Третий день

 

ТРЕТИЙ ДЕНЬ

Сегодня планировался отдых, но с отдыхом ничего не получилось. На нашу квартиру приехал снова Вадик и сказал мне:

— Надо одного лоха нам с тобой проводить. Поездить за ним, связи его установить. Сейчас мы поедем на квартиру, оборудование возьмем и за ним кататься будем. Видишь, какая работа у нас — день ненормированный!

Вскоре мы вышли из кафе. Заехали к нему домой. Вадик поднялся в квартиру, я остался в машине. Через несколько минут он вернулся, неся в руках два больших пакета. Мы поехали в сторону центра.

Вскоре мы оказались в районе Ленинского проспекта, остановились возле большого здания. Внизу находился какой-то ярко освещенный салон. Поставив машину недалеко, Вадик достал из пакета маленький зеленый бинокль.

— Что это за бинокль? — поинтересовался я.

— Это прибор ночного видения. Возьми и посмотри сам.

Я взял этот прибор у него из рук. Он был небольшой, очень похожий на обыкновенный бинокль. Я навел его на ближайшие кусты, все было видно в ярко-зеленом цвете. Нельзя сказать, что лица были ясно различимы, но силуэты людей вырисовывались отчетливо.

Затем Вадик раскрыл другой пакет и достал оттуда два парика, один протянул мне и сказал:

— Надевай, Серега!

Это были обычные женские парики. У меня темного цвета, у Вадика — рыжий.

— А зачем это?

— Специально, — сказал Вадик, — для маскировки.

Надев парики, мы устроились поудобнее и стали смотреть на улицу.

— А курить можно? — спросил я.

— Нет, нельзя.

Время от времени Вадик посматривал в бинокль на вход в здание, рядом с которым стояла «БМВ». Вскоре я заметил, как к машине подошли двое мужчин. Один из них был толстяк с круглым лицом, кудрявыми волосами. Другой был повыше, с темными волосами.

— Вот и наши объекты нарисовались, — сказал Вадик. — Заводи машину!

Я аккуратно повернул ключ зажигания. Машина завелась.

— Обороты не прибавляй, ногу держи на педали. В любой момент можем поехать!

Толстяк с высоким минут пять стояли у машины и разговаривали. К тому времени наша машина полностью разогрелась. Наконец толстяк сел в машину и тронулся с места.

— Езжай за ним! — сказал Вадик. — Держи дистанцию! Старайся ехать через две машины.

Я пропустил вперед две машины и медленно двинулся за толстяком.

— Очень внимательно веди себя, — объяснял Вадик. — Смотри на светофоры. Нам никак нельзя от него отстать. Если видишь, что мигает желтый свет, то старайся проскочить вместе с ним. Так же и на поворотах, — объяснял Вадик, давая мне урок ведения слежки.

— А зачем мы его ведем?

— Это для нас представляет особый интерес. Только Иваныч все знает. А мы с тобой люди подневольные, выполняем все, что нам говорят, приказывают.

Кататься нам пришлось недолго. Вскоре машина толстяка подъехала к какому-то кабаку, где он пробыл около часа. Затем он поехал по другому адресу. Проехав несколько кварталов, он остановил машину около дома и, тщательно закрыв дверцы, пошел пешком.

— Что, спать пошел? — спросил я.

— Да нет, он тут не живет, — ответил Вадик. — К любовнице, к бабе своей пошел. Ну что, будем ждать... Смотри за машиной.

— А куда он денется? Все равно вернется к машине.

Отсутствовал толстяк часа полтора или немного больше. Вадик отмечал в блокноте все его передвижения и время, ставя какие-то условные знаки.

— А это зачем? — удивился я.

— Это так называемый отчет о работе. Сравниваем его по дням.

— А сколько еще водить нужно?

— Завтра его будут водить другие ребята.

На улице была уже глубокая ночь. Наконец появился толстяк. Он сел в машину и направился в сторону области.

— Ну вот, теперь и домой почесал, за город, — удовлетворенно сказал Вадик. — До Кольца доведем его, а потом отпустим — пускай едет!

— А может, до дома проводим?

— Нет, там движение не интенсивное, машин мало, он может нас запеленговать. Только до Кольцевой дороги доведем.

Вскоре толстяк пересек Кольцевую дорогу и поехал в сторону Богородского шоссе. Мы же развернулись и поехали обратно.

Домой мы вернулись около двух часов ночи. Поужинали, и Вадик сказал:

— Ну что, может, девчонок позовем?

— Что-то, Вадик, я очень устал...

— Да, ведь у тебя сегодня первый рабочий день, — улыбнулся Вадик. — Ничего, завтра мы спим до двенадцати. Вроде никаких особо срочных дел у нас с тобой не предвидится.

 

Так пролетела неделя. В течение этого времени моя работа состояла в том, что я за кем-то следил, ездил, были бесконечные встречи, переговоры, посещения различных фирм, кооперативов, куда наведывался Вадик, то забирая деньги, то навещая смотрящих, то просто поговорить. Были встречи и с другими бригадами, которые проходили иногда в магазине, иногда в каком-то баре... Каждый раз, выходя, Вадик давал мне пояснения: это люберецкие, это подольские, это измайловские... Со всеми Вадик был знаком.

— Откуда ты их всех знаешь? — поинтересовался я.

— Ну как же, на стрелках участвовали... В принципе это нормальные ребята. У нас с ними хорошие отношения.

Похороны

 

Похороны

Сегодня все собрались на кладбище. Хоронят криминального авторитета Костю Черного.

Похороны Черного состоялись через два дня после его загадочного убийства. За это время из Ниццы прилетела его гражданская жена Лена вместе с Ольгой, женой Анатолия Ивановича.

Похоронная команда, которая была образована из членов группировки, выполнила свою задачу превосходно. Было выбрано лучшее место.

На частной фирме купили престижный американский гроб стоимостью около десяти тысяч долларов. Кладбищенские работники должны были сразу же после захоронения поставить памятник.

Работники кладбища, не раз хоронившие уголовных авторитетов, прекрасно понимали, кто является их клиентами, поэтому относились к ним с должным уважением, рассчитывая на большие чаевые.

На похоронах было не так уж много народу. Помимо членов группировки, друзей приехал вор в законе Болт и еще несколько уголовных авторитетов, с кем был знаком покойный.

Толик сразу обратил внимание, что на похоронах присутствуют и оперативники. Многие из них не скрывались — снимали всех присутствующих на видеокамеру. Вероятно, так они фиксируют новые лица, принадлежащие к тем или иным группировкам.

Вся церемония заняла не более тридцати минут. Сначала было отпевание в небольшой церквушке, расположенной рядом с кладбищем, затем перед могилой, усыпанной цветами, несколько слов сказали Болт и Анатолий Иванович. Гроб с телом Кости Черного был опущен в могилу.

После похорон должны были состояться поминки. Они были организованы в небольшом ресторанчике, который находился недалеко от кладбища.

Вторник

 

Вторник

Сегодня все собрались в одном пабе. Старшой назначил что-то вроде собрания. Толик начал нам объяснять, что в ближайшее время мы можем стать одной из ведущих и могущественнейших бригад в Москве.

— Поймите, братва, — говорил он, — не количество голов и штыков определяет ситуацию, а состояние мобильности, оперативности и, самое главное, неуязвимости людей. Пусть нас будет тридцать человек, но всегда можем подсечь любую группировку, в которой триста человек! Потому что мы — суперорганизация и нам нет равных. К тому же у нас есть мощная поддержка. Вы даже не знаете, какие люди нас оберегают и помогают нам! Эти люди имели очень широкие погоны в прошлом, — пояснил он, намекая на какого-то ментовского бугра. — И они нас в обиду не дадут. Кроме того, на нас работают лучшие адвокаты, так что, если кто попадет в места не столь отдаленные, знайте, что долго вы там не задержитесь.

Севка стал рассказывать про СИЗОи тюрьму. Он там сам не раз бывал.

— Тюрьма и следственный изолятор — это часть нашей работы. Поэтому я хочу, чтобы вы четко знали, что тому, кто попадет туда и будет там держать язык за зубами, не раскроется, тому гарантированы наше участие и помощь. Кто, наоборот, «поплывет» — под прессом ли или как еще, — тому смерть!

Затем он долго разъяснял, как себя вести в следственном изоляторе.

— Нельзя борзеть в камерном коллективе, — пояснял он. — Надо быть осторожным, чтобы к тебе не подсадили «наседку» — стукача. Вести себя с достоинством, давать отпор всем, кто посягает на твой авторитет и свободу.

 

После собрания все поехали играть в футбол. Затем была сауна. Я понял, что большое внимание в бригаде стало уделяться спорту. Два раза в неделю нас всех заставляли посещать спортивные залы. Заставляли заниматься железками, поднимать штангу, качаться, совершать пробежки.

Раз в неделю мы снова стали играть в футбол, собирая практически всю бригаду на одном небольшом стадиончике и разбиваясь на две команды.

Кроме этого, решили возобновить празднование дней рождения. Составили список, у кого когда день рождения, и стали собираться по этим дням.

Старшие строили работу бригады на конспирации. Никто не знал, где живут другие члены бригады. Бригадир знал своих боевиков, а бригада состояла из пяти-шести человек.

Вся связь была через бригадиров. Они все имели мобильные телефоны. Передовые боевики имели мобильники, остальные — пейджеры. Всем ребятам мы запретили пользоваться городскими телефонами. Единственным вариантом связи были звонки из телефонов-автоматов. Кроме того, в бригаде стали уделять большое внимание психологической работе в группировке, всячески стараясь, чтобы люди меньше трепались, а больше слушали. Болтовня и хвастовство не поощрялись нами, а, наоборот, наказывались.

Позже я понял и испытал на собственном опыте, что такое дисциплина. Старшие и с бригадиров требовали соблюдения жесткой дисциплины. Если, например, человек опоздал на стрелку или отказался от выполнения какого-либо задания, то на первый раз его ждало жестокое избиение членами бригады, в которую он входил. Если человек допускал небрежность в работе или невнимательность, то мы его за это наказывали — он либо не получал премию, либо не получал зарплату.

Общак

 

Общак

Два раза в месяц нам выплачивали зарплату. Кто сколько получал, интересоваться было не принято. Помимо зарплаты выплачивали премиальные и делали подарки. Но мы знали, что все это — только за особые заслуги, например, за ликвидацию человека.

Ребята из группировки стали больше денег отчислять в общак. Часть из них уходила на помощь братве, находящейся на зоне. Старшие помнили почти всех пацанов, кто был в группировке. У нас были ребята, которые сидели. Многие из них пошли уже по второму сроку. Старшие через бригадиров со всеми связались. Время от времени они посылал им дачки, пацаны получали от своих кентов письма.

 

Другая часть денег общака уходила в неприкосновенный фонд, который в основном предназначался на лечение ребят, попавших во всевозможные передряги с ранениями или травмами, на адвокатов и на подкуп милиции в случае задержания или ареста. Кроме этого, часть денег уходила на вооружение. Толик и другие бригадиры значительно расширили наш арсенал.

Теперь уже в группировке было несколько пистолетов, автоматов, гранаты и бесчисленное множество всевозможных ножей, начиная со стилетов с выскакивающими лезвиями и заканчивая пиками с инкрустациями.

Кроме этого, Анатолий Иванович тратил деньги на подпольные мероприятия, как он их называл. Суть их заключалась в том, что он время от времени уезжал на свои блатные тусовки — то к вору в законе на день рождения, то просто на сходку.

Везде требовались деньги, так как сходки обычно проходили в ресторанах, за хорошо сервированными столами.

Кроме того, старший, как потом выяснилось, отчислял деньги кому-то еще, каким-то неизвестным людям, которые, вероятно, стояли еще выше, чем он. К тому же я знал, что некоторые законники активно готовились к коронации нашего Анатолия Ивановича.

Досуг

 

Досуг

Наконец наступил конец недели, и Костя сказал, что сегодня мы будем отдыхать. Я поинтересовался:

— Больше никаких дел нет?

— Нет. Сейчас поедем с тобой телок снимем.

— Костя, я давно хотел тебя спросить... Скажи, ты вроде парень видный, высокий, симпатичный, все у тебя есть — и тачка, и квартира... Почему ты не женишься? Или хотя бы не встречаешься с кем-то постоянно? У тебя что, девчонки нет?

— У меня? — засмеялся Костя. — Представь себе, нет. А когда мне девчонку-то иметь? Работаю, видишь — ненормированный день. Сам себе не принадлежишь. Могут тебя вечером вызвать, могут ночью. Кто же с тобой, таким, встречаться будет? Вот поэтому мы с тобой и будем довольствоваться любовью за бабки. Сейчас поедем на Тверскую, снимем пару девчонок... Я тут знаю одних, хорошие девчонки, подружки... Если никто их не снял, то нам повезет.

 

Вскоре машина подъехала к зданию гостиницы «Интурист». Там на улице — а время было около одиннадцати вечера — кучками стояли девчонки, по три-четыре человека.

 

Костя отыскал знакомых:

— О, девчонки, привет!

— Костя, Костя, приехал! — обрадовались две девчонки и подошли к машине.

— Девчонки, привет! Давненько не виделись!

— Ну вы ведь все работаете, работаете! — кокетничали девчонки.

— Ну что, свободны?

— О чем говоришь! Для тебя — всегда свободны!

— Тогда поехали. Вот у меня кореш приехал, познакомлю.

— Сережа, — выдавил я.

Девчонки сели к нам в машину. Мы заехали в ближайший гастроном, взяли шампанское, кое-каких продуктов и направились домой.

 

Когда мы вошли в квартиру, я понял, что девчонки тут не в первый раз. Они знали, где что лежит, где посуда, фужеры. Тут же на журнальном столике была накрыта «поляна» — разложены фрукты, бутерброды, шампанское. Вечер начался.

Мы без устали рассказывали анекдоты. Девчонки смеялись. Потом Костя сказал, как бы подводя итог:

— Ну что, пора и отдыхать! Ты, Серый, кого берешь? — подмигнул он мне хитро.

Девчонки стали хихикать.

— Кто из нас тебе больше понравился? Говори быстрее! — произнесла одна из них.

Я неопределенно пожал плечами:

— Не знаю...

— Тогда давай так, — решил Костя. — Я — с Танюшкой, а ты — с Лидушкой. А потом, если у тебя силы будут, поменяемся.

Наезд чужих

 

Наезд чужих

Понедельник начался с ЧП. На одного нашего коммерсанта наехали залетные бандюки. Коммерс сидел перед нами и рассказывал:

— У меня небольшая фирма. Занимаюсь поставками продуктов. Вы знаете, что фирма находится недалеко от метро «Ленинский проспект», в переулке. Два дня назад ко мне приехали люди в кожаных куртках, коротко стриженные. В руках у них были резиновые дубинки, а у одного — пистолет. Он вошел ко мне в кабинет...

— Кто он?

— Главный. И сказал: «По какому праву ты, паскуда, работаешь на нашей территории и не платишь?» Я сказал, что ничего не знал про их территорию, что готов заплатить. «Мы знаем, что ты работаешь уже полгода, — продолжил старший, — неси сюда свои бухгалтерские книги!» Они стали проверять бухгалтерские книги. Но я, — коммерсант обратился к Толику, — увидел, что они ничего не поняли в записях. Они стали требовать, чтобы я заплатил им сто тысяч долларов.

— А как они назвались?

— Никак.

— Ты по порядку все рассказывай! — напомнил ему Толик.

 — Хорошо. Они стали требовать у меня деньги. Я еще раз поинтересовался, кто они. Говорят: « Мы — раменские. Слышал про таких?» Конечно, я слышал, но никогда их не видел. Потом они стали меня бить, открыли сейф, взяли наличку...

 — Сколько взяли?

 — Тысяч двадцать долларов. Взяли все бухгалтерские документы. Вытащили меня из офиса, посадили в машину, завязали шарфом глаза и повезли...

 — Куда?

 — За Кольцевую дорогу. Привезли в лес. Сначала раздели, привязали к дереву, стали бить дубинками. Потом повесили ногами вверх и опять стали бить дубинками. Потом...

 Мужчина затрясся и заплакал, рукавом своего пиджака вытирая слезы.

 — Потом они стали рыть мне могилу. А затем заставили написать расписку, что якобы я должен им деньги в сумме ста тысяч долларов и обязуюсь вернуть их в течение трех дней. А если не верну, то все имущество мое — квартира, машина, офис — будет принадлежать им. Выпустили, дали три дня. Сказали, если я не сделаю все так, как написал, то они убьют меня и мою семью — жену и ребенка.

 — А семья где? — уточнил Толик.

 — Я их спрятал в надежном месте.

 — И дальше что?

 — В милицию я не пошел. Я решил найти вас и разобраться.

 — Почему ты решил так сделать?

 — Потому что я думал, что это вы и есть...

 — То есть как мы и есть?

 — Ну, понимаете... Я не думал, что это какая-то другая бригада, думал, что это вы. Просто бригада от вас на меня наехала.

 — А почему ты потом решил, что это не мы?

— Мой школьный товарищ надоумил, партнер по бизнесу. Он живет в другом городе. Я ему звонил. Он имел встречу с вами...

— С кем конкретно? — спросил Толик.

— Я не знаю, кажется, с каким-то Костей...

— Со мной, что ли? — улыбнулся Костя.

— Я не знаю, может быть, и с вами.

— А что за друг-то? Уже интересно становится! — спросил Константин.

— Его зовут Павел Киселев. Он банкир.

— А-а, Кисель! — проговорил Костя. — Конечно же, я его знаю. Сергей, я тебе о нем рассказывал. Он предлагал нам банк открыть в Ленинграде... Там лавэ были большие, и ты принял решение не открывать. Да, я его знаю.

— Так вот, — продолжил коммерсант. — Паша мне сказал, что вы этого сделать не могли, что это были какие-то другие люди.

— Ну что ж, — усмехнулся Толик, — все ясно. Так, братва, — обратился он к ребятам, — оказывается, у нас уже есть имидж порядочной структуры! Заканчивай, — кивнул он коммерсанту.

— Они мне дали три дня. Один уже прошел, осталось два. Через два дня я должен быть в офисе, они ко мне приедут, я должен приготовить деньги.

— Хорошо. Теперь иди в коридор, посиди там, водички попей, — сказал Толик, — успокойся. Как я понимаю, ты просишь у нас помощи?

— Да, да, я очень прошу у вас помощи!

— Давай иди, отдыхай пока. Мы тебя позовем.

Стрелка

 

Стрелка

 Сегодня я первый раз еду на стрелку. Я сидел в машине вместе с ребятами и волновался.

— По всем правилам, должны минут через пять появиться.

Действительно, через пять минут на узкой дороге, ведущей к кладбищу, появились две машины. Одна — большой «Форд» темно-вишневого цвета. Сзади ехала «шестерка». Вскоре «Форд» остановился, и из машины вышли два человека. Один был в куртке, другой в пальто. Из «шестерки» вышел еще один парень в черной куртке.

Два человека подошли, а парень в черной куртке остался немного поодаль.

— Привет, братва! — сказал один из приехавших.

Так получилось, что впереди стояли Эдик и Константин. Я и Алексей немного сзади. Все остальные значительно дальше. Алексей внимательно смотрел на подошедших.

— Ну что, братва, давай знакомиться! — приехавший протянул руку. — Я — Гена Зеленый. Слышали? А это — Вася Шрам, — он показал на своего спутника.

— Эдик... Костя...

— Ну чего, братва, какие проблемы? — сказал Гена. — Терпила теперь наш, по всем правилам и законам. Вот его расписочка, покажи! — Он обратился к парню из «шестерки». Тот быстро поднес ему листок бумаги. — Видишь, написано: должен нам лично 100 штук баксов. Так что по всем правилам он наш! Вы здесь как бы ни при чем.

— Сбоку, так сказать! — поправил его Вася Шрам.

Эдик сказал:

— Да, брат, ты правильно говоришь, что по всем правилам мы здесь ни при чем. Раз расписку написал, значит, должен. Но у нас к вам предъява есть небольшая...

— Что за предъява? — удивленно спросил Гена.

— Вы наехали на нашего коммерсанта. Он с нами работает. И под нами стоит. Так что вы здесь не при делах.

— Вы, собственно, кто будете-то?

— Как кто? Мы с Анатолием Ивановичем работаем.

 

Вдруг я увидел, как сзади из подъехавшей машины вышли несколько человек. Они медленно приближались. Алексей отступил назад и крикнул:

— Братва, менты! Засада!

Тут же Вася Шрам распахнул полы своего пальто и вытащил автомат Калашникова. Парень, стоявший поодаль, выхватил пистолет. Из машины выскочили еще двое пацанов и, вытащив автоматы Калашникова, стали стрелять вверх.

Ребята залегли. Эдик моментально достал ствол. Остальные также вытащили оружие и стали стрелять. Алексей видел, как Гена и Вася Шрам, пригнувшись, побежали к машине. Двигатель у машины работал. Она тут же развернулась и, не обращая внимания на выстрелы, которые неслись вслед, резко рванула с места.

Через несколько минут ее почти не было видно.

Мы тотчас тоже побежали по машинам.Через несколько минут мы благополучно покинули это место. Позже я узнал, что какие-то бывшие менты, прикинувшись бандитами, наехали на нашего бизнесмена.

Новый год

 

Новый год

Новый год мы решили встретить всей своей бригадой в ночном клубе «Чикаго». Заранее договорившись с Александром Гусаровым, директором клуба, мы взяли билеты — около двадцати пяти штук.

Александр Гусаров заказал лучшие группы, среди них и пара неизвестных, которые в то время только завоевывали эстрадный олимп.

Примерно в десять вечера стали съезжаться гости. Все были одеты в хорошие костюмы. Были и девчонки. Я наблюдал за их лицами. Многие приехали в Москву впервые и бросали восхищенные взгляды на московскую публику, на ночной клуб.

Я понимал, что многие хотели остаться в Москве и работать здесь.

К этому времени бригада наша уже насчитывала около тридцати человек. Практически никто из бригады не ушел, никто не был арестован.

Я с интересом наблюдал за поведением моих ребят. Я обратил внимание, что те, кто находится в Москве какое-то время, чувствуют себя на правах хозяина в отношении своих периферийных коллег — уже показывают, что где находится, рассказывают о тех или иных коктейлях, напитках, знакомят с представителями московской братвы. Ведут себя достаточно уверенно.

Неожиданно меня кто-то взял за плечо. Я обернулся. Это был Костя, а рядом с ним — какая-то рыжая девчонка, довольно симпатичная.

— Ну что, Серега, заскучал? — обратился он ко мне.

Я пожал плечами:

— Да ничего, все нормально.

— Ты что, один собрался Новый год встречать?

Я опять пожал плечами — дескать, а что делать?

— Нет, так не пойдет! — сказал Костя и обратился к своей спутнице: — Тамарочка, надо срочно познакомить моего молодого красивого напарника с твоей очаровательной красивой напарницей. Как, сможешь это сделать?

Тамара, улыбнувшись кокетливо, сказала:

— Конечно, смогу. Но надо сначала поговорить с Людмилой...

— Ах да, у вас же субординация! — уточнил Костя.

— Что за Людмила? — поинтересовался я.

Тамара быстро отошла куда-то в зал.

— Так что это за Людмила? — повторил свой вопрос я.

— Людмила — бригадирша проституток. Девчонок местных, которые здесь тусуются, — объяснил Костя.

— Так что, Тамара — проститутка?

— Каждый зарабатывает на жизнь как умеет и как хочет. Мы же с тобой тоже зарабатываем довольно нетрадиционным способом...

Вскоре появилась Людмила. Это была упитанная женщина лет сорока, с обильной косметикой на лице, в дорогом импортном платье. Сразу было видно, что она в прошлом была штатной проституткой дорогого отеля и входила в разряд высокооплачиваемых путан. Выйдя «на пенсию» пять лет назад, в возрасте тридцати пяти лет, она стала руководительницей всех путан, работающих в нескольких ночных клубах.

Людмила улыбнулась нам, поздоровалась. Костя обратился к ней:

— Людочка, я очень рад тебя видеть! Мой друг скучает. Как бы нам подружку для него найти?

— Брюнетку, блондинку? — поинтересовалась Людмила. — Или рыженькую?

— Самую симпатичную, — сказал Костя. — Какой тебе цвет больше нравится?

Я пожал плечами:

— Дело не в цвете...

— Ладно, давай выбирай, какую тебе?

— Давайте на ваш вкус... — растерянно сказал я.

— Помнишь, четыре дня назад у меня была блондиночка крашеная, — сказал Костя, — как ее зовут?

— Это Света, — сказала Людмила.

— Вот, давай Свету!

— Сейчас я посмотрю, занята она или нет. Одну минуточку, — снова улыбнулась Людмила и отошла от нас.

Я обратился к Косте:

— А ты, я смотрю, уже здесь завсегдатай! Уже, наверное, всех девчонок перепробовал?

— Ну, не всех, конечно... Штат-то большой, — улыбнулся Костя.

Вскоре появилась Светлана. Это была действительно симпатичная девушка — крашеная блондинка с высокой грудью. Света сразу заявила надо мной шефство — взяла под руку, поцеловала в щеку и, прижавшись грудью к моей руке, повела по залу.

Народу стало прибывать. Многих, представителей других группировок, я уже знал. Ребята подходили, здоровались, хлопали по плечу, спрашивали, как дела, знакомили со своими подругами.

К началу двенадцатого зал был заполнен. Всех пригласили за столы. Накрытые столики стояли немного в стороне. На каждом — икра, овощи, фрукты, салаты, шампанское, водка, вино и коньяк. Кто-то стал провожать старый год.

Я посмотрел на ребят, как они. Видимо, почувствовав мой взгляд и помня про запрет на крепкое спиртное, все потянулись за шампанским или сухим вином. Я улыбнулся. Подруги же, наоборот, стали расслабляться — кто наливал водку, кто коньяк, кто — французское вино.

Наступил Новый год. Погасили яркий свет, зажгли разноцветные огни, заиграла музыка, все стали поздравлять друг друга с Новым годом. Первым меня поздравил Костя.

Новая стрелка

 

Новая стрелка

После Нового года у нас начались неприятности. Сначала пропал смотрящий Колька с подшефным коммерсантом, который работал на наших деньгах.

Подозрения пали на бригаду Барона.

На следующий день в пять вечера мы подъехали к ночному клубу на стрелку с Бароном. С собой не взяли никакого оружия, но с нами была запасная машина, в которую мы положили пару автоматов и пистолеты. В ней, недалеко от места нашей встречи, находился наш новый оруженосец Сашка.

Мы заранее договорились, что стрелять никто не будет — все же центр Москвы, прохожие вокруг, могут пострадать невиновные. А Сашка с ребятами на машине с оружием был взят на случай непредвиденной ситуации.

Ровно в пять подъехал Барон со своими людьми. Они приехали на джипе «Мерседес» черного цвета.

Вышел высокий человек в темном пальто, без головного убора, хотя на дворе был январь, и с ним — два его телохранителя. Один человек остался за рулем.

Мы тоже вышли из машины и не спеша двинули навстречу. Подошли, руку никто не протягивает. Барон первым нарушил молчание:

— Чего хотели?

— Что тебе нужно, Барон? — спросили мы с Севкой почти одновременно. — Верни нашего Кольку!

— Кольку?! А кто вернет нам моего брата Грома? Сучары! — И, сплюнув, продолжил: — Значит, так. Кольки вашего больше нет. А в ближайшее время не будет и никого из вашей бригады. Особенно вас, — он указал на Севку и меня.

Я понял, что он обладал какой-то информацией. Может быть, Колька под пытками проговорился, где мы живем.

— Условия мои таковы, — сказал Барон. — За смерть нашего Грома мы налагаем на вас штраф в размере одного «лимона». Это для вас минимальная цифра, с учетом того, что больше вы не соберете. — Он презрительно взглянул на нас. — Кроме того, вы немедленно покидаете район, где работаем мы, и чтобы больше мы о вас ничего никогда не слышали. Вот наши условия. На выполнение даем ровно неделю. Имейте в виду, — добавил он, — в случае отказа — война.

Барон отступил. Мы увидели, как два здоровых амбала вышли вперед, из-под пол их дубленок высунулись короткие дула, что-то типа израильского «узи» или чеченского короткого автомата. Они заулыбались.

— Ну что, сучары, может быть, вас лучше здесь завалить? — проговорил Барон, нехорошо улыбаясь.

 Холод прошел по телу с пяток до головы. Я взглянул на Севку. Он растерянно смотрел на меня. «Да, — думаю, — сейчас нас порешат! А мы-то дураки, козлы... Без оружия пришли на стрелку. Кому поверили?!» Я сглотнул слюну. Сердце сильно забилось.

 Первым нарушил тишину Севка:

 — Послушай, Барон, это же беспредел! Это без всяких правил!

 — А вы моего дружбана как завалили, по правилам, что ли? Это вы — беспредельщики, вы, сучары! — Ладно, — он махнул рукой. — Не будем сейчас кровь пускать. Много посторонних людей. Все, уходим! — сказал он своим охранникам и сел в машину. Тут же машина рванула с места.

 Мы с Севкой остались стоять. Взглянули в сторону запасной машины. Сашка там сидел спокойно. Почему он не стрелял? Или ждал, пока начнут стрелять в нас?..

 Мы сели в машину и проехали несколько метров. Затем, остановившись рядом с машиной, где находился Сашка, мы вышли и подошли к нему.

 — Ты чего, Санек? Чего не стрелял? Ты что, не видел ничего?

 — А как я буду стрелять? Вы меня загораживали. Что же мне, по вас стрелять? Я же не слепой, все вижу. Вот если бы они вас замочили, тогда бы живыми не ушли!

 — Ну, спасибо, Санек, — невесело улыбнулся я. — Успокоил! Только нам бы это было уже все равно, так как мы были бы уже на небесах.

Ранение

 

Ранение

 Мы с Володькой вышли из машины и медленно направились в сторону подъезда. Неожиданно зеленая «копейка» двинулась с места. Заскрипели тормоза. Мы обернулись. Из окна «копейки» высунулась чья-то рука. Послышались два хлопка. Володька закричал:

 — Стой! Ложись!

 Я почувствовал боль и начал терять сознание. Схватившись обеими руками за левый бок, я медленно оседал на землю. Володька тут же прикрыл меня и закричал Алексею:

 — Там, сзади, в колонках! Быстрее!

 Алексей понял, что он имел в виду оружие. Быстро повернувшись, он молниеносным движением выдернул из гнезда магнитофонную колонку, которая не была прикреплена, и потянул на себя. Под ней, в тайничке, лежал пистолет. Быстро схватив его, он выскочил из машины и стал стрелять по зеленой «копейке». Машина взревела и рванула с места. Алексей выстрелил вдогонку. Две пули попали в багажник. Но было поздно — машина повернула за угол.

 Алексей подбежал ко мне:

 — Что с тобой? Ты ранен?

 — Ранен, — ответил я.

 — Давай быстрее... Его в больницу надо срочно! — сказал Володька.

 Они подняли меня. Я ничего не говорил, только стонал, держась двумя руками за бок. Кровь уже начала заливать мою одежду. Алексей с Володькой посадили меня на заднее сиденье. Машина рванула с места.

 — Куда везти? — спросил Володька, сидевший за рулем.

 — В Боткинскую! — ответил Алексей. — Давай быстрее, жми!

 — Надо ствол выбросить! — проговорил Володька. — Могут остановить...

 — Тормозни! — бросил Алексей.

 Володька затормозил. Алексей выскочил из машины и спрятал пистолет под кустом.

 Всю дорогу Володька только повторял:

 — Ничего, Серега, все заживет, все будет нормально! Потерпи! Сейчас врачи помогут! — А сам время от времени поглядывал в зеркало заднего вида.

 Не исключено, что покушавшиеся могли продолжить преследование. Но сзади машин почти не было. Ночная Москва погрузилась в темноту. Кое-где мелькали редкие прохожие.

 Вскоре машина подъехала к Боткинской больнице. К шлагбауму вышел полусонный вахтер. Володька, выскочив из машины, закричал:

 — Батя, где здесь приемный покой? Говори быстро!

 Вахтер махнул рукой, попытался сказать «Не положено», но машина уже въехала на территорию больницы и направилась к приемному покою.

 Володька выскочил, оставив двигатель включенным, и побежал в приемный покой. Через несколько мгновений он уже бежал обратно и тащил за собой врача, тоже сонного. Сзади два санитара несли носилки. Алексей помог им вытащить меня, положить на носилки.

 — Давай, доктор, быстро делай операцию, — командовал Володька, — вытаскивай пулю!

 Достав из бокового кармана пиджака толстую пачку денег, он сунул ее в карман халата совершенно растерявшегося врача.

 

Когда я очнулся, то на пороге появился Володька, довольный и радостный.

 — Все в порядке! — сказал он. — Операцию сделали, пулю достали. Сейчас тебя отправят в палату люкс.

 Рядом с ним был Толик-бригадир.

 Толик, расстегнув пиджак, вытащил пачку денег и протянул Володьке:

 — На, иди, отбашляй доктору лавэ! Пусть сделает хорошую палату, с телевизором, с телефоном.

 — Я уже его подкормил, — сказал Володька.

 — Дай еще, не скупись! Главное, чтобы в ментовку не сообщал!

 Я осмотрелся. Рядом стояла капельница. Я был весь в бинтах, даже голова в повязке.

— Привет, Серега! — сказал мне Толик. — Как ты?

Я отвел взгляд от потолка.

— Ничего, нормально, — тихо проговорил я.

— А голова-то почему перебинтована?

— Ударился, когда падал...

— Ну как, не очень болит?

— Больно, заморозка, видно, отходит. Крови много потерял...

— Ничего, самое главное — жив остался. А остальное заживет! — подбодрил меня Костя. — Я тут кое-что поесть тебе принес. Скоро ребята приедут.

— Врач недавно приходил, смотрел, говорит, очень большая потеря крови.

— Ладно, не расстраивайся, братан! — сказал Толик. — Все будет нормально! Если нужно, и кровь добудем!

 

Дверь в палату открылась, и паренек, стоявший возле лифта, заглянул внутрь и встревоженным голосом проговорил:

— Анатолий Михайлович, извините, пожалуйста... менты идут!

 

— Ладно, извините, я пошел, — сказал Толик и исчез.

Не прошло и двух минут, как в палату вошел мужчина в белом халате, а за ним я увидел двух милиционеров, на которых поверх формы также были надеты белые халаты.

— Здравствуйте! — сказал мужчина.

Допрос

 

Допрос

Мужчине на вид было около тридцати пяти лет, он был худощавый, в пиджаке и в галстуке. Рубашка серого цвета. Он подошел к койке и сел на стул рядом с мной. Два милиционера остались возле входа.

— Я следователь районной прокуратуры Маляров, — представился он. — А это оперативные работники из районного отделения милиции.

— Кривошеев Сергей Михайлович, — уточнил он, раскрывая папку с бумагами. — По факту вашего ранения возбуждено уголовное дело.

— Я претензий никаких не имею, — еле слышно проговорил я, — никакого дела заводить не надо. Вероятно, кто-то меня с кем-то перепутал...

— Здесь уже не вам решать, — строго оборвал меня следователь, — возбуждать дело или нет. Кому, как не вам, знать, что любое огнестрельное ранение ведет к возбуждению уголовного дела, независимо от того, хотите вы этого или нет. Даже если при этом вы уже договорились с врачами, — поддел меня следователь. — Поэтому я должен задать вам несколько вопросов.

Арест

 

Арест

Дневник не писал несколько дней, не было возможности.

Сначала к нам в бригаду пришли новые ребята — Валентин, Воробей и Макс. Однажды мы поехали на разборку с конкурентами, и там все началось. Мы были у входа в кафе.

— Всем стоять! Милиция! — раздались крики. На нас летел милицейский «газик» с синим проблесковым маячком. Через минуту мы с Воробьем были схвачены милиционерами. Ребята же, выскочив из кафе через черный ход, скрылись.

На асфальте осталось три трупа — Макс, его напарник и Шест...

Меня и Воробья отвезли в отделение милиции.

Допрос начался с избиения. Нас развели по отдельным кабинетам, и меня почти сразу потащили в «пресс-хату». Там меня подвесили к потолку на резиновом жгуте за руки и стали бить. В основном били по ногам.

 

Все это делали оперативники. Потом появился следователь. Он пытался снимать показания — признавайтесь, кто и что. Но я стоял на своем: ничего не знаю. Затем снова появлялись оперативники, и все начиналось сначала...

Четыре милиционера, жестокое избиение. Следователь, допрос.

— Ну что? Готовы давать показания? Кто такой этот длинный парень по кличке Шест? И как найти Костю, Толика?

Теперь мне стало ясно, что Воробьев раскололся, иначе откуда бы милиционеры знали кличку Шест, Костю и Толика?

Почти под утро меня бросили в холодную одиночку. Я лежал там на полу, безо всякого матраса. Бока болели. Наутро снова подняли, завели в какой-то кабинет. Там сидел весь побитый Воробьев. Он трясся от страха. Когда нас оставили одних, то Воробей, плача от обиды, сказал мне:

— Ты знаешь, что они со мной делали? Они меня так жестоко били! Я не могу больше это выдерживать!

Но я поднес палец к губам, показывая, что не нужно ничего говорить, что нас специально оставили вдвоем, чтобы подслушивать разговоры. У меня не было никакого сомнения, что нас записывают на видео или прослушивают. Видно было, что Воробьев сломался. Кто такой Воробьев? Он же коммерсант, он не боец.

Наконец дверь в кабинет открылась, и появились два оперативника.

— Ну что, ребята, не будете говорить правду про вашу бригаду, где она находится, как нам ее задержать?

Я сразу покачал головой.

— Я никого не знаю, первый раз о бригаде слышу.

— А ты? — обратились оперативники к Воробьеву. — Ты будешь говорить?

Тот, посмотрев на меня, тоже покачал головой.

— Ну, как хотите. Вы сами это выбрали. В общем, так, ребята, вы сами себе приговор подписали!

— Вы не смеете нас задерживать! — заговорил я. — Мы же ничего не делали! Мы только были свидетелями! Мы хотели зайти в кафе, тут навстречу выходит человек, тот самый, которого потом убили, как вы говорили, Макс...

— Ладно, посиди в камере, подумай...

Допрос

 

Допрос

Я сел на стул напротив человека в гражданском. Он заполнял какие-то бланки. Вверху я увидел заголовок «Протокол допроса».

— Я следователь, капитан Левашов, из следственного отдела ГУВД, — представился молодой человек. — А это Михаил Уваров, оперативник из уголовного розыска, — показал он на своего товарища.

— За что меня задержали? — спросил я.

— Вас задержали, и вы обвиняетесь в незаконном хранении оружия, которое было найдено в машине.

— Ну и что из этого? — сказал я.

— Так, давайте все по порядку, — оборвал капитан. — Сейчас мы вас допросим, и вы будете отвечать на те вопросы, которые я буду вам задавать.

Дальше все пошло по отработанному плану: фамилия, имя, отчество, год рождения, место жительства, профессия и так далее. Все это вносилось в протокол. Наконец следователь подошел к самому главному:

— Как вы можете объяснить тот факт, что оружие оказалось в машине?

Я рассказал свою версию, что я подвозил пассажира.

— Ничего противозаконного в этом нет, — подчеркнул я. — Я купил машину на авторынке, но что в багажнике было оружие, я не знал. Полагаю, что моих отпечатков на пистолете нет. Так что у вас нет никаких оснований меня задерживать.

— Это не совсем так, — сказал капитан, улыбнувшись. — Это по вашей версии у нас нет оснований. А по нашей — стопроцентные основания для задержания есть, так как господин Розов, которого, как вы сказали, подвозили, показал, что это оружие принадлежит именно вам.

Такой поворот событий был неожиданным для меня.

«Неужели они нашли коммерсанта и он показал на меня? — подумал я. — Но это же и в самом деле не мое оружие! Может, они меня на пушку берут?»

Сделав паузу, я сказал:

— Если вы это утверждаете, то сделайте нам очную ставку. Я докажу, что к этому пистолету никакого отношения не имею.

— Очная ставка, конечно, будет, только вы нам не указывайте, когда ее проводить, — сказал следователь. — Теперь насчет дальнейшей вашей судьбы. Сейчас вы часика два посидите в камере отделения милиции, за это время мы получим санкцию прокурора на ваш арест, а потом повезем вас в следственный изолятор. Так что если не хотите признаваться, что это ваше оружие, то вам место на нарах.

— Впрочем, у тебя есть один шанс, — вмешался в разговор Уваров. — Ты даешь показания на своих людей о вымогательстве у Розова денег и иностранных автомашин, и мы тебя тут же выпускаем. Причем никто не узнает, что ты дал показания.

Я отрицательно покачал головой:

— Никаких показаний вы от меня не услышите, я ничего не знаю об этом.

Меня продержали еще день, затем выпустили. Вероятно, прокуратура санкцию не дала.

После задержания и нахождения в ментовке мне дали отпуск. На неделю съездил в Таиланд и неделю провел в своем родном городке.

Задержание

 

Задержание

Как-то мы с Вадиком ехали на новую стрелку. За нами уже долгое время следовала черная «Волга».

— Слышь, кажись, за нами «хвост», — сказал Вадик.

— Ерунда, просто совпадение, — ответил я.

Неожиданно из черной «Волги» послышался голос:

— Машина номер... Немедленно остановитесь!

— Все, — сказал Вадик. — Это погоны!

Он включил левый поворотник и медленно подъехал к обочине. Из «Волги» выскочили три человека. Двое держали в руках пистолеты. Я съежился от неожиданности.

— Ты пустой? — быстро спросил меня Вадик.

— Пустой, — ответил я.

— Тогда все в порядке. Держи карманы, будь внимательным — могут что-нибудь подкинуть! — предупредил меня Вадик.

Нас вытащили за шиворот из машины, поставили лицом к капоту так, что руки упирались в капот, а ноги были раздвинуты на ширину плеч. Кто-то меня грубо обыскивал, ощупывая все части тела. То же самое проделывали с Вадиком.

— Ну что, братва, — раздался голос, — на стрелку ехали? А мы вам помешали. Ничего, немного отдохнете от своих дел.

— Слышь, командир, — неожиданно сказал Вадик, — ты нас с кем-то перепутал. Какая стрелка? Какая братва? Да мы коммерсанты!

— Конечно! Вон рожу-то какую себе отъел! Коммерсант фигов! — сказал второй оперативник и резким движением ударил Вадика в челюсть. — Сейчас с тобой поедем к нам, там будем разбираться, какой ты бизнесмен, крутой или нет!

Чья-то сильная рука оторвала меня от капота. Быстрым движением мне заломили руки, на них защелкнулись наручники. Я молчал. Меня посадили в черную «Волгу», Вадика — в его вишневую «БМВ», но за руль сел оперативник. Машины тронулись.

Вскоре машины свернули с Ленинградского проспекта, и дворами мы добрались до какого-то отделения милиции, находящегося в глубине квартала.

Отделение милиции представляло собой двухэтажное кирпичное здание, огороженное с одной стороны забором. Таким образом, оно имело свой внутренний дворик, где стояли милицейские машины, «газики», здесь был и вход в служебное помещение. Со стороны улицы, как я заметил, был вход в паспортный стол.

Вытолкнув меня из машины, оперативник, пристегнувший мои наручники к своей руке, повел меня в отделение милиции. Войдя в небольшой холл, с одной стороны которого находилась дежурная часть и сидели сотрудники милиции, а с противоположной стороны — клетка, так называемый «обезьянник», где уже сидели двое пьяных, какой-то бомж и два лица кавказской национальности, оперативник отстегнул наручники и затолкнул меня в клетку. Куда завели Вадика, я не видел. Он будто исчез.

Я молча подошел к стене. «Интересно — подумал я, — что же означает такое задержание? Почему это произошло? Кто-нибудь следил за нами или специально дали указание всех нас отловить и задержать? Ладно, сейчас все выяснится...»

Действительно, минут через пятнадцать оперативник вернулся, открыл дверь и вывел меня. На сей раз наручники он не надел, а только подтолкнул вперед.

Мы поднялись на второй этаж и пошли по длинному коридору, куда выходило множество дверей. На каждой из них висели таблички: «Оперативники», «Дознаватели», «Следователи...»

Наконец мы остановились у двери с табличкой, где было написано: «Замначальника отделения по оперативной работе».

Оперативник открыл дверь. Я вошел в кабинет. Однако никакого замначальника там не оказалось, а сидели только те оперативники, которые приходили не так давно ко мне в больницу.

— О, Сергей Михайлович! — сказал один из них, улыбаясь. — Проходи, проходи!

Я молча подошел к столу.

— Садись! — и оперативник указал мне на стул.

Я обратил внимание, что стул стоял не около письменного стола, как обычно, а посередине комнаты. Я молча сел на него. Второй оперативник подошел ко мне:

— Надо поговорить...

— А за что меня задержали?

— А ты что, не догадываешься? — сказал оперативник. — А еще тезка...

«Ага, значит, его тоже Сергем зовут...» — машинально отметил я.

— Ну так что? Давай поговорим с тобой об убийстве Виктора Бернышева.

Я понял, что мы задержаны в связи с убийством на Солянке нашего Виктора.

— Что тебе известно о нем? — спросил оперативник.

— Мне ничего не известно.

— А у нас есть предположение, что в убийстве замешан ты. Это ты его убрал.

— Кого, Виктора Бернышева? Да я его почти не знаю!

— Он же из твоего города приехал, и ты вместе с ним работал!

— Да мало ли людей из моего города живет в Москве! Я что, всех знать обязан? Или все, кого убьют, будут теперь вешаться на меня?

— Ладно, поедем к нам на базу. Там будем говорить.

Допрос в РУБОПе

 

Допрос в РУБОПе

Оперативник сидел в своем кабинете и пристально смотрел на меня.

— Ну что, Серый, говорить будешь? — спросил он. — Мы же тебя с поличным взяли!

Но я, будто не слыша вопроса, отвернулся и повторял одно и то же:

— Пока не приедет мой адвокат, говорить ничего не буду.

— Но мы же с тобой не для протокола говорим! Ты же не в прокуратуре сидишь, мы же оперативные работники и просто ведем с тобой разговор!

— Какой еще разговор? — усмехнулся я. — Начальник, ты чего? Я тут вообще не при делах. Какую бодягу ты мне пытаешься клеить? Я ничего не знаю ни о каких убийствах!

— Совсем у тебя, браток, крыша поехала! — сказал оперативник. — Ты хоть понимаешь, что, кроме убийства, которое совершили твои бандюки, тебе еще и статья по бандитизму заготовлена? Это двадцать пять лет! И ты думаешь, что тебе какой-то адвокат поможет?

— Я же сказал, что я не при делах! — повторил я. — И пока не приедет адвокат, говорить не буду.

Слоник

 

Слоник

— О, ты у нас, оказывается, еще и с гонором! — улыбнулся оперативник Олег. — Ничего, мы сейчас проведем с тобой воспитательную работу. Ты подумай, с кем и как ты разговариваешь! Сейчас мы тебя со слоником познакомим. — И обратился к другому оперативнику. — Гриш, застегни-ка ему браслетики!

Второй оперативник подошел ко мне вплотную, взял мои руки и, отведя их за спину, быстро пристегнул наручниками к стулу.

— Теперь давай побеседуем, — продолжил оперативник Олег.

— Прежде чем беседовать, — сказал я, — объясните, за что меня арестовали! Я ничего такого не делал!

— Тебя арестовали? — делано удивился оперативник. — А кто тебя арестовывал? Мы тебя лишь только задержали. Мы имеем право по УПК задержать тебя в течение трех часов, а может быть, и до трех суток, в связи с подозрением в совершении преступления согласно статье 122 УПК Российской Федерации, — произнес оперативник заученную формулировку. — Сейчас мы с тобой переговорим. После беседы мы определимся, будем ли возбуждать уголовное дело, просить об этом прокурора, или, может быть, мирно разойдемся, все зависит от результатов нашего с тобой разговора, Сергей! Так что все полностью зависит от тебя. Как ты скажешь, так и будет решена твоя судьба!

— Я ничего не знаю, — продолжал стоять на своем я.

— Тогда скажи нам, что ты делал в машине с бригадиром преступной группировки Вадимом... — Он назвал фамилию Вадика.

— Никакого Вадика я не знаю. Я сел в машину, попросил меня подвезти.

— Да что ты говоришь! Надо же, какое совпадение! — сказал оперативник. — Мы так и подумали, что ты это скажешь. Хорошо, тогда давай зададим вопрос немного по-другому. — И, обратившись к своему коллеге, сказал: — Слушай, что-то у нас угарным газом пахнет, не чувствуешь?

Тот сделал вид, что принюхивается, и сказал:

— Да, чувствую. Надо беречь драгоценное здоровье Сергея Мийловича. Принеси-ка нам приборчик!

Я не успел оглянуться, как на мою голову уже надевали противогаз.

— Так вот, Серега, — продолжил оперативник, — это и называется у нас «слоник». Сейчас на тебя надели противогаз. Теперь мы перекрываем вот эту трубочку, и воздух к тебе больше не поступает. Говорят, человек может продержаться немного. Потом он теряет сознание. Говорят, — продолжал он, — иногда человек может и погибнуть в связи с сердечной недостаточностью... Но это так говорят. У нас таких случаев еще не было. А теперь начинаем дышать. Сделай большой вдох...

Я вдохнул воздух.

— А теперь выдох!

Но не успел я выдохнуть, как подача воздуха была прекращена. Оперативник быстро перегнул шланг, соединяющий противогаз с фильтром, и воздух перестал поступать.

Дыхание у меня сбилось, сердце застучало. Я пытался вдыхать воздух, надеясь, что, может быть, в резиновой маске остались какие-то частицы воздуха. Но маска еще больше стала сдавливать голову.

Я чувствовал, что перед глазами поплыли круги. Голова закружилась. Вскоре я потерял сознание.

Очнулся я на полу. Я лежал на спине, так же прикованный наручниками к стулу, а один из оперативников лил мне на голову холодную воду из кувшина.

— Ну что, пришел в себя? Что-то ты, братишка, совсем слабенький! Как же ты работать-то в дальнейшем собираешься? — сказал он и быстрым движением поднял меня. — Продолжаем разговор. Итак, что ты делал в бригаде и зачем поехал на стрелку с центральной группировкой? Вопрос ясно сформулирован?

Я опять сказал, что я не при делах и задания ехать на стрелку не получал, что Вадика я знал очень плохо, мы занимались совместным бизнесом, но ни о какой преступной деятельности, тем более о группировке, я не слышал.

— Так, — протянул оперативник, — опять слоника надеваем...

И вновь на меня надели тот же противогаз, опять началась та же экзекуция...

В такой форме беседа продолжалась еще минут тридцать. Оперативника интересовало все, что связано с Старшим, с центральной группировкой, с моей бригадой... Наконец допрос прекратился. Меня ударили несколько раз. На прощание оперативник сказал:

— На сегодня хватит. Иди отдохни в камеру.

Через два часа меня снова вызвали оперативники.

— Ладно, жаль, что у нас с тобой мало времени. Придется тебя сейчас в прокуратуру везти, под протокол. Но у нас с тобой еще будет время для задушевного разговора! — сказал оперативник, надевая мне наручники. — Поехали в прокуратуру! Там тебя следак ждет с твоим адвокатом.

Мы спустились к машине. Я, зажатый двумя оперативниками, сел на заднее сиденье черной «Волги». Оперативник неожиданно обернулся и спросил:

— Ладно, не хочешь по этому эпизоду говорить — твое дело. Скажи нам лучше про вашего Папу. Где он прячется?

— Понятия не имею!

— Вот тут ты не прав, братишка! — улыбнулся оперативник. — Мы твою трубочку изъяли, мобильник твой, связались с телефонной станцией и вычислили, что твой Папа звонил тебе из города Амстердама, который находится в Голландии, в стране тюльпанов!

Я сплюнул и сказал:

— Это ваше дело, менты, ваша работа.

— Мы и дальше будем работать, — сказал оперативник. — Но ведь он тебя по всем параметрам подставил! Неужели ты этого не понимаешь?

— А какой смысл ему меня подставлять?

— А ты разве не знаешь, что у них сейчас идет программа сокращения штатов?

— Ты чего несешь, начальник? — удивился я. — Какое еще сокращение штатов?

— Так вашей группировки уже нет. Она раскололась на небольшие бригады. Ты же сам это прекрасно знаешь. И вы друг друга уничтожаете, а потом будете набирать новых людей.

— Какой в этом смысл?

— А такой, что вы слишком много знаете, слишком много кровушки на вас, концов, так сказать. А так будет новая группировка, новые бойцы, незапачканные. По новой будете работать. Никаких стрелочек на вас, косяков — ничего не будет! Понимаешь, о чем я говорю?

— Да ты пургу гонишь, начальник! — опять сплюнул я.

— Хорошо, — сказал оперативник, — твое дело... — И он отвернулся к окну...

В прокуратуре выписали ордер на мой арест, и меня повезли в следственный изолятор.

Хата

 

Хата

Я молча вошел в камеру. Она представляла собой небольшое помещение площадью 16 — 18 квадратных метров, где стояли кровати, по-тюремному называемые шконками.

В середине камеры стоял небольшой стол со скамейками, которые были намертво привинчены к полу. Пол был деревянным. В углу камеры, ближе к двери, было небольшое помещение, огороженное какой-то простыней. Это был так называемый «дальняк» — унитаз, рядом с ним — умывальник с холодной водой. Возле него была массивная железная дверь с окошком — «кормушкой».

Вместе со мной в камере находились еще четверо заключенных. Гера, парень высокого роста, крупный, был арестован за вымогательство, Максим — за мошенничество. Построив какую-то коммерческую пирамиду, он занимался кидняком — заключал договоры, получал деньги и «кидал» своих заказчиков и покупателей. Также там был Борис, который занимался воровством.

Четвертым был мой тезка, Сергей. Он сразу же получил кличку Сережа-маленький. Он был наркоманом и занимался распространением наркотиков. В общем, публика в камере оказалась достаточно разношерстной.

Ранее я никогда не бывал в СИЗО, но порядки и законы тюрьмы знал из рассказов пацанов. Также я хорошо знал о существовании так называемой тюремной подлянки — провокаций, которые могли резко отразиться на судьбе арестанта.

Жизнь в камере была монотонной — уборка, еда, вызов на допрос, бесконечные разговоры о жизни, воле, сон — все это повторялось каждый день. Никакого радио, телевизора, газет не было.

В камере я просидел ровно двадцать пять дней.

Освобождение

 

Освобождение

Конвоир выкрикнул мою фамилию и добавил:

— С вещами на выход!

Я вышел в коридор.

— Все, отбарабанил ты свой срок, — сказал он. — Пойдем вещи получать! Выпускают тебя.

— В связи с чем?

— Кончились твои тридцать суток.

Я получил свои вещи, в сопровождении милиционера вышел за калитку.

— Гуляй, парень, — сказал мне вслед милиционер, — до лучших времен!

Я вышел на улицу. Неожиданно возле меня затормозила машина с затемненными стеклами. Это была вишневая «девятка». Окно чуть приоткрылось... Я вздрогнул, ожидая, что оттуда высунутся дула автоматов. И вдруг увидел улыбающиеся лица ребят!

— Серый! — Они выскочили из машины. — Наконец-то!

Затем из машины вылез адвокат, сзади неожиданно появился Вадик. Мы обнялись, расцеловались.

— Вадик, а ты как здесь оказался? Ты же сидел, как и я!

— А меня на полчаса раньше тебя выпустили, — улыбнулся Вадик. — Мы тут тебя ждали.

— Здорово, ребята! Ну что, поехали!

 

Целый вечер мы отмечали наше с Вадиком возвращение. Пришла его новая девчонка, была моя старая знакомая Олеся. Наше возвращение мы праздновали в ресторане, было весело. Я глядел на лицо Олеси. Оно было грустным.

После ресторана я спросил у нее:

— Почему ты такая грустная?

Она внимательно посмотрела на меня и ответила:

— А отчего мне веселиться? Ну выпустили тебя сегодня, удалось тебе уйти. В следующий раз снова посадят, может, снова выпустят. А потом не выпустят... Зачем тебе нужна такая жизнь? Можно жить гораздо спокойнее.

 

На следующий день ко мне приехали Севка с Эдиком, вызвали меня на разговор.

— Есть серьезное дело, — сказал Севка.

Заказное убийство

 

Заказное убийство

— Он приехал. Подтягивайтесь!

Мы моментально собрались, сели в машину и понеслись к ресторану. Ехали на трех машинах. Сашка с оружием ехал отдельно от нас.

Приблизившись к ресторану, мы поставили машины, сами пошли пешком. Сашка пошел с бокового двора, где была припрятана винтовка, а ребята, которые должны были стрелять из автоматов, — с противоположной стороны. Мы же с Севкой прошли к главным воротам.

Не доходя до них несколько метров, мы увидели, что Барон приехал на новой машине. На сей раз это был американский «Крайслер».

— Слушай, Севка, — сказал я, — нам нужно тоже поставить машину у ворот, чтобы он не рванул. Давай вернись, пригони!

Севка вернулся и подъехал на машине к воротам. Открыв капот, Севка стал ковыряться там. Я стоял рядом и пристально смотрел на ворота.

Они были наполовину открыты, и через них хорошо просматривался вход в ресторан.

 

Вдруг на крыльце появился Барон. С ним был парень с короткой стрижкой — телохранитель, и рядом — черт возьми! — ребенок лет девяти-десяти. Мне стало не по себе. Только бы ребенка не зацепили!

Я видел, как из-за забора поднимается пар от дыхания стоявших там ребят. Неожиданно оттуда высунулись дула автоматов, и раздались звуки выстрелов.

Барон с телохранителем тут же упали в снег, прижав к земле ребенка. Телохранитель быстро достал пистолет и стал стрелять в сторону забора. Барон приподнялся и пытался перебежать к машине. И вот тут я услышал два выстрела. Это стрелял Сашка.

Барон упал. Ребенок присел на корточки и громко заплакал. Телохранитель приподнялся и тоже рванулся к машине. Тут же он был сражен автоматной очередью.

Перестрелка была закончена. К телам, лежавшим в снегу, подбежал перепрыгнувший через забор Лешка и произвел контрольные выстрелы из пистолета с глушителем. Все бросились врассыпную.

Мы с Севкой сели в машину и понеслись прочь.

Долго перед моими глазами стояла эта картина — тело Барона на снегу и плачущий ребенок рядом...

В этот же вечер мы с Севкой поменяли квартиру, временно поселившись в гостинице. В вечерних новостях по телевизору сообщили об убийстве Барона.

Многие телевизионные передачи были посвящены этому убийству. Из них мы узнали, что ребенок не пострадал, только сильно напуган, в шоковом состоянии был доставлен в больницу.

Через пару дней мы сняли новые квартиры — на сей раз каждый отдельную. Севка стал жить с рыжей Тамарой. Я решил жить пока один. Мы заставили и всех ребят поменять квартиры, так как Кольку могли пытать и он мог выдать все адреса.

Мы решили, что члены бригады не должны знать адреса других. Только бригадир мог иметь эти сведения.

В подполье

 

В подполье

Вчера целый день я смотрел телевизор. В новостях передавали новые подробности убийства Барона. Кто-то из свидетелей видел меня, и по его описанию вычислили меня. Притащили мои карточки, снятые в ментовках, и показывали их. Теперь меня знает вся страна, я стал знаменитой личностью! Мне очень хочется выйти на улицу и сказать: вот видите, это — я.

Я взял в руки мобильник, хотел набрать номер... Нет, нельзя! Соблазн большой. Хочется позвонить Олесе, Алке, Людке, Ниночке... Но это слишком уж рискованно. Но очень хочется позвонить!

Сегодня должны приехать ребята, обещали привезти двух девчонок, которые постоянно тусуются в одном из ночных клубов. Девчонок ребята должны были привезти проверенных, то есть тех, которые жили с нашими пацанами и, соответственно, умели хранить тайну. До приезда их оставалось два часа.

В предвкушении того, что я увижу женское обнаженное тело и буду им обладать, мое сердце забилось чаще.

Около полуночи приехали ребята.

— Братишка, — обратился один из них ко мне, — прости, что так задержались. Вот тебе куколка, в ночном клубе выбирали. Видишь, какая хорошенькая? — И он пропустил вперед девушку лет двадцати трех — двадцати четырех, с волосами, выкрашенными в темно-коричневый цвет.

— Анжела, — кивнула мне девушка.

Я сразу впился глазами в ее большой бюст. Грудь у нее была невообразимой величины, наверное, шестой размер. А девушка действительно была хороша — модно одетая, симпатичная.

Мы немного поговорили, попили кофе. Потом мы с ней пошли в другую комнату, где был расположен мой «сексодром». Когда дело было сделано, Анжела осторожно спросила меня:

— Слушай, а правду говорят твои друзья, что ты в розыске?

Я кивнул головой:

— Правда.

— Понятно, почему ты такой голодный! Прямо сразу меня взял, без всякой подготовки!

Затем она встала, и я увидел ее тело. Грудь ее оказалась силиконовой — искусственной. У нее была неплохая фигура. Анжела выпрямилась и спросила:

— А где у вас ванная?

— Иди по коридору, увидишь. Не вилла же тут, — пошутил я.

— А ничего, — она улыбнулась, — если я прямо так пойду? Что твои друзья скажут?

— А что, они тебя раньше обнаженной не видели?

— Видели.

— А что ты меня тогда спрашиваешь?

— Тогда я так и пойду, — сказала она. — Ты меня не заревнуешь?

— Конечно, буду ревновать! — улыбнулся я.

— Я быстро!

Как только она вышла, у меня снова возникло желание обладать Анжелой, что я и сделал тут же по возвращении ее из ванной.

Афины

 

Афины

Оставаться в России и быть в розыске стало опасно. Меня переправили в Грецию. Снабдили греческим паспортом.

Афины — греческая столица — меня потрясли. И прежде всего — обилием ночных клубов, казино и прочих увеселительных заведений. Говорят, в Греции таких заведений больше трех тысяч на одиннадцать миллионов населения. В основном все они расположены вдоль набережной. Едешь на машине вдоль набережной, и там, где заканчивается яхт-клуб, стоят один ночной клуб за другим. Все они напоминали большие ангары, квадратные или овальные, усеянные разноцветными огоньками, с надписями типа «Пират-клуб», «Казино» и разными другими. Перед каждым клубом большие автостоянки. Начиная с полуночи машину практически некуда поставить. Греческие клубы очень дешевые, и греки любят оттягиваться в них. В основном там проводят время молодые.

Клубы работают по следующему распорядку. Где-то с одиннадцати до двух-трех ночи играет западная музыка, а затем начинаются греческие танцы. Греки помешаны на своей национальной музыке. Как только начинаются греческие танцы, все тут же поднимаются и пускаются в пляс. Когда я прожил немного в Греции, я тоже полюбил эту музыку. И когда я ехал на машине, предпочитал слушать именно ее.

Греческие ночные клубы практически одинаковы — сцена, где время от времени выступают какие-либо артисты или балет, и обязательно стойки, у которых исполняется так называемый топлес — когда девчонки танцуют полуобнаженными или исполняют стриптиз. В основном этим делом там занимаются наши девушки, которые приезжают с Украины и из Молдавии. Еще в Греции много румынок и албанок.

Теперь мне необходимо было выбрать кого-нибудь из них для любви. Проституция в Греции тоже находится на весьма высоком уровне. Практически все газеты и журналы пестрят объявлениями такого рода. В телефонных будках оставляются визитки колл-герлс — девушек по вызову. Один раз и я решил воспользоваться такой услугой.

Я набрал номер, указанный на листовке, и после нескольких гудков услышал приветливый голос, говоривший по-гречески. Поскольку я не знал греческого, я сразу перешел на английский.

— Do you speak English? — спросиля.

— Yes, I do, — услышал я ответ.

— I want to call girl, — с трудом подбирал я слова. — Одну минуточку, — сказал я в трубку по-русски.

Неожиданно на другом конце провода я услышал смешок и далее:

— Да говорите по-русски! Вы русский?

— Да, я русский. Я эмигрант из России, — продолжил я. — Вернее, я грек, приехал из России...

— Это не имеет значения, — перебила меня девушка. — Что вы хотите? Вы хотите девушку из России?

— Нет, нет, я не хочу из России! Я хочу иностранку! — Хотя, впрочем, какая иностранка, если я нахожусь в Греции, сообразил я.

— А какую иностранку вы хотите? — уточнил женский голос.

— Любую, только не из России.

— Из Румынии или из Албании вас устроит?

— Давайте лучше из Румынии, — решил я.

— Вы предпочитаете блондинку, брюнетку? Какой комплекции? — стала уточнять девушка.

— Мне все равно, — сказал я, — главное, чтобы она была симпатичная и темпераментная.

— Вы наши условия знаете?

— Да, да, все знаю, — сказал я, хотя для меня условия не играли никакой роли — деньги у меня были.

— Говорите адрес, куда привезти девушку.

Договорились мы о том, что к моей вилле, которую я снял недалеко от Афин, в курортном местечке, приедут две или три девушки.

До назначенного часа у меня было время, и я стал готовиться к приему. Ребята, которые жили со мной в качестве охранников, были удивлены, что я выбрал иностранку.

— А чего ты русскую не хочешь? — спросил один.

— Дурак, — ответил я, — ничего ты не понимаешь! Русская приедет — опять начнется: откуда ты, зачем, почему приехал, где жил в России... Тысячи ненужных вопросов! Ты что, не знаешь наших? А эта... Я не понимаю ее языка, и она не понимает русского. Все в порядке, — сказал я, наивно полагая, что румынка уж точно не знает русского языка. — Спокойно, без слов, занимайся своим делом! Получил свое — до свидания. Удобно и хорошо! К тому же экзотика — попробую хоть раз, как иностранки трахаются!

Ребята посмотрели на меня с завистью.

 

В назначенное время мы спустились в начало улицы, где было условлено место встречи. Машина с девочками представляла собой четырехместный «Опель-Вектра», который подъехал точно в назначенное время. Я подошел. Мужчина, вероятно, выполнявший сразу роль водителя, телохранителя и сутенера, поздоровался со мной по-гречески, назвав мою вымышленную фамилию, под которой я вызвал девушек. Я кивнул ему.

— Выбирайте, мистер, — сказал он мне.

Я посмотрел на девушек. В салоне сидели двое. Вероятно, одна из них была албанка, другая — румынка. Я показал на девушку с темными волосами, худощавую, с симпатичным лицом.

— О'кей, — сказал водитель и показал мне на часы, говоря, что время пошло. Тут же он протянул мне ладонь, что означало — давай деньги. Я вытащил бумажник, отсчитал нужную сумму в драхмах (греческая валюта) и передал водителю. Он похлопал меня по плечу.

Мы с девушкой вошли в ворота и сразу направились к бассейну. У меня было любимое место рядом с водой. Там было несколько лежаков, фонари, подсветка в бассейне создавала атмосферу уюта. Мы сели за столик. Там уже стояли пиво, кола, греческий коньяк и мартини. Мы показали девушке на столик — выбирай что хочешь. Она налила себе немного мартини, выпила, потом бесцеремонно подошла к магнитофону, стоящему недалеко на столике, и включила его. Послышалась греческая музыка.

Девушка плавно сбросила с себя шаль, лежавшую у нее на плечах, и начала извиваться в медленном танце. Это была прелюдия.

Я сидел и внимательно смотрел на ребят. Они наблюдали за происходящим вытаращенными глазами. Для них это был настоящий спектакль.

— Вот видишь, какой у них сервис? — обратился я к одному парню. — Сначала они тебе показывают, на что они способны, — стал я комментировать поведение румынки.

— А затем, — усмехнулся парень, — она тащит тебя в кровать и трахает по полной программе!

Мы засмеялись. Румынка, вероятно, поняла, что мы говорим о ней, и тоже стала улыбаться.

Наконец танец кончился. Она стала садиться к каждому из нас на колени, что-то говоря по-румынски. Наконец, поняв, что старшим в этой группе являюсь я, она подсела ко мне. Я взял ее за руку и повел в спальню.

— Как тебя зовут? — спросил я девушку по-русски.

Румынка назвала мне имя, которое я тут же забыл.

Потом она медленно стала раздеваться, подошла ко мне и так же медленно стала снимать с меня одежду. Вероятно, это доставляло ей большое удовольствие. Затем мы с ней упали в кровать.

Румынку я гонял в течение тридцати-сорока минут. Она стонала, иногда выкрикивала слова на румынском, на английском, на греческом. А в конце сказала по-русски, улыбаясь:

— Хорошо, хорошо!

«Видимо, были у нее клиенты из России», — подумал я.

Когда румынка пошла в душ, я вышел к бассейну. Ребята смотрели на меня с любопытством.

— Ну как, Серега? Как румынка? — спросили они.

— Попробуйте сами, — сказал я. — За все уплачено.

— Нет, ты скажи!

— Да все как обычно. Женщина как женщина. Баба есть баба. У всех все одинаково — что румынка, что албанка, что русская...

Но меня уже никто не слушал. Один из пацанов бежал в душ, где была румынка...

 

Шло время. Я использовал его для познания города и обычаев греческого народа. Вечерами на вилле было нечего делать. Сидеть и смотреть телевизор надоело. Тем более что в вечернее время Афины были очень интересным городом. Всюду бурлила жизнь. Все кафешки, бары, ресторанчики, пабы были забиты народом. Все сидели, не спеша пили либо легкое греческое вино, либо пиво, многие — кофе, оживленно разговаривали друг с другом.

К этому времени мы приобрели очень дорогой мотоцикл — «Харлей-Дэвидсон» и вдвоем с кем-то из ребят выезжали в город. Один же обязательно оставался на вилле в качестве охранника.

Вскоре мы узнали, что в Афинах есть так называемая «улица красных фонарей». Она располагается между набережной и въездом в город. На ней расположено несколько гостиниц, стоит большой ипподром, на котором днем любят ездить на лошадях греческие аристократы. Эта улица представляет собой просторный проспект, по обе стороны которого стоят, прохаживаются или сидят в машинах проститутки.

Однажды мы решили снять одну из них. Услуги таких проституток стоили от ста до двухсот долларов. Всегда при этом можно было поторговаться, и ту, которая просила сначала сто пятьдесят, можно было снять за сто двадцать — сто тридцать. Конечно, это переводилось в греческую валюту.

Мы медленно ехали на мотоцикле и наконец остановились возле одной симпатичной девушки. Она была высокого роста, эффектная. Я сразу сказал пацану:

— Сейчас мы с ней договоримся, ты ее сажай на такси, а я поеду на виллу. Там и встретимся.

Парень слез с мотоцикла и начал ловить такси. Я подошел к ней и сказал по-английски:

— Good evening, miss!

Она кивнула мне и что-то пробормотала в ответ по-гречески, вероятно, тоже приветствие. После этого я спросил:

— How much?

Девушка назвала мне цифру по-английски, но я ее не понял — не так уж хорошо я знал английский. Тогда я, с трудом подбирая английские слова, попросил:

— Repeat once more, please! (Повторите еще раз, пожалуйста!)

Поняв, что я плохо знаю английский, девушка быстро достала из сумочки губную помаду и написала на листке: «150».

— O'key, — сказаля. — Sit to the car, please! (Садитесь в машину, пожалуйста!)

В машине нас уже ждал мой приятель.

— This is my friend, — сказал я, объясняя, что это мой товарищ. Девушка кивнула. Она села в машину, я на мотоцикл, и мы поехали.

Не успели мы проехать несколько шагов, как я увидел, что такси, которое ехало позади меня, начало мигать мне фарами. Я притормозил. Из машины выскакивает парень и хохочет в голос.

— Что ты смеешься? — удивился я. — Что случилось?

— Иди посмотри на нее! Ты сейчас упадешь!

Я подошел к машине, ничего не понимая. Подхожу. Девушка сидит улыбается.

— Посмотри на нее внимательно! — продолжает мой спутник.

Смотрю. Черные волосы, хорошая косметика, длинные брови, подведенные глаза — ничего особенного...

— Ты это... Посмотри, что у нее под юбкой-то! — заливается парень.

— А что смотреть?

— Нет, ты попробуй! — подталкивает он меня рукой к машине.

— Ладно, что ты себе позволяешь? — одернул я его. Но тот еще громче засмеялся и обратился уже к девушке:

— Скажи, скажи ему, кто ты!

Девушка кокетливо улыбнулась и сказала:

— I'm not girl, I'm a boy.

— Что?! Парень?

— Конечно! Он же мужик! — давился смехом мой спутник. — Понимаешь? Ты снял педика!

Мне уже и самому стало смешно.

— I am sorry, I am sorry, — сказал я, достал деньги и протянул ей, вернее, ему, двадцать долларов.

Мы с парнем отъехали несколько метров на мотоцикле, остановились и стали хохотать.

— Ты представляешь, что могло бы быть? — не унимался мой спутник.

— А что могло быть?

— Представь себе — входит в душ, ты смотришь, и...

 

Так закончилось одно из наших приключений.

Но вскоре мы стали пользоваться услугами такого рода в одном ночном клубе, назовем его условно «Пират».

В «Пирате» мы познакомились с русскими ребятами, точнее, с понтийскими греками, выходцами из России. Некоторые из них приехали из Казахстана, кто-то из Грузии, кто-то из других мест. Но все они уже были полноценные греки, имели греческое гражданство. Они весьма любезно приняли нас в свою компанию. Мы уже многих знали.

«Пират» обслуживала в основном бригада молдаванок и украинок, которые приехали в Грецию по вызову, на сезонную работу в ночные клубы. Формально они числились подавальщицами, официантками или работниками балета. На самом деле оказывали интимные услуги, делясь заработком с греческими сутенерами.

Скоро мы стали снимать девчонок из Молдавии и Украины. Но привозить их к себе на виллу мы пока еще не решались — соблюдали конспирацию. Поэтому мы снимали номер в гостинице на ночь — а таких маленьких гостиниц в предместьях Афин было полно, и к тому же кончился сезон, наступала осень, — и, сняв номер на ночь за двадцать-тридцать долларов, мы использовали его по полной программе.

Помимо сеансов «сексуальной терапии» мы получали и часы общения с нашими соотечественниками. Теперь мы уже знали, каким способом они попадали в Грецию. Все происходило добровольно. Девушки знали, на что они идут. Что она могла заработать в небольших городах Украины или Молдавии, или даже в столицах, где очень высок уровень безработицы и оклады настолько низкие, что жить очень трудно? А тут хотя она и получает только половину или даже треть заработанной суммы, все равно цифра получается довольно внушительная. Никакого рабства, о котором писали газеты, не существует. Нет, конечно, предприниматели, как мы поняли, отбирали у девушек документы, чтобы те их не кинули, так как они уже вкладывают в них деньги — и стоимость билета, и подъемные, и аренда номера в гостинице. Но это делалось только с целью сохранения своих денег.

Между тем у девушек существовали определенные проблемы. Дело в том, что греки давно распознали, что существует русская проституция, и всячески с этим боролись. С каждым годом проблема въезда в Грецию для женщин становилась все серьезней. Если женщина каким-то образом попадала на компьютер — все, дорога в Грецию была ей закрыта, ее даже из аэропорта не выпускали. Поэтому мы не раз, когда летали в Россию и в другие страны, видели, как проверяли русских женщин до тридцати лет в аэропортах, как проверяли наличие денег в их кошельках, что являлось очень унизительной процедурой.

Естественно, девушки интересовались и нами — откуда мы приехали, что мы тут делаем. На все вопросы мы отвечали уклончиво, соблюдая меры предосторожности. Но потом, когда прошел год, мы потеряли бдительность.