называемую кадровую чистку. Так?

 – Абсолютно. Все верно подмечено. А второе, как ты думаешь, что?

 Я пожал плечами:

 – Что, секретарши меняются?

 – Это слишком мелко для нас! Второе – идет пересмотр многих дел. И у тебя есть возможность подсуетиться. У нас вчера было совещание. Выступал новый генеральный. Он сказал, что его люди проверили некоторые уголовные дела и пришли к выводу, что многие из них возбуждены необоснованно, особенно дела экономического направления.

 – Экономического направления? – переспросил я.

 – Конечно. Имеется в виду, что эти дела носят не уголовный, а гражданско-правовой характер, понимаешь?

 – Конечно, понимаю.

 Я знал, что многие бизнесмены теперь не обращаются к бандитам-рэкетирам и не выбивают долги с помощью раскаленных утюгов и ночных поездок в лес. Нет, они просто проплачивают возбуждение уголовных дел. Соответственно, клиента берут следователи прокуратуры или МВД и начинают терзать по полной программе. Нельзя сказать, что все дела возбуждаются необоснованно или по лжедоносу. У каждого бизнесмена всегда рыльце в пушку и грехи перед законом имеются. Но их можно рассматривать с разных сторон. Можно приставить увеличительное стекло и сказать: это громкое дело – и раздуть его до огромных масштабов. А можно сказать – ладно, ошибся человек, совершил небольшой шажок влево, ничего страшного, можно ему пальчиком погрозить: не делай так больше! И на этом все закончится. Конечно, можно наложить на него взыскания, материальную ответственность…

 Миронов словно прочел мои мысли.

 – Да, действительно, – сказал он, – некоторые уголовные дела, как показала проверка, носят не уголовный, а гражданско-правовой характер. Засорили мы свое ведомство гражданско-правовыми делами, облеченными в форму уголовного преследования. Ты ведешь то дело антикваров, по которому писал мне жалобу больше полугода назад?

 – Да, веду.

 – Она сидит?

 – Да, сидит по-прежнему.

 – Так тебе и карты в руки!

 – Я понял. Значит, я должен написать новую жалобу… На чье имя?

 – Пиши на имя генерального прокурора. Так, мол, и так, аспекты гражданско-правовой деятельности… Ну, что мне тебя учить? Ты сам все знаешь.

 – Хорошо, я напишу об этом. И что?

 – А теперь я могу раскрыть тебе секретные данные, – улыбнулся Миронов. – Мы наметили около ста дел, будем их пересматривать и отправим в гражданско-правовые суды. Ты меня понял?

 – Сто дел… Успеть бы!

 – Давай, прямо завтра пиши бумагу. Когда будет готова – позвони мне, а я ее на контроль возьму, чтобы не попала в разряд отказников.

 – Ну, спасибо! Ты меня обрадовал! А если еще к этой бумаге будут ноги приделаны… – На нашем сленге это означало «взято под контроль сотрудниками Генпрокуратуры».

 – Ладно, об этом не будем говорить, – остановил меня Михаил. – А теперь давай на другие темы! Где последний раз отдыхал?

 Я стал рассказывать ему, что собираюсь поехать покататься на лыжах в компании моих коллег.

 После нашей встречи я тут же приехал в офис и, к удивлению Саши, сразу уселся за компьютер писать жалобу в Генеральную прокуратуру.

 – Что случилось? – поинтересовался Саша.

 – У нас появился шанс! – коротко ответил я.

 Вскоре жалоба на трех страницах была готова. Я постарался изложить все лаконично, приводя факты – что был спор двух граждан на предмет материальных убытков каждой из сторон, и этот спор носит гражданско-правовой характер. Все было четко описано, сделаны определенные выводы. Быстро распечатав документ, расписавшись и поставив печать, я на всякий случай прикрепил адвокатский ордер, сел в машину и поехал в приемную Генеральной прокуратуры. Зарегистрировав там свое письмо и получив печать на втором экземпляре, я вернулся в офис и перезвонил Миронову, сказав, что жалоба отправлена. Теперь оставалось только ждать… Но это дело не быстрое. Пройдет две-три недели. Да и не очень верил я, что это письмо сработает. Мне казалось, что не попаду в сотню уголовных дел для пересмотра, и, скорее всего, мы останемся за бортом. Поэтому о разговоре с Мироновым я не стал говорить Цветковой.

 Прошло около двух недель. Мне на мобильный позвонила Комарова. Сухо поздоровавшись, Ирина спросила, могу ли я приехать к ней на работу.

 – Почему бы и нет? – ответил я.

 – Только давай встретимся в «Макдоналдсе», – добавила Ирина.

 И снова я сидел за столиком, выбрав место так, чтобы Ирины не было видно. Но на этот раз она вошла совершенно спокойно и кивнула.

 – Может быть, перекусишь? – спросил я.

 – Я тут не ем, – отрезала Ирина. – А вот кофе выпью.

 Вскоре мы уже пили горячий кофе из бумажных стаканчиков.

 – Ну и чего ты добился? – неожиданно спросила Ирина. – Зачем ты написал бумагу в Генеральную прокуратуру? Ты же знаешь, что все не так!

 – Что не так? – спросил я.

 – Ты что, хочешь сказать, что не писал жалобу две недели назад?

 – Писал.

 – И чего ты этим добиваешься?

 – Как чего? Я осуществляю защиту своей клиентки, а цель – оправдать ее по тем необоснованным обвинениям, которые предъявила ей твоя организация.

 – То есть я? – уточнила Ирина.

 – Можно сказать и так.

 – Считай, что ты своего добился. Меня сегодня отстранили от дела. У тебя теперь новый следователь.

 – Кто?

 – Пока еще не назначили. Если ты позвонишь мне завтра, я скажу тебе точно.

 – А как же тебя уже отстранили, а нового следователя еще не назначили?

 – Такое у нас случается. Было совещание, отстранили меня и всю опергруппу, которая сопровождает это дело. Ну что, адвокат, один-ноль в твою пользу!

 – Но Цветкова-то сидит, какая же победа? И я не стремился отстранить тебя от этого дела, у меня цель совершенно другая!

 – Ты на полпути к своей цели, – раздраженно усмехнулась Ирина. – Я думаю, что совещание, которое у нас прошло… Ладно, – остановилась она на полуслове, – позвони мне завтра, я скажу фамилию следователя, ты к нему подъезжай и подавай ходатайство об изменении меры пресечения, аналогично тому, что ты писал в Генеральную прокуратуру.

 – Я не понял, принято какое-то решение по моему делу? – спросил я.

 – Я думаю, ее освободят, – неожиданно произнесла Ирина. – Просто ты поторопись, и получится, что произойдет это по твоему ходатайству, а не по результатам проверки дела. Тогда будет уже два-ноль!

 – Ладно, не обижайся, – улыбнулся я, – еще ведь ничего не выиграно!

 – А я и не обижаюсь. Мне другое дело дадут, более спокойное. Я уже запуталась и сама не могла понять, кто из них мошенник – твоя или эти оловянные солдатики! – Безусловно, таким определением Ирина наградила бизнесменов из столицы алюминиевого бизнеса.

 – Я хотел спросить тебя, – начал я, когда Ирина встала, – как твои дела с мужем? Все нормально?

 – Ничего… Мы сошлись с ним на три-четыре дня, а потом снова поняли, что не можем быть вместе. А у тебя как? Встретил кого-нибудь?

 – Нет… Часто вспоминаю о тебе…

 Ирина внимательно посмотрела на меня, словно определяя, правду ли я говорю.

 – Если ты не против, мы могли бы вместе поужинать в ресторане… Тем более ты вышла из этого дела…

 – А почему бы и нет? – немного помолчав, ответила Ирина. – Ладно, позвони мне завтра на работу утром, часов в одиннадцать, я скажу тебе фамилию нового следователя и его телефон.

Глава 22. Поворот в деле

Глава 22

Поворот в деле

 На следующий день у меня уже было готово ходатайство об изменении меры пресечения в отношении Цветковой на основании того, что дело носит гражданско-правовой характер и опасности для общества она не представляет. Я ждал времени, когда можно будет позвонить Ирине, чтобы впечатать фамилию нового следователя.

 Ровно в одиннадцать часов я набрал ее номер.

 – Записывай, – сказала Ирина, – Гусев Виктор Иванович. Это твой новый следователь.

 Я быстро вписал данные в ходатайство, а через десять минут уже звонил ему по телефону.

 – Виктор Иванович, добрый день! Вас беспокоит адвокат, – я назвал свою фамилию. – Мне бы хотелось подвезти вам ходатайство…

 – Какое ходатайство?

 – Об изменении меры пресечения в отношении моей подзащитной Цветковой.

 – А, это… Когда вы хотите подъехать?

 – Через сорок минут буду у вас.

 – Давайте, жду!

 Вскоре я был в кабинете следователя.

 – Вот, – я протянул Гусеву ходатайство, – считаю, что моя подзащитная содержится в следственном изоляторе необоснованно, и хотел бы попросить вас рассмотреть вопрос об изменении меры пресечения на не связанную с арестом.

 Следователь внимательно прочел документ и сказал:

 – Ну что же, все написано толково. Я изучу этот вопрос и сообщу о решении в письменном виде.

 Ответ его мне не понравился. Обычно так говорят, когда собираются отказать.

 – В письменном виде? Значит, дней через пять-шесть?

 – Это в лучшем случае, – поправил меня Гусев. – Я ведь только сегодня принял это дело… Кстати, каким образом вы узнали, что именно я буду вести его?

 – Есть такая возможность, – уклончиво ответил я.

 – Поэтому мне нужно время изучить этот вопрос, – продолжил Гусев, – проверить, насколько обоснованным является ваше ходатайство, и принять окончательное решение.

 – Я могу надеяться? – спросил я.

 – Надежда всегда умирает последней, – улыбнулся Гусев.

 – Тогда я позвоню вам через неделю и поинтересуюсь, какой ответ подготовлен вами.

 – Конечно, звоните! – ответил Гусев.

 Но все произошло по-другому. Через два дня он сам позвонил мне и сказал, что мое ходатайство удовлетворено и я могу встречать свою подзащитную сегодня.

 После обеда вместе с Александром я поехал к следственному изолятору, который находился на Шоссейной улице. Поставив машину, я пошел к служебному входу, чтобы узнать, когда из следственного изолятора выпускают людей, которым изменили меру пресечения. Дежурный ответила, что такие мероприятия осуществляются только до шести часов вечера.

 – Если до этого времени ваша клиентка пройти не успеет, – сказала она, – то приезжайте завтра.

 В половине шестого Цветкова еще не вышла. Я начал волноваться. Тревожные мысли начали роиться в голове: а может быть, все отменено? Или Кремнев со своими связями вмешался. Но тут дверь открылась, и на улице появилась Светлана Васильевна. Она улыбалась. Мы с Сашей подбежали к ней и поздравили. Саша преподнес небольшой букет цветов. Она была счастлива.

 – Представляете, как неожиданно меня выпустили, – проговорила она, – даже без суда!

 – Никакой неожиданности тут нет! – тут же сказал Саша. – Это ваш адвокат написал жалобу в Генеральную прокуратуру, и на основании ходатайства вам изменили меру пресечения. Так что именно благодаря вашему адвокату вы получили сегодня свободу.

 – Ой, спасибо большое! – всплеснула руками Светлана Васильевна. – Я так рада! Я в большом долгу перед вами!

 – Ладно, – улыбнулся я, – нам просто повезло.

 На следующий день Светлана Васильевна приехала ко мне в офис в модной одежде, с новой прической. В ней нельзя было узнать ту женщину из следственного изолятора – поникшую, неухоженную… В ее поведении снова появилась уверенность.

 – Ну, какие дальше наши действия? – спросила она.

 – Дальше? Будем готовиться к суду, – ответил я.

 Но тут раздался телефонный звонок. Катя, моя секретарша, заглянула в кабинет и сказала:

 – Вас из Следственного комитета беспокоят. Что мне им ответить?

 – Соединить со мной.

 – Это следователь Гусев, – услышал я. – Вы встретились со своей клиенткой?

 – Да, вот сидим, пьем кофе… Все в порядке.

 – Надеюсь, никаких проблем при освобождении не было?

 – Нет, слава богу.

 – Раз такое дело, я приглашаю вас с ней сегодня ко мне на допрос. Можете приехать?

 – Сегодня приехать на допрос? – Я вопросительно посмотрел на Цветкову. Она кивнула головой.

 – Да, сможем.

 – Хорошо, через два часа я вас жду. Пропуска будут внизу.

 От того, что нас снова приглашают на допрос, я немного растерялся.

 – Как вы думаете, – спросила Цветкова, – что это может быть?

 Я пожал плечами:

 – Понятия не имею! Но попробую узнать…

 Я вышел в приемную, достал мобильник и набрал номер Ирины. Я коротко рассказал ей о звонке Гусева.

 – Тебя можно поздравить – клиентка на свободу вышла, – сказала Ирина.

 – Да. Как ты думаешь, зачем он вызывает нас на допрос?

 – Я думаю, что статья об особо крупных размерах будет снята и дело скоро передадут в суд. А дальше, адвокат, у тебя есть шансы.

 – Как твое настроение? – поинтересовался я.

 – Жду пятницы…

 Я понял ее намек.

 – Отлично, я позвоню и подъеду на старое место…

 – Да, давай отпразднуем это событие, – сказала Ирина.

 Через два часа мы были в кабинете Гусева. Следователь встретил нас достаточно приветливо, что явилось для меня неожиданностью. Поздоровавшись со мной и с Цветковой за руку, он предложил нам сесть за стол.

 – Я хотел бы вас допросить по некоторым вопросам, – произнес он, – мне не все до конца ясно. А я хотел бы расставить все точки над i. После этого допроса, вероятно, будет изменена статья, и дело, я думаю, мы направим в суд.

 Цветкова посмотрела на меня с удивлением, глаза светились от радости.

 Допрос проходил обычным путем: повторили эпизоды знакомства Цветковой с Кремневым и его компанией, продавала ли она картины им или нет, роль эксперта Поляковой и так далее. Все шло обычно, кроме одного вопроса.

 – Скажите, пожалуйста, – неожиданно спросил Гусев, – вот вы утверждаете, что вы не продавали картины Кремневу. А если все же допустим, что вы продали картины, то где могла осуществляться эта сделка? Есть ли какие-то специальные органы регистрации – Союз художников или какой-нибудь фонд? Где регистрировалась эта сделка?

 Светлана Васильевна посмотрела на него с удивлением, я тоже удивился. Следователь не понял нашей реакции и сказал, поясняя:

 – Я же никогда не занимался антиквариатом, это мое первое дело по этой теме. Я ничего не знаю, поэтому и спросил у вас.

 – Нет, нигде никакие сделки не регистрируются, – ответила Светлана Васильевна.

 – То есть вы хотите сказать, что все происходит частным образом? Можно продать в квартире, можно в ресторане?

 – Даже в подворотне, – специально вставил я фразу, которую мне как-то говорил Кремнев.

 – Очень хорошо, – Гусев записал все в протокол. – Теперь прочтите протокол допроса, распишитесь, что ознакомлены, и заодно распишитесь вот тут, об ознакомлении с протоколом, что мы приводим новые доказательства в новой редакции.

 – И в какой же? – спросил я.

 – Вторая часть 159-й статьи – в крупных размерах – снята. Так что грозит вам немного.

 – А почему вообще нельзя снять с меня эту статью? – спросила Светлана Васильевна.

 Гусев развел руками:

 – У меня таких полномочий нет. Теперь дело за судом. Может быть, суд вас оправдает.

 Через некоторое время, подписав все необходимые бумаги, мы покинули здание Следственного комитета.

 – На ваш взгляд, что это может значить – последний допрос и подписание бумаг? – спросила Светлана Васильевна.

 – Я думаю, он прямо намекнул, что основной наш козырь – то, что не указано место, и Кремнев не сможет доказать, где он эти картины покупал.

 – Но он же может привести свидетелей, которые подтвердят, что они присутствовали, когда он расплачивался или паковал эти картины…

 – Да ради бога, пускай притаскивает, мы к этому приготовимся.

 – Значит, Дело передается в суд? – спросила Светлана Васильевна. – А как быстро его назначат?

 – Этого я сказать не могу.

Глава 23. Суд

Глава 23

Суд

 Через неделю мы уже знали фамилию судьи, которая будет рассматривать наше дело, – Звонарева Ольга Михайловна.

 Мы готовились к суду всю следующую неделю. Цветкова приезжала ко мне в офис, и мы с ней разрабатывали план судебного допроса, перебирали возможные экспертизы, на которые хотели обратить внимание. Я одновременно готовил свое выступление в суде. Оставшись в офисе один, я включал видеокамеру и записывал свою речь в прениях, затем просматривал запись, выбрасывал куски, которые мне не нравились, и, наоборот, добавлял нужное.

 Буквально за день до суда вечером мне позвонил брат Цветковой Юрий и встревоженным голосом попросил, чтобы мы с Сашей немедленно приехали к ним на квартиру.

 – Что случилось? – спросил я.

 – Светлане Васильевне плохо, у нее истерика. Приезжайте! У нас опять возникли проблемы.

 Тут же я перезвонил Саше, и через час мы входили в квартиру Цветковых. Юрий встретил нас в коридоре. Светлана Васильевна лежала на диване, вокруг были разбросаны вещи.

 – Так что же случилось? – спросил я.

 – Сегодня вечером мы возвращались из магазина с покупками, увидели эту злосчастную тонированную «девятку». После того как мы вошли в квартиру, и началась истерика. Сначала Света стала выдвигать версии, что ее могут убить Кремнев и компания, что ее посадят на восемь лет, – одним словом, нервы не выдержали.

 – Вы ей успокоительное дали? – спросил Саша.

 – Да…

 – Но мы не видели во дворе никакой «девятки»…

 – Наверное, она уже уехала.

 – Может, я спущусь посмотрю? – спросил Саша.

 Я кивнул. Саша вышел из квартиры. Я же подошел к Светлане Васильевне и стал успокаивать ее.

 – Мне кажется, что меня посадят, – дрожащим голосом еле слышно говорила она, – я не верю в завтрашний суд…

 – Не волнуйтесь, все будет нормально, мы обязательно выиграем! – бодро говорил я, хотя никакой уверенности на самом деле не было. – Вы верите мне?

 – Да, вам я верю, – Светлана Васильевна крепко сжала мою руку. – А вдруг они подкупят суд? Это же может случиться?

 – Да, может. Но маловероятно.

 – Я прошу вас – пусть Саша заедет ко мне завтра утром! Я боюсь, что они могут организовать покушение!

 – Хорошо, обязательно заедет!

 Вскоре Саша вернулся и сказал, что никого во дворе не обнаружил.

 Когда мы вышли из квартиры, Саша произнес:

 – Да, расшатались у бабы нервы! Как бы завтра на суде не выкинула чего…

 – А что ты хочешь? Она столько пережила…

 На следующее утро мы подъехали к районному суду, находящемуся недалеко от дома, где жила Цветкова, и сразу обратили внимание на вереницу машин. Конечно, тут был Кремнев, тут же – Яхонтов, Зайцев, еще несколько человек сидели в коридоре. И поскольку Кремнев с ними общался, было ясно – это одна компания. Зачем пришли эти люди? – мелькнула у меня мысль.

 Кремнев был со своим адвокатом, Дмитрием Макашовым. Дмитрию было лет тридцать пять. Молодой, высокий, с нагловатым взглядом, одетый в дорогой костюм, он всем видом показывал свою значимость. Мы прошли мимо молча. Но Кремнев неожиданно встал.

 – Здравствуйте, Светлана Васильевна, – произнес он вежливо, – как ваше драгоценное здоровье? Хотел позвонить вам, поздравить с освобождением…

 Но Цветкова прошла мимо, будто не замечая его.

 Вскоре начался суд, и нас пригласили в зал заседаний. Мы подошли к столу, где обычно сидят подсудимый и адвокат, и заняли свои места. Рядом со мной – Светлана Васильевна и Юрий. Раскрыв папку, я стал просматривать бумаги, обращая внимание, что необходимо отметить в начале судебного заседания, а что оставить на потом. Вскоре напротив нас появился прокурор, рядом с ним в качестве потерпевшего уселись Кремнев и его адвокат. Затем в зале появилась секретарь и произнесла:

 – Встать! Суд идет!

 Все молча поднялись. В зал судебного заседания вошла женщина – Ольга Михайловна Звонарева, судья. Как я выяснил, она давно работала в этом суде, и приговоры у нее были достаточно жесткими. Конечно, это не радовало…

 Судья начала с протокольных слов, представляя каждого из участников процесса. В заключение она поинтересовалась, есть ли у сторон ходатайства. Неожиданно поднялся адвокат Кремнева и заявил, что у него есть ходатайство допросить в качестве свидетелей группу товарищей, которые могут подтвердить факт покупки картин Кремневым у Цветковой.

 – Есть ли какие-либо возражения по этому поводу? – спросила судья.

 – Да, ваша честь, – я встал. – Я категорически возражаю против такого ходатайства. Дело в том, что следствие велось Следственным комитетом в течение года и ни разу ни со стороны защитника, ни со стороны потерпевшего не было аналогичных ходатайств, люди не были допрошены в период следствия. Отсюда я могу сделать вывод, что они просто приглашены в последний момент перед судебным заседанием и никакого отношения к сделкам, на которые ссылается потерпевший, не имеют.

 – Ваша честь, я хотел бы уточнить, – вновь поднялся адвокат Кремнева, – мы специально не вызывали их, чтобы противоположная сторона не имела возможности оказывать на них давление и запугивать их.

 Тут Светлана Васильевна не выдержала.

 – Это мы могли их запугивать? – сказала она громко. – Да я все это время в СИЗО сидела!

 – Я попросила бы вас, – строгим голосом произнесла судья. – Тут вы не на своем аукционе! Здесь суд!

 Я понял по раздраженному голосу, что судья не на нашей стороне…

 – Суд удаляется на совещание! – сказала она.

 Светлана Васильевна наклонилась ко мне и прошептала:

 – Сейчас наверняка нам откажут, и эти люди, которых я вижу впервые, будут говорить, что они видели своими глазами, как я ему продавала картины!

 – Подождите, Светлана Васильевна! Давайте дождемся…

 – Да чего ждать? – Светлана Васильевна с горечью махнула рукой. – Тут все ясно. Восемь лет мне дадут… Ну, может, семь.

 – Вы меня отвлекаете! – проговорил я, немного повысив голос. – Не сбивайте меня!

 Вскоре вернулась судья. И тут произошло то, чего никто не ожидал, – ходатайство адвоката было отклонено. Макашов пожал плечами и молча сел.

 Затем началось слушание дела, которое проходило достаточно монотонно. Сначала изучали документы, разгорались перепалки между мной и адвокатом Кремнева, затем выступали свидетели. Полякова, которая являлась экспертом, толком ничего не показала. Но против нас никаких показаний с ее стороны не было. Несмотря на то что адвокат Кремнева несколько раз задавал ей один и тот же вопрос – была ли она в сговоре с Цветковой по выдаче экспертного заключения на картины, – она отвечала отрицательно.

 Затем слово предоставили Кремневу, который стал говорить отдельно о каждом эпизоде покупки картин, называя точную дату, время, ссылаясь на якобы присутствовавших при сделках людей, которые почему-то не были допущены в качестве свидетелей. Я прекрасно понимал, что адвокат хорошо подготовил Кремнева, и тот все рассказывал достаточно грамотно.

 После того как выступил Кремнев, слово предоставили прокурору. Прокурор никаких особенных вопросов не задала. А когда слово предоставили мне, я сразу начал задавать Кремневу вопросы:

 – Вот вы здесь сказали, что моя подзащитная Цветкова продавала вам фальшивые картины. На что вы опираетесь, делая такое заявление?

 – Как на что? – ответил Кремнев. – Она же мне фальшивые картины продавала, есть заключения экспертизы от такого-то числа.

 – А кто присутствовал при продаже этих картин?

 – Присутствовал гражданин такой-то…

 – Я попрошу вас не называть эти фамилии, так как суд не посчитал этих людей свидетелями.

 Судья промолчала, как бы соглашаясь со мной.

 – Так кто же еще, кроме этих людей, присутствовал при покупке вами картин?

 Кремнев молчал.

 – Значит, я могу сделать вывод, что никто при этом не присутствовал? А где происходила эта сделка?

 – В галерее у Цветковой.

 – А сотрудники галереи там были?

 – Были.

 – А при сделке они присутствовали?

 – Нет, мы обычно закрывались в кабинете.

 – Как же так, вы ссылаетесь на то, что ваши знакомые присутствовали при сделке, да еще хотели пригласить их свидетелями со своей стороны, а только что сказали – закрывались в кабинете?

 Кремнев молчал. Его адвокат стал что-то быстро ему шептать. Но судья постучала молоточком, призывая соблюдать тишину.

 – Следующий вопрос, – продолжал я. – Где вы получали заключение экспертизы по вопросу подлинности этих картин?

 – В Независимом экспертном совете.

 – Но это же коммерческая организация, и она не обладает статусом экспертного совета, – уточнил я.

 – И еще в ГНИИ реставрации.

 – Да, это серьезная организация… Ваша честь, – обратился я к судье, – я хотел бы зачитать отрывок из экспертного заключения ГНИИ реставрации. Могу я это сделать?

 Судья посмотрела на прокурора и на адвоката Кремнева. Те кивнули.

 – Зачитайте, пожалуйста! – разрешила она.

 – ГНИИ реставрации говорит, что картина действительно не является подлинником Киселева. Но в отношении изменения – картина является полотном датского художника, – я назвал его фамилию. – В экспертизе также указано, что в картину внесены изменения, они десятилетней давности. То есть картина была изменена десять лет назад. Таким образом, можно сделать вывод, что моя доверительница никакого отношения к подделке этой картины в указанный период – последние два года – не имела.

 – Я попросила бы господина адвоката не делать выводы, это сделает суд, – поправила меня судья.

 – Извините, ваша честь!

 Затем была допрошена Цветкова. Я боялся, что она снова сорвется. Адвокат Кремнева, задавая вопросы, старался всячески вывести ее из себя – такая линия была у них разработана. Но Светлана Васильевна на провокационные вопросы и высказывания Кремнева отвечала достаточно сдержанно и не заводилась. Это вселило в меня надежду на хороший исход этого дела. Более того, Светлана Васильевна четко разложила по полочкам, как первоначально была обманута группой мошенников под руководством Кремнева. Тут судья поправила ее, указав, что нельзя называть мошенниками людей, в отношении которых суд еще не состоялся.

 Далее начались прения сторон. Адвокат Кремнева опять пытался доказать суду, что со стороны Цветковой было мошенничество и обман. Я внимательно смотрел на выражение лица судьи, и мне казалось, что она ему не верит. Затем слово предоставили мне.

 – Граждане судьи, – начал я свое выступление, – прежде всего давайте рассмотрим вопрос об идентификации картин, ставших предметом спорных сделок между Цветковой и Кремневым. Рассмотрим один факт: ведь на самом деле не только не существует неопровержимых доказательств проведения сделки купли-продажи картин, но и прямых доказательств, что участниками сделок были именно те картины, которые сейчас являются уликами в уголовном деле. Следствие же вынуждено доверять показаниям либо потерпевших, либо подозреваемых. Вещественных доказательств по делу Цветковой, картин русских художников, якобы проданных моими доверителями гражданину Кремневу, в уголовном деле нет, как нет никаких платежных документов – ни чеков, ни банковских проводок, ни даже расписок Цветковой, которые могут подтвердить, что она получала за эти картины деньги от Кремнева. Остается одно – делать экспертизу картин, якобы купленных этим гражданином. И вот проблема: экспертиза каких именно картин? Если тех, что представил потерпевший, то необходимо доказать, что он именно их приобрел в салоне у Цветковой. Ведь они легко могли быть подменены на фальшивые. Все дело в том, что наше законодательство, как уголовное, так и гражданское, не приспособлено к такой тонкой сфере, как искусство и антиквариат. Давайте посмотрим на такой частный случай, как купля-продажа квартир или машин. Ведь все это происходит через государственную регистрацию. Например, машины продают через ГИБДД, квартиры – через Регистрационную палату. И всегда можно отследить и покупателя, и продавца. Еще раз хочу подчеркнуть, что изменение собственника недвижимого имущества происходит через федеральную регистрационную службу. Картины же великого русского художника, которые стоят 100—200 тысяч долларов США, могут быть проданы в подворотне старого московского дома с оглядкой, как бы кто-нибудь не увидел, а деньги передаются без документов, – тут я бросил взгляд на лицо Кремнева. Тот сразу понял, что я использовал его выражение о продаже картин в подворотне.

 – Клиенты продавцов ценностей, – продолжал я, – как правило, богатые люди, которые не хотят показывать источники своих доходов или не могут легализовать дорогие покупки. Даже если и существует экспертиза подлинности, проверить можно только факт существования картины с таким названием и автором. Соответствующая запись остается в реестре экспертного учреждения. Однако как подтвердить, что картина, которая когда-то проходила эту экспертизу, и предмет сделки в данный момент – одно и то же? Поэтому я бы хотел обратить внимание суда, что высказывания так называемой потерпевшей стороны нам приходится принимать только на веру, и никакого юридического или иного обоснования в нем нет.

 Еще я хочу сказать несколько слов о деятельности милиции. Мы хорошо знаем, что по делу Цветковой было много статей. Потом ко мне обращались сами антиквары. Они рассказали удивительные вещи. Дело в том, что уголовное дело Цветковой развязало руки правоохранительным органам. Безо всякого постановления на обыск в разные антикварные салоны стали приходить так называемые оперативно-следственные группы и изымать часть товаров, объясняя эту экспроприацию чужого имущества так: «Нам известно, что среди ваших картин есть фальшивки». Где сейчас находятся дорогие экспонаты, никто не знает. Антиквары боятся обратиться с заявлениями в милицию.

 Далее я вновь напомнил суть дела. Сначала мою клиентку обманули путем махинаций с картинами и завладели ее квартирой. Затем, когда мы стали добиваться возбуждения уголовного дела, наши оппоненты организовали возбуждение уголовного дела против моей клиентки, при этом не выдвинув никаких серьезных обвинений. Генеральная прокуратура проверила это дело и посчитала его гражданско-правовым, прекратив уголовное преследование в отношении моей доверительницы. Наконец я вновь повторил, что самое главное со стороны потерпевшего и его защитника так и не было доказано – место и время совершения каждой из пяти сделок. Что касается фальшивки Киселева, то, опять же, нет доказательств, что эту фальшивку организовала именно моя доверительница. В конце я попросил оправдать Цветкову по всем статьям обвинения.

 Затем последнее слово было предоставлено Светлане Васильевне. Она повторила то же самое, что говорил я, только более эмоционально, даже заплакала.

 Судья выслушала всех и сказала, что удаляется на совещание. Приговор будет оглашен завтра в десять утра.

 На следующие утро мы сидели в коридоре суда, ожидая оглашения приговора. Как ни странно, ни Кремнев, ни его адвокат, ни мужчины, сопровождавшие его, не приехали. Светлана Васильевна была на взводе, руки ее дрожали. Она все время говорила, что сейчас ее арестуют и наденут на нее наручники.

 – Подождите, Светлана Васильевна, – пытался успокоить ее я. – Видите, конвоя с наручниками нет. А когда человека задерживают и заключают под стражу…

 – А если они в зале меня ждут? – перебила меня Светлана Васильевна.

 – Загляните в зал!

 – Но дверь же закрыта…

 Саша тоже нервничал.

 – Шеф, – сказал он, наклонившись ко мне, – мне тоже кажется, что ее арестуют…

 – С чего ты взял?

 – Эти не приехали.

 – И что?

 – Значит, они договорились, уверены в том, что произойдет.

 – Да что ты паниковать начинаешь раньше времени? Давай дождемся приговора!

 – И потом, я вчера проанализировал ход заседания, – продолжал Саша, – судья тебя чаще обрывала, чем адвоката Кремнева. Наверное, суд «заряжен», они взятку дали.

 Наконец секретарь судебного заседания открыла дверь и пригласила всех войти в зал.

 Появилась судья и удивленно спросила:

 – А где же потерпевший?

 – Они нам не докладывали, – произнес я громко.

 – Оглашается приговор суда, – судья начала читать различные эпизоды. Пока нельзя было понять, что нам светит – заключение под стражу или все же оправдательный приговор?

 Постепенно приговор начал вырисовываться в сторону обвинения. Теперь надо было узнать, какой срок.

 Наконец судья произнесла:

 – Признать Цветкову Светлану Васильевну виновной по статье 159, части 2 и приговорить ее к трем годам лишения свободы…

 Светлана Васильевна схватилась за сердце и стала медленно опускаться на стул. Я подхватил ее:

 – Подождите…

 Судья посмотрела в нашу сторону и продолжила:

 – …но, руководствуясь статьей Уголовного кодекса, – она назвала номер, – что в данном случае подсудимая впервые привлекается к уголовной ответственности, а также не представляет реальной общественной опасности, считать это наказание условным с испытательным сроком на два года. Данный приговор может быть обжалован в течение десяти дней с момента провозглашения. – Судья захлопнула папку и удалилась.

 Мы вышли из зала.

 – Три года условно – неплохо! – сказал я.

 – А я думала, меня оправдают… – тихо проговорила Светлана Васильевна.

 – Вам светило пятнадцать лет! И вы считаете, что после этих пятнадцати лет, которые над вами висели и которые потом заменили на восемь, можно выйти из зала суда с нулем? Нет, так не бывает! Но, несмотря на то что вы признаны виновной, вы получили условный срок. Они не могли поступить иначе! С таким сроком не оправдывают!

 – Хорошо. А мы будем обжаловать приговор?

 – Думаю, да…

 Через неделю я написал кассационную жалобу в суд второй инстанции. Но суд второй инстанции нам отказал, оставив приговор в силе.

 Дальше события стали развиваться по совершенно неожиданному сценарию. Светлана Васильевна не стала добиваться возбуждения первого уголовного дела, где была потерпевшей, а собрала вещи и вернулась в Питер, махнув на все рукой.

 Но однажды, выходя из офиса, я увидел неподалеку знакомый «Мерседес» Кремнева. Проходя мимо него, я увидел, как стекло опустилось. Появилось лицо Кремнева. Он кивнул мне и вышел из машины.

 – Я хотел бы с вами поговорить, – сказал он, – буквально пару слов…

 Я напрягся.

 – В чем дело? – спросил я.

 – Ни в чем, просто поговорить хотел…

 – Дело закончено, вы можете обжаловать приговор. Какие ко мне вопросы?

 – Я хочу, чтобы вы знали…

 – Что я еще должен знать?

 – Что эти картины, которые я купил у вашей клиентки, – поддельные, и она продавала мне их как поддельные.

 – Почему я должен вам верить?

 – Потому что я расскажу вам вторую часть этой истории. Мы действительно «развели» ее и имели отношение к обману с квартирой и картинами. Сейчас тут никого нет, мы говорим с глазу на глаз, поэтому доказать вы ничего не сможете. А в отношении картин я вам сказал правду. Она продавала фальшивые картины и знала, что они поддельные. Это и был ее бизнес. Юрий покупал картины на аукционах за границей, затем они переделывали их у художников, а потом Цветкова их продавала. А вы с помощью моей подсказки, которую я сделал по глупости, сказав, где можно покупать и продавать картины…

 – Какой подсказки?

 – Ну, про подворотню…

 – Что-то не помню ни про какую подворотню…

 – Ну вот, вы «дурака включили», – укоризненно улыбнулся Кремнев. – Ладно, – он махнул рукой и сел в машину.

 Я смотрел ему вслед. Выходит, Цветкова действительно была причастна к мошенническим действиям, а суд ее оправдал… Хотя как оправдал? Ведь условный срок назначен…

 Что касается моего романа с Ириной Комаровой, следователем из Следственного комитета, то он так и не продолжился. В тот день, в пятницу, когда мы снова договорились поехать на дачу, Ирина перезвонила и сказала, что больше не будет встречаться со мной и на дачу не поедет. Так закончился этот роман и одновременно – дело антикваров…

Эпилог

Эпилог

 Антиквары и коллекционеры вышли из тени. Ситуация постепенно стабилизировалась, бизнес налажен, рынок растет, и скандалы никому не нужны. Во многих салонах работает специальная группа экспертов-контролеров. Эти смотрят, рекомендуют, иногда без объяснения причин, чтобы не было каких-то конфликтных ситуаций, в мягкой форме организаторам салонов просить участников снять ту или иную работу или поменять датировку произведения.

 После скандала с делом антикваров кардинально изменился облик российских арт-дилеров и коллекционеров. Люди больше стали дорожить своим честным именем и обходить стороной сомнительные сделки. Это еще не закон, но уже тенденция.

 Российские антиквары пытаются объединиться и защитить рынок от мошенников. Сорок пять самых богатых антикварных компаний приняли «Кодекс этических правил». Они взяли на себя ряд серьезных обязательств против недобросовестных участников рынка.

 Многие антиквары вошли в Международную конфедерацию антикваров и арт-дилеров, которая означает, что все галереи, являющиеся членом этой конфедерации, ставят знак качества от подделок.

 Антиквары, входящие в эту конфедерацию (туда входят сорок пять самых ведущих галерей), как бы соглашаются с тем, что они воздерживаются от общения и работы с антикварами, арт-дилерами и экспертами, которые зарекомендовали себя не с лучшей стороны.

 И все же российский антикварный рынок – рынок гениев и злодеев. Но мы хотим, чтобы у нас все было так, как на цивилизованном рынке. Для этого надо еще лет сто спокойного развития, без потрясений и экспроприаций, когда честное имя станет дороже конкретной сделки и сиюминутной выгоды. А если вы уже и сейчас хотите спать спокойно, то покупайте картины у живых художников, ваших современников, как поступил в XIX веке Павел Третьяков. Однажды, купив фальшивых голландцев, он решил собирать только русскую живопись. И сейчас Третьяковская галерея – национальное достояние России.